КАЛЕФ НОЭЛЬ. ЛИФТ НА ЭШАФОТ. Детектив

Adminos Проза 18 апреля 2011 Рейтинг: 0 Голосов: 0 6165 просмотров

Глава VII

 

 

С помощью перочинного ножа Жюльену удалось вывинтить одну плитку из пола. Он приподнял ее, дрожа от нетерпения. Во всех кабинах существует выход к проводам и тросам. Жюльен долго ощупывал потолок кончиками пальцев, но ничего не обнаружил. Значит, выход находится в полу.

 

Удача: люк прямо под этой плиткой! Жюльен, не помня себя от радости, обследовав его контуры, нащупал ручку и потянул на себя. Крышка люка поддалась. В кабину проник сыроватый воздух.

 

Встав на колени, наклонившись вперед, опираясь на одну руку, Жюльен другой рукой шарил в пустоте, в надежде обнаружить тросы, по которым он сможет опуститься на первый этаж. Безрезультатно. Он упорно искал, лежа на животе, просунув все плечо в отверстие. Напрасно. Он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы не впасть в истерику. Тросы, наверное, шли вдоль стен, до которых он не мог добраться.

 

Он на мгновение прикрыл в темноте глаза. Оставалось единственное решение: повиснуть на руках и раскачиваться, пытаясь достать до стены ногами… Зацепить тросы и подтянуть их к себе.

 

Надежда вырваться на свободу даже ценой собственной жизни вдохнула в него новые силы. При свете зажигалки он попытался осмотреть колодец.

 

Темная бездонная дыра, которую крошечный огонек скорее делал еще чернее, чем освещал. У него вырвался крик. Он знал, что ничего не сумеет сделать, у него не хватит физических сил. Весь дрожа, он откинулся назад и рассмеялся нелепым смехом, который стены колодца возвратили ему насмешливым эхом.

 

 

 

 

 

«Фрегат» остановился перед слабо освещенной вывеской: отель-ресторан «Сиреневая роща».

 

– Это тебе подходит? – спросил Фред.

 

Погруженная в свои мысли, Тереза вздрогнула:

 

– Что именно?

 

– Ну, провести уик-энд здесь, в корчме «Сиреневая роща», раз уж она так называется. По мне, она выглядит неплохо…

 

Через запотевшее стекло Тереза с трудом разглядела железную решетку. Ей не хотелось выходить из машины.

 

– Закрыто, – заметила она.

 

– Ты ничего не понимаешь. В таких заведениях принимают посетителей круглый год. Ну, пошли.

 

Он хотел открыть дверцу. Тереза его остановила:

 

– Фред! Погоди… А если мы просто вернемся?

 

От удивления и возмущения юноша широко раскрыл глаза:

 

– В самом деле! Это все, что ты придумала? Вернуться? И куда потом?

 

– Мы могли бы провести уик-энд у меня.

 

– Спасибо! В мансарде.

 

– А завтра пошли бы в кино.

 

– На какие деньги?

 

– Хорошо… А здесь… чем ты заплатишь?

 

– Еще есть время до завтрашнего вечера. Не думай же постоянно о будущем.

 

– Фред… Please…[3 — Пожалуйста _(англ.)_.]

 

Он засмеялся:

 

– Какая ты глупая. Никогда не надо бояться. Верь мне. Я придумаю что-нибудь.

 

– Что?

 

– Да что с тобой такое?

 

– Я боюсь, Фред.

 

Это признание заставило его замолчать. Потому что он тоже боялся. Но он не мог в этом признаться. Это значило бы принять условности обывательской респектабельности. Он не слишком убедительно успокоил ее:

 

– Послушай! Я позвоню папе. Он пришлет чек, чтобы избежать скандала.

 

Аргумент, казалось, не успокоил Терезу.

 

– И потом, у нас могут быть неприятности из-за машины.

 

Это замечание поразило Фрэда. Он поднял бровь, что являлось признаком глубокого раздумья.

 

– Да, правда. Хорошо, сейчас я в два счета все организую. В таких случаях есть элементарные меры предосторожности.

 

Оглядевшись, он заметил на заднем сиденье аккуратно сложенный плащ и шляпу. Его лицо просияло.

 

– Ну вот, все в порядке. Главное, чтобы потом в случае чего нас не могли узнать. Понимаешь? Значит, так, ты набросишь на голову мою куртку… якобы из-за дождя. А я буду неузнаваем в плаще и шляпе этого типа… Остается только избегать яркого освещения. Подожди…

 

Он порылся в отделении для перчаток, обнаружил там револьвер и, смеясь, стал размахивать им.

 

– А это на тот случай, если хозяин заведения попробует хитрить!

 

– Фред, умоляю, положи его на место… Не трогай!

 

– О ла-ла! – воскликнул он недовольно, кладя оружие на место. – Ты у меня храбрый заяц. И пошутить уж нельзя. Ну пошли и… осторожно!

 

Хлопнули дверцы машины. В окне дома шевельнулась занавеска, потом дверь открылась, и по гравию зашуршали шаги. Дождь перестал. Но было свежо, а с веток еще капало. Хозяин гостиницы не удивился, увидев закутанных автомобилистов.

 

– Вы вовремя! – воскликнул он вместо приветствия. – У нас натоплено.

 

– Будьте любезны перегнать машину во двор, – сказал Фред, изменив голос.

 

В холле гостиницы было уютно: кресла, низенькие столики, на возвышении касса, за которой хозяйка, полная веселая женщина, раскладывала счета. Она улыбнулась во весь рот:

 

– Господа, дамы! Какая погода, подумайте… Ну вот завтра увидите… какое будет солнце… Прогноз…

 

Она замолчала. Вновь прибывшие влетели в помещение как угорелые, и это ее насторожило. Чуть приподнявшись, она осведомилась:

 

– Что угодно?

 

Фред толкнул Терезу локтем. Она робко сказала:

 

– Комнату, на уик-энд.

 

Благополучно добравшись до лестницы, где было темнее, они почувствовали себя свободней и держались более непринужденно. Дежурная улыбка вновь появилась на круглом лице хозяйки.

 

– Ах! Понимаю. – Она игриво погрозила пальцем и добавила материнским тоном: – Свадебное путешествие, держу пари!

 

– Угадали, – произнес Фред.

 

На пороге появился хозяин:

 

– Дай им восьмую комнату, Матильда, она готова… Я ставлю машину, месье.

 

Он исчез в темноте. Его жена зажгла керосиновую лампу, стоявшую на кассе, и пояснила:

 

– С электричеством неполадки на втором этаже. Но, как вы сами видите, на этот случай у нас все предусмотрено… для романтических путешествий… Этот свет придает прелесть… Надеюсь, вас это не смущает?

 

– Нет, – сказал Фред. – Вы правы. Так куда романтичней.

 

Терезе он подтвердил свои слова, подмигнув и подняв большой палец. Поднимаясь по лестнице впереди них с лампой в руке, женщина продолжала говорить:

 

– Если б не это, я бы вас поселила с нами на первом этаже. Сейчас, конечно, народу мало, не сезон. Но зато вы будете как сыр в масле кататься… А хозяин сам готовит, знаете… Все очень просто, он был шеф-поваром в парижских больницах…

 

Она шла по коридору, вдоль которого располагались комнаты.

 

– И натоплено. Вы мне скажете, хорошо ли. Кстати, вы обедали? Хотите, я принесу вам что-нибудь?

 

– Да, чай, – сказала Тереза.

 

– С тостами, маслом и сыром, – добавил Фред.

 

– И мармеладом! – закончила хозяйка. – Интересно, с тех пор как нынешние молодые люди решили худеть, они всегда вместо обеда съедают завтрак. Сейчас я вам все принесу… Ну вот, вы пришли.

 

Открыв дверь номера восемь, она вошла первой и поставила лампу на камин. Фред и Тереза вошли за ней, держась спиной к свету. Комната была просторная, обставленная скромно, но со вкусом. Очень низкая и широкая кровать с покрывалом из кретона, перекликающимся со шторами и занавеской, за которой находились умывальник и биде. Огромный шкаф, который постояльцам, вероятно, редко удавалось заполнить. Стол, два стула, большое вольтеровское кресло с отломанными подлокотниками.

 

– Подойдет? – приветливо осведомилась хозяйка.

 

Тереза в восхищении сложила руки:

 

– Очень хорошо. Спасибо, мадам:

 

– Тем лучше. Тогда я вас оставлю, мои голубочки. Пойду приготовлю чай и тосты… и принесу вместе с регистрационными карточками, которые вы заполните, не правда ли? О, это, разумеется, нужно не для нас…

 

– Не стоит, – отрезал Фред. – Вы их сами заполните…

 

– Как вам будет угодно… В нашем деле корректность – необходимое условие, вы понимаете… Ну и знание людей тоже, как же… Сразу видно, что вы и мухи не обидите… даже це-це… – Она засмеялась, но, не встретив поддержки, продолжила: – Но вот полиция, вы не представляете, сколько беспокойства…

 

Фред смотрел на Терезу, незаметно улыбаясь. Затем медленно и отчетливо произнес:

 

– Месье и мадам Жюльен Куртуа. Париж, улица Молитор, сто восемнадцать.

 

Девушка едва сдержала крик. К счастью, хозяйка уже была у дверей.

 

– Месье Жюльен Куртуа и мадам. Прекрасно. Я быстро, хорошо?

 

Она вышла, закрыв за собой дверь. Они остались одни. Фред без церемонии скинул плащ и с ногами прыгнул на кровать.

 

– Вот сработано! Прямо как по маслу!

 

Он лег на спину.

 

– Ну? Скажи что-нибудь! Устроил я все или не устроил? А? Я настоящий ас, да или нет?

 

Тереза слегка расслабилась и, повеселев, смотрела на него. Она думала: «Какой он ребенок!» В то же время его находчивость, его ум вызывали у нее восхищение. Он протянул к ней руки:

 

– Мы чмокнем нашего маленького гения?

 

Она тихонько приблизилась, чувствуя себя не очень спокойно из-за незапертой двери; Фред упрекнул бы ее за это. Как только она подошла достаточно близко, Фред схватил ее за руку, притянул к себе и жадно поцеловал в губы. Она не сопротивлялась. Руки Фреда забрались под свитер. Тереза выгнулась:

 

– Фред! Милый…

 

Вдруг он вскочил, оставив Терезу, и прислушался. С улицы доносился неровный шум мотора: хозяин гостиницы явно неумело обращался с «фрегатом».

 

– Он поломает мою машину!

 

Руки Терезы прикасались к его затылку. Он глубоко вздохнул и вернулся к ее губам. Она застонала от наслаждения. Фред на секунду отстранился, чтобы потереть нос. Как всегда, когда он испытывал желание, у него защекотало в носу. Он вновь обнял Терезу, и черты его юного лица изменились, придав ему ненадолго выражение мужественности. Тереза открыла глаза, чтобы видеть Фреда: она особенно любила его вот в эти мгновения, когда он становился мужчиной.

 

Внизу хозяйка гостиницы расставляла на подносе чашки.

 

– Вытирай ноги, Шарль, – сказала она мужу, который появился на пороге, – всю грязь принесешь мне из сада. Скажи, ты не посмотрел случайно табличку с именем владельца, пока ставил машину?

 

– Посмотрел, – проворчал тот с мрачным видом. – Жюльен Куртуа.

 

– Все в порядке. Так он и назвался. Но лишний раз проверить… не так ли? Чем ты недоволен?

 

Он подошел к ней, хмурясь.

 

– Так нам было хорошо, спокойно…

 

– Жалуйся! Мы покроем недельные расходы.

 

– Если б еще быть уверенным, что у них есть чем платить.

 

– У него машина. С пустыми руками не останемся.

 

Она налила в чайник горячей воды. Шарль взял тост и с невозмутимым видом намазал его маслом.

 

– Отлично придумали эти тосты. Можно весь черствый хлеб использовать…

 

Матильда отодвинула поднос от него подальше и строго сказала:

 

– Не ешь все. Оставь им немного.

 

– Не беспокойся. – Он задрал голову к потолку. – У них есть чем заняться, кроме жратвы, не думай.

 

– Какой ты испорченный. Ну откуда ты знаешь?

 

– Ты так поставила лампу, что видны их тени.

 

– Да? Поэтому ты задержался на улице, держу пари. Старая свинья! Не волнуйся. У нее молодой, тебе там делать нечего.

 

Он пожал плечами, пробормотал, проглотив последний кусок:

 

– Так или иначе, она замужняя.

 

– Может, ты и ошибаешься, – загадочно прошептала Матильда. – Ставлю кроличью шубу, которую ты мне собираешься купить, против твоего воскресного галстука, что она ему не жена. Ты разве не видел, какой у них вид? Как у заговорщиков!

 

– А мне что за дело?

 

Он потянулся за вторым тостом, но жена шлепнула его по руке.

 

– Хватит, я сказала.

 

Взяв поднос, она направилась к лестнице. Шарль с рассеянным видом машинально хлопнул ее пониже спины. Она засмеялась, стараясь ровно удержать поднос:

 

– Дурак! Это молодежь так на тебя действует?

 

 

 

 

 

– Фред, Фред, ты меня любишь?

 

В голосе Терезы слышалась тревога. В кои-то веки Фред не думал важничать. Черты его лица смягчились, и оно казалось чистым и удивительно юным. Он несколько раз утвердительно наклонил голову. В дверь постучали.

 

– Можно войти? – спросила Матильда через дверь.

 

Тереза заметалась:

 

– Одну минутку, сейчас…

 

Обнаженная, она спрыгнула с кровати, схватила плащ и надела его в рукава, пока Фред приводил себя в порядок.

 

– Войдите.

 

Хозяйка вошла в комнату с крайне деликатным видом. Тереза чувствовала себя очень неловко и сочла нужным объяснить:

 

– Мы расположились поудобней, видите… моя одежда намокла…

 

Вдруг она вспомнила наставления Фреда и отвернулась, чтобы потом ее нельзя было узнать. А Фред, растянувшись на кровати, прятался за подушкой. Но у Матильды были другие заботы. Она незаметно разглядывала белье Терезы, разбросанное по комнате. Поставив поднос на стол, она изобразила на своем лице ласковое выражение, свойственное немолодым людям, которые хотят скрыть свою зависть к чужой молодости.

 

У дверей она оросила на них взгляд сообщницы и скатилась вниз по ступенькам.

 

– Шарль! Ну что я тебе говорила?

 

– Я уже не помню. – Он удивленно обернулся.

 

– Она ему не жена.

 

– Это она тебе сказала?

 

– Нет, но я видела ее белье. Она бедна, эта малышка. Если бы ты видел ее комбинацию… А он, все-таки имея такую машину, должно быть, с деньгами! И к тому же… лифчика не было.

 

– Ну и что? – удивился Шарль.

 

– А то, – отрезала Матильда, – что все замужние женщины носят лифчик. Это наверняка его подружка. Не жена.

 

 

 

 

 

Фред набросился на тосты.

 

– Ты меня любишь? – вновь спросила Тереза.

 

Он посмотрел на нее улыбаясь. Хрупкая фигурка в чересчур просторном плаще, грустные глаза – у нее был вид потерянной собачонки.

 

– Всему свое время. Ешь, – сказал он.

 

– Мне не хочется.

 

Она чувствовала себя несчастной, хотела, чтобы ее приласкали, и не осмеливалась дуться. С Фредом всегда так. Она наполнила чашку, и он осушил ее одним глотком. Потом положил на тост сыр, намазал мармеладом и начал жадно есть.

 

– Чтобы любить тебя, я должен вначале восстановить силы, – сказал он.

 

Она еле улыбнулась. Развязность и самоуверенность Фреда всегда ее сковывали. Он поставил чашку, а Тереза взяла его руку, прижалась к ней губами, нежно потерлась щекой.

 

– Смешная ты, – констатировал он, довольный собой. – Надо признать, что в тебе нет этой британской флегматичности. Страсть выплескивается из тебя, как пена из кружки, торопливо наполненной пивом…

 

Он задумался, не донеся свой тост до рта.

 

– Что, старушка, неплохой образ, а?.. Пена из кружки, торопливо наполненной… А тебе не нравится?

 

Она попыталась подыграть ему, но сердце было с разумом не в ладу. Он вспылил:

 

– Ну что еще? В чем опять дело?

 

– Ни в чем, Фред, уверяю тебя.

 

– Тогда почему ты дуешься? Что ты себе воображаешь! Стараешься тут для нее… Да, да, не спорь. Ты что думаешь, это мне нужно? Я-то предпочел бы провести уик-энд в размышлениях. Я все это сделал для тебя. Я краду тебе машину, устраиваю отдых за городом…

 

Она любила, когда он сердился. Бог знает почему, гнев считается истинно мужским проявлением характера. Сама того не замечая, она, не вынимая руки из кармана плаща, гладила свой живот. Повинуясь некоему подсознательному ходу мысли, она робко прервала Фреда:

 

– Ты думаешь, мы скоро сможем пожениться?

 

Он допивал вторую чашку чая и поперхнулся:

 

– Ну и вопросы у тебя! Я-то откуда знаю?

 

Она упорствовала, подойдя к нему ближе:

 

– Но ты меня любишь! Ты ведь сказал, что хочешь на мне жениться!

 

Он взял в рот кусок побольше, чтобы дать себе время подумать. Он не мог ударить в грязь лицом перед единственным существом, воспринимающим его всерьез. Тереза уселась по-турецки в вольтеровском кресле. Фред одновременно покончил с размышлениями и тостом. Он принялся расхаживать по комнате, размахивая руками. Его тень плясала на стене, становясь больше по мере того, как он удалялся от лампы.

 

– Это неслыханно! Тут посвящаешь свою жизнь тому, чтобы разрушить до основания буржуазное общество, не оставив камня на камне. А ты мне говоришь о женитьбе… Ты, значит, не способна хоть иногда подчинить свои интересы общественным?

 

В сущности, ему совсем не хотелось сердиться, а Тереза была такая хорошенькая… Он пожал плечами, присел рядом и провел тыльной стороной ладони по ее коленям.

 

– Впрочем, какое это для тебя имеет значение? Ты разве не счастлива вот так?

 

– Счастлива, Фред. Есть лишь одна вещь…

 

– Брось! Думай о нас. Мы здесь, вместе…

 

Голос Фреда стал хриплым, рука на колене Терезы делалась все тяжелее. У Терезы кружилась голова, но она старалась устоять. Он продолжал говорить, не без притворства: если он хотел почувствовать себя взрослым, надо было, чтобы Тереза разделяла его желания, а он знал, как одурманивающе действовали на нее его слова. Но напряжение не оставляло девушку, тогда Фред прибегнул к средству, которое назвал про себя «ускоренный процесс»: он склонился к Терезе и прильнул к ее губам. Обычно она теряла голову от поцелуя. Но на этот раз она высвободилась и с отчаянием в голосе повторила свой вопрос:

 

– Фред! Ты женишься на мне?

 

– Разумеется, – ответил он поспешно. – Мы же договорились?

 

Он пытался обнять ее, насильно поцеловать, чтобы сломить это неожиданное сопротивление.

 

– Хоть это и мещанство? – упорствовала Тереза, отступая перед его натиском. – Фред, ответь мне ясно… Ты меня не бросишь?

 

Но это было уже слишком для его тщеславия. Он принял гордый вид:

 

– Ответить тебе ясно в данных условиях – это значит унизить свое достоинство. Послушай меня хорошенько, Тереза, потому что сама ты в этом никогда не разберешься. Когда речь идет о совести, мы друг другу ничего не должны!

 

Он съел кусочек тоста и продолжил:

 

– Мы квиты. Я получал наслаждение с тобой. Но и ты тоже. Ты не можешь утверждать обратное. Вот что касается совести.

 

Тереза была прелестна; в плаще, приоткрывшемся на груди, она внимательно слушала, слегка наклонив голову, силясь понять. Фред схватил ее за руку, поцеловал в ладонь.

 

– Разумеется, я женюсь на тебе, хотя б для того, чтобы позлить папу.

 

– Ты обещаешь мне это, Фред? Клянешься?

 

Он вытаращил глаза:

 

– Да что с тобой, Тереза?

 

Просветлев, она улыбнулась. В ее глазах блестели слезы радости.

 

– Я беременна, Фредди.

 

Он застыл, разинув рот. Руки у него опустились. Теперь она, соскользнув с кресла на ковер, прижалась к нему.

 

– Я такая слабая, Фредди… Еще такая мещанка… Это не моя вина, но… У меня никогда не хватит мужества самой воспитывать его…

 

 

 

 

Глава VIII

 

 

В прихожей квартиры на улице Молитор Женевьева, опустошенная, застыла в неподвижности, как парусник в безветрие, утративший способность двигаться. Она с подавленным видом посмотрела на брата. Жорж запыхался и тяжело дышал. Жестом он велел горничной удалиться, тяжело опустился на стул.

 

– Ну, – сказал он, – теперь ты убедилась? Его нет… Ты сама уверилась…

 

Она хотела сказать «да», но не смогла. Слова застревали в горле. Жорж в раздражении отвернулся.

 

– Стоило нестись за мной по лестницам как сумасшедшей, будоражить моих соседей под тем предлогом, что он за это время, наверное, вернулся. Подумать только, что я послушал тебя.

 

Он с трудом поднялся:

 

– Спокойной ночи, Женевьева. Постарайся уснуть.

 

Она нагнала его у двери:

 

– Ты уходишь?

 

Жорж кивнул:

 

– Пойду домой, прилягу. Чувствую себя неважно… – Он пальцем указал на сердце…

 

– Я думала, ты хочешь…

 

– Набить ему морду? Да, в какой-то момент, в приступе гнева. Но предпочитаю позаботиться о своем здоровье…

 

Ему стало жалко сестру, и он попытался улыбнуться:

 

– Не переживай так, дорогая, завтра утром вы помиритесь и…

 

Увидев, как лицо Женевьевы исказилось от ярости, он замолчал. Она с трудом произнесла слова:

 

– Никогда! Слышишь! Никогда! Если б он еще сейчас был дома. Но так поступить! Я никогда не прощу ему! О! Не бросай меня, Жорж, не оставляй одну, умоляю. Вспомни, ты обещал папе, что будешь заботиться обо мне…

 

– Но я не оставляю тебя одну…

 

– Признайся, что ты мне не веришь, признайся… – торопливо продолжала Женевьева.

 

– Да нет же, я верю… ты разведешься. Ну хочешь, в понедельник мы пойдем к моему адвокату?

 

– Нет! За то, что он сделал тебе…

 

Не дожидаясь ответа, она бросилась в спальню, стала выдвигать ящики небольшого секретера, разбрасывая вокруг бумаги.

 

– Что ты ищешь? – спросил Жорж, присоединяясь к ней.

 

– Его бухгалтерские книги. Настоящие. В ЭКСИМ все подделано из-за налогов, из-за тебя, из-за всех, кого он надувал.

 

Жорж, слегка обеспокоенный, хмурясь, стоял на пороге. Она протянула ему три толстых блокнота:

 

– На, возьми и посмотри.

 

– А зачем ему потребовалось записывать все свои махинации? – спросил он недоверчиво.

 

Она расхохоталась:

 

– Ах! Бедный мой Жорж, ты слишком наивен. Чтобы лучше разбираться! Он так запутался в своих доходах и тратах! Он даже не знал, у кого лучше занять денег! По вечерам он читал мне все это, чтобы я посмеялась.

 

Увидев страдание на лице брата, она опомнилась:

 

– Но не над тобой, клянусь. Над тобой мы никогда не смеялись, Жорж. Я бы этого не позволила.

 

Она бросилась к нему в объятия.

 

– Ты знаешь, как я люблю тебя, Жорж, как ты мне дорог. Не оставляй меня на милость этого мошенника. Когда-нибудь он убьет меня. Он на это способен…

 

– Ну, ну, не теряй голову, Жину…

 

Он осторожно гладил ее по волосам, разрываясь между желанием обрести покой и нежностью к сестре. Разрушительная сила, овладевавшая Женевьевой, пугала его. Позже она наверняка во всем раскается.

 

– Послушай меня. Утро вечера мудреней. Поговорим в понедельник. До тех пор ничего нельзя сделать. Если ты по-прежнему будешь настаивать, мы потребуем развода, а… пока убери все. – Он протянул ей блокноты, которые она отказалась взять назад. – Убери, чтобы он даже не знал, что я видел их…

 

Женевьева сделала огромное усилие, чтобы говорить спокойно, и ей это удалось:

 

– Ты думаешь, у меня очередная истерика. Не заблуждайся. Посмотри. Повторяю, прекрасно отдавая себе во всем отчет: я не передумаю. Я сама желаю оказаться перед свершившимся фактом. И поэтому отдаю тебе всю его бухгалтерию. Надо, чтобы его арестовали.

 

– Очень тебе это поможет.

 

– Это поможет при разводе.

 

Жорж похлопал ее по щеке:

 

– Эх ты, наивный человек. Тот факт, что ты замужем за мошенником, еще не достаточен, чтобы аннулировать брак. Одно с другим не связано. Надо доказать, что он тебе изменяет.

 

– Значит, пойдем и поймаем его на месте преступления.

 

– Куда?

 

Она задумалась, покусывая пальцы.

 

– Он, должно быть, на Монмартре. Идем туда.

 

Жорж беспомощно развел руками:

 

– Не мы должны его застать, а полицейский комиссар.

 

– У меня идея. А что, если я заявлю в полицейский комиссариат об исчезновении моего мужа?

 

Бедный Жорж присел на край кровати, взял сестру за руку и привлек к себе.

 

– Это что, серьезно насчет развода?

 

– Да, Жорж.

 

– Подумай хорошенько, моя маленькая Жину. Потому что, если ты действительно хочешь развестись, я возьмусь за это дело серьезно. До сих пор я всегда щадил Жюльена ради твоего счастья. Если же ты говоришь, что не хочешь больше жить с ним, я буду планомерно действовать, чтобы избавить тебя от него.

 

– Я настаиваю, Жорж. Я хочу, чтобы ты разоблачил его, упрятал в тюрьму.

 

– Договорились, – сказал он, поднимаясь. – Идем.

 

Она тут же забеспокоилась:

 

– Куда?

 

– Твоя идея прекрасна. Ты заявишь об исчезновении мужа. Его начнут искать, и, если найдут в обществе какой-нибудь девицы, показаний инспекторов, быть может, будет достаточно. Зная номер его машины, все это должно быть несложно.

 

– А это? – Женевьева указала на блокноты.

 

– Я подам жалобу в понедельник утром.

 

– Нет, сейчас же. Ты слишком добр, Жорж, ты жалеешь его, а он этого не заслуживает.

 

– Возможно. Но даже если я вдруг пожалею его, то все равно уберу с твоей дороги, раз я принял решение. Если понадобится, вопреки тебе. У тебя есть еще время сказать «нет», еще ничего не сделано.

 

Она избегала его взгляда.

 

– Бросим все это? – предложил он.

 

Женевьева посмотрела на него глазами, полными слез. Он прочел в них растерянность, и сердце его сжалось.

 

– Хочешь, поговорим обо всем еще раз завтра утром?

 

– А что ты будешь делать теперь?

 

– Я уже сказал: пойду лягу.

 

– А я?

 

– Не знаю, малышка…

 

Она тут же приняла решение:

 

– Нет, Жорж, мы ничего не бросаем, не оставляй меня.

 

Он засунул блокноты в карман пальто и потянул сестру за собой:

 

– Идем в комиссариат. Скажешь, что твой муж сегодня вечером не вернулся домой. Расскажешь, что вы по телефону договорились о встрече. Но смотри не говори, что видела, как он уехал на машине.

 

– Да, хорошо.

 

Они вышли из дома, держась за руки, как в те времена, когда маленькая Женевьева шагала рядом со своим старшим братом.

 

 

 

 

 

Людям бесхарактерным, слабым упрямство иногда заменяет волю. Жюльен решил рискнуть. Он спустится по тросам. Воспоминания о школьных успехах на уроках физкультуры придавали ему храбрости. Преподаватель часто ставил Жюльена в пример, когда дело касалось упражнений на канате.

 

Снимая пальто, Жюльен все же повернулся спиной к зияющему отверстию. Он глубоко вдохнул воздух, сначала сел, свесив ноги, потом скользнул в открытый люк.

 

Ощущение пустоты там, глубоко внизу, вызвало у него головокружение, и он вынужден был переждать, опираясь на локти, пока это чувство прошло.

 

Ему хотелось верить, что, учитывая малые размеры кабины, он легко достанет стены колодца. Откинувшись назад, он хотел дотронуться до стены ногой. Но оказалось слишком далеко. Он закусил губы. Надо постараться. К счастью, он чувствовал себя в хорошей форме. Постепенно в отверстии исчезли его торс и голова.

 

Повиснув на руках, вцепившись пальцами в гладкий край люка, он испугался, ему показалось, что все кончено. Вот он отпускает руки и после нескончаемого падения разбивается внизу. Он отогнал кошмарное видение и удивился, что еще жив. Чтобы успокоить беспорядочное биение сердца, Жюльен стал представлять себе, какую спокойную и счастливую жизнь он наладит наконец с Женевьевой. Он не думал о Боргри. Лишь о вновь завоеванной свободе… при условии, что он выберется из этой темницы!

 

Прилив энергии вдохнул силы в его мышцы. Он вполне владел своим телом. Он резко выбросил ноги перед собой и так неожиданно ударился ими о стену, что чуть не сорвался. Но радость от сознания, что он все же дотронулся до стены, поборола страх. Значит, это возможно! Оставалось найти, с какой стороны шли тросы.

 

Первая попытка оказалась неудачной. Стена была гладкой. Постепенно, опираясь на локти, он приподнялся, чтобы передохнуть, повернуться вправо и подготовиться к новой попытке. Он вновь спустился в темноту.

 

И тут же дикий крик, отнявший почти все его силы, вырвался из груди Жюльена. Что-то шевельнулось у носков его ботинок! Он раскачивался, как на трапеции. Да… Да… Бесспорно, тросы были там, и ему удалось до них дотянуться! Слезы текли по его щекам, но он их не замечал. Его пальцы побелели, с трудом выдерживая вес тела. Он выбросил вперед левую ногу и чуть не лишился чувств, ощутив, как что-то касается его щиколотки. Трос! Он зацепил его и осторожно подтянул ногу. Сейчас резким движением он обмотает трос вокруг бедра. Схватить и сжать руками спасительную веревку будет потом парой пустяков.

 

Но в горячке Жюльен забыл, что руки его как раз… Вдруг левая рука выпустила край люка. Он затаил дыхание и прикрыл глаза. Трос выскользнул.

 

Повиснув на одной руке, он призывал Женевьеву на помощь: «Я сделал это ради тебя!..» Перед его мысленным взором промелькнула вся прожитая им жизнь. Он не решался дышать. Левая рука Жюльена помимо его воли сама по себе поднялась, нащупала край люка, вновь ухватилась за него. Только тогда к Жюльену вернулось сознание. Смертельно устав, он больше не двигался. Лишь его учащенное дыхание нарушало жуткую тишину.

 

Плохо соображая, Жюльен с трудом подтянулся вверх. Как только дрожащими коленями он прикоснулся к полу кабины, силы окончательно покинули его.

 

 

 

 

 

Комиссариат был похож на все парижские комиссариаты: мрачное, наводящее тоску помещение. Дежурному хотелось спать, и он зевал, заполняя бумаги. Женевьева вся дрожала. Жоржу приходилось все время ей подсказывать.

 

– «Куртуа» как пишется? – спросил дежурный, потирая глаза.

 

– …"уа», – быстро ответил Жорж.

 

– В котором часу он звонил вам?

 

– Как?

 

Женевьева ничего не соображала. Жорж закусил губы.

 

– В котором часу Жюльен звонил тебе?

 

– Он… Он мне не звонил…

 

Дежурный, казалось, проснулся и искоса взглянул на нее. Жорж потряс сестру за плечи.

 

– Но ты же мне сказала, что вы разговаривали по…

 

– Да. Это я ему позвонила.

 

Дежурный опять уткнулся в бумаги.

 

– В половине седьмого, – сказал Жорж.

 

– И после этого вы его не видели?

 

Жорж ждал, пока Женевьева ответит, но она молчала. Это святилище правосудия внушало ей страх. Опять пришлось ему отвечать:

 

– Нет, месье. И его нигде нет. Ни дома, ни в конторе, ни у меня. Нигде.

 

– Должен же он где-нибудь находиться, – проворчал дежурный.

 

– Когда вы сможете сказать нам…

 

– Ну… – дежурный сделал неопределенный жест. – Иногда только и дела, что на несколько минут… звонят в больницы, в морг… Как повезет.

 

Женевьева тихонько заплакала.

 

– Будьте добры, сообщите мне домой, месье. Моя сестра пока пойдет со мной… Я не могу оставить ее одну в таком состоянии.

 

– Ваш адрес? – вздохнул дежурный. Он уже почти спал.

 

 

 

 

 

Жюльен начал все сначала. Только теперь он не помнил, с какой стороны находилась нужная ему стена. Он сориентировался с грехом пополам. Он будет начинать все сначала столько раз, сколько потребуется.

 

Со второй попытки он зацепил трос дрожащей ногой и удержал его. Он был так обрадован удачей, что позволил себе передохнуть.

 

Жюльен быстро продумал план действий. Спуститься на руках в подвал, включить ток. Уничтожить компрометирующие бумаги у себя в кабинете. Внимание! Не забыть уничтожить следы своего пребывания в лифте и, уходя, выключить ток. Но что он расскажет Женевьеве, вернувшись домой?

 

Там видно будет!

 

Теперь Жюльен крепко держал трос. Равномерно дыша, он осторожно перехватил его чуть ниже. Он испытывал незнакомое ему пьянящее чувство превосходства человека над материей. Единение мышления и мышц наполняло его гордостью. Он ни о чем не сожалел.

 

Вдруг его нога, вокруг которой был обмотан трос, встретила препятствие. Картина, которую он видел столько раз и не обращал внимания, мгновенно возникла перед его мысленным взором: трос загибается в петлю под лифтом. Конечная! Всем освободить вагоны! Конец!

 

Так близко от цели?

 

Но на какой высоте он находится? Начав спуск, он и не подумал прикинуть длину пройденного пути. Он мог быть на первом этаже так же, как и на восьмом! А если он просто прыгнет вниз?

 

Безумное желание уверовать в возможность избавления, несмотря ни на что, мешало Жюльену сделать элементарный расчет: в развернутом виде трос должен был примерно равняться высоте двенадцати этажей. Поскольку кабина находилась наверху, петля была где-то на уровне шестого.

 

Допустить, что такой расчет точен, значило отказаться от попытки выбраться. Или же отказаться от самой жизни! Броситься вниз и подохнуть! Жюльен предпочитал думать, что находится близко от земли. Обмотав несколько раз трос вокруг руки, он повис в воздухе, дрыгая ногами, надеясь коснуться земли носками ботинок. Безрезультатно… Подумать только, что он, возможно, лишь в нескольких сантиметрах от цели! Жюльен был в ярости: судьба жестоко обошлась с ним. А если он прыгнет и покажет «ей»? Кому «ей»? Тут же он увидел, как летит, переворачиваясь в воздухе, чтобы покончить… покончить… когда?

 

Резким движением ему удалось сесть на изгиб троса. Что-то внутри него, нервная икота или сдерживаемые рыдания, заставляло его дрожать. В лучшем случае ему еще удастся подняться на руках назад… рискуя своей жалкой жизнью.

 

 

 

 

 

У Женевьевы не оставалось больше ни сил, ни слез. Нахмуренный лоб Жоржа, его жесткий взгляд внушали ей страх. Когда они вышли из комиссариата, он взял ее за руку.

 

– Быстрей. И так потеряно много времени.

 

– Куда мы пойдем теперь?

 

– Увидишь.

 

Он втолкнул ее в машину. Они поехали по ночному городу.

 

– Пока все не закончится, ты будешь у нас.

 

– Да, Жорж.

 

Он дружески похлопал ее по руке.

 

– Послушай, возможно, тебя тоже будут допрашивать. Не сбивайся. Ты помнишь, что говорила только что в комиссариате?

 

– Да.

 

– Это нетрудно. Ты ничего не знаешь, понятно? Ты ждала до десяти часов, а потом заявила об исчезновении мужа только потому, что опасалась несчастного случая. Запомни. Впрочем, я буду рядом.

 

– Да, Жорж.

 

Раз она будет не одна, все тревоги отступают на второй план.

 

– Понимаешь, – объяснил Жорж, – это упростит развод. Ты ничего не знала. Ты никогда не подозревала, что муж тебе изменяет. Ты несчастная, ни о чем не подозревавшая женщина.

 

– Хорошо, Жорж. Только…

 

Он резко вывернул руль.

 

– Никаких «только»! Ведь ты не передумаешь? Потому что в таком случае я тебе помогать не стану, даю слово!

 

– Дело не в этом.

 

– А в чем же?

 

– Я сейчас подумала… Представь, что с ним действительно произошел несчастный случай.

 

– Тогда тебе бы об этом сразу сказали в комиссариате.

 

Жорж едва избежал столкновения с мотороллером, выехавшим с улицы Кондорсе. Поскольку улица де Мартир резко поднималась вверх, ему пришлось переключить на вторую скорость.

 

– Из-за этого идиота у меня чуть не заглох мотор, – проворчал он.

 

– Жорж, почему мы едем на Монмартр?

 

Он вздохнул; вся эта история ему здорово надоела.

 

– Если мне удастся его отыскать и сообщить полицейским, где он находится, дело будет сделано… Ты выдержишь?

 

– Да, да, – ответила она в задумчивости.

 

На Медрано они повернули налево, выезжая на внешнее кольцо бульвара. Женевьева как бы нехотя произнесла:

 

– Ты не думаешь, что…

 

Жорж вспылил:

 

– Ах! Послушай! Не надо было начинать! Я тебя предупреждал. Теперь позволь действовать мне.

 

На площади Пигаль было полно автомобилей, толпились прохожие. Жорж остановился перед аптекой. Женевьева торопилась выйти из машины, чтобы скорей присоединиться к брату, при этом ее юбка задралась, высоко обнажив ноги. Группа американских чернокожих солдат тут же обступила ее, испуская громкие возгласы на весь квартал. Жорж схватил сестру за руку и потащил за собой.

 

Они с трудом пробирались в толпе, особенно когда Жоржу казалось, что он видит знакомый силуэт, и он устремлялся за ним вслед.

 

Перед каким-то ночным баром прохожие глазели на ярко освещенные «цветные, рельефные» фотографии обнаженных женщин. Им пришлось спуститься на мостовую, чтобы обойти этих любителей искусства. В этот момент к ним приблизился какой-то человек и что-то невнятно прошептал. Жорж его не увидел, а Женевьева приняла за нищего и раскрыла сумку. Человек в свою очередь ошибся, решив, что она согласна на сделку: чтобы похвалить свой товар и еще больше заинтересовать покупательницу, он открыл фотографию, которую прятал в ладони. По наивности Женевьева бросила на нее взгляд, и тошнота подступила к горлу.

 

– Жорж! – крикнула она, чуть не лишившись чувств.

 

Продавец исчез. Жорж вернулся к ней и схватил за руку.

 

– Ни на минуту нельзя тебя оставить одну! Ну что еще случилось?

 

Она вытянула дрожащую руку:

 

– Там… Этот мужчина…

 

– Жюльен?

 

– Нет… Он хотел… Ох!

 

Жорж подавил раздражение и остановил проезжавшее мимо такси.

 

– Пока ты со мной, мне ничего не удастся сделать. Давай возвращайся домой. Так будет лучше. Скажешь Жанне, чтобы поместила тебя в комнату для гостей. Я приеду и все расскажу. Не беспокойся.

 

Она не хотела, но Жорж, не дожидаясь ее согласия, впихнул сестру в машину, бросив шоферу:

 

– Улица де Варен… Поезжайте…

 

 

 

 

 

Ободрав руки до крови, Жюльен добрался до кабины. Задыхаясь, он рухнул на пол. На мгновение он утратил чувство реальности. Но постепенно ясность мыслей вернулась к нему. Он перевернулся на спину. Сигарету…

 

Ему вдруг нестерпимо захотелось курить. Сигареты лежали в кармане пальто. Дрожащими руками он разложил пальто на полу и порылся в карманах. Неначатая пачка! Теперь он попытался подойти к делу с юмором. Как в старые, добрые военные времена, а? Рацион до понедельника до утра… К счастью, господь бог придумал табак!

 

Пачка «Голубого диска» слабо белела в темноте. Неловкими движениями Жюльен пытался ее открыть. Один неудачный жест, и маленькая светящаяся надежда упала, отскочила от пола. Жюльен резко вытянул руку, чуть промахнулся и в довершение несчастья подтолкнул пачку к краю люка. Еще секунду она оставалась видимой, а потом исчезла…

 

Застыв от ужаса, скрючившись над зияющим отверстием, узник затаил дыхание в пугающей тишине. Внизу, очень далеко, раздался негромкий шум… Пачка добралась до земли.

 

Крича как сумасшедший, ударяя кулаками по полу кабины, Жюльен разрыдался…

 

 

 

 

 

Фред и Тереза спали, держась за руки. Во сне их лица приобрели ангельскую чистоту.

 

 

 

 

Глава IX

 

 

По версальской дороге ехал новый «ягуар» с огромным белым трейлером. Сидя за рулем, Педро Карасси следил в зеркальце за дорогой и наблюдал за женой. Она захотела во время путешествия сидеть сзади. Он испытывал легкое беспокойство, но заговорил с ней веселым тоном:

 

– Правда, это интересно, дорогая? Только хочешь обогнать велосипедиста, как тут же, именно в этот момент появляется встречная машина.

 

Она не ответила.

 

– Все в порядке, Жермена? Чувствуешь этот воздух… Ах, мы прекрасно проведем отпуск!

 

Его жена не шелохнулась. Поймав в зеркальце перед собой ее холодный и суровый взгляд, Педро не выдержал и опустил глаза. Он поежился.

 

Некоторое время они ехали молча. «Не подозревает ли она что-нибудь?» – спрашивал себя Педро. Он судорожно сжал руль и сделал еще одну попытку к примирению:

 

– Скажи, ты не рада, что мы едем отдыхать?

 

Никакого ответа. Лишь ненавидящий взгляд, который он видел в зеркальце. Невыносимый взгляд. Педро был обескуражен. Все бесполезно. Он сжал челюсти и проглотил слюну. Не стоит злиться, это не поможет.

 

– Анда, мучача, – произнес он громким голосом, – ти немножко улибаться мисье?

 

Когда-то, когда они были счастливы, акцент, с которым он произносил французские слова, забавлял Жермену. Но не сейчас. Ему стало стыдно паясничать, и ужас положения едва не заставил Педро прекратить свои попытки. Но он опять сдержался и заговорил как можно мягче:

 

– Послушай, Жермена, я думал, ты села сзади, чтобы немножко поспать. Если же ты собираешься сидеть, как дама-патронесса во время благотворительного визита, лучше тебе перебраться к своему мужу и составить ему компанию.

 

Этот беззаботный тон давался ему нелегко. Он никогда не умел как следует врать. Одна фраза влечет за собой другую, и ты выдаешь себя, еще не успев докончить свою ложь. Такое поведение Жермены могло значить одно: она знала, куда они едут на самом деле. Он испытал чувство вины, и его охватило отчаяние. У него было одно желание: остановить машину, сжать жену в объятиях и не отпускать ее теплое и нежное тело, от которого он должен отказаться. Педро встряхнулся. Нет, он не имеет права расслабляться. Чего бы это ему ни стоило, Жермена должна доехать до Грасса, до своих родных, не подозревая, что ее ждет.

 

– Завтра к полудню ты увидишь своих родных. Тебя это не радует?

 

Машинально он все сильнее жал на тормоз. Не так просто плавно остановить машину с тяжеленным трейлером.

 

– Ты сядешь рядом со мной, моя Жермена. Так нам удобнее будет болтать, правда?

 

Машину удалось остановить без проблем, но вот с Жерменой ничего не получалось. Она так и не разжала губы. Он сделал вид, будто ничего не замечает, вышел из машины и, по-мушкетерски приветствуя жену, попробовал еще пошутить:

 

– Не желает ли мадам следовать за мной…

 

Жермена не шелохнулась. Он не мог и дальше не замечать ее поведения.

 

– Дорогая, послушай! Сколько времени мы ждали этот отпуск! Еще вчера, когда мы покупали эту машину и трейлер, ты казалась такой счастливой! Уже несколько лет ты не видела своих родных. Мы едем издалека. Что с тобой вдруг? Скажи мне.

 

Он сел в машину рядом с ней, взял за руку. Жермена тут же ее выдернула.

 

– Жермена! Почему ты сердишься? Что я тебе сделал?

 

Внезапно она повернулась к нему, открыла рот, но не произнесла ни слова. Она вонзила ногти в руку мужу, и из ее глаз полились слезы.

 

– Скажи, милая, что с тобой? – уговаривал Педро.

 

Она, рыдая, кинулась к нему на грудь, губами искала его губы. Он закрыл глаза, стараясь уклониться от поцелуя, и чары тут же были нарушены.

 

– Я опротивела тебе, – закричала Жермена, – я была в этом уверена.

 

Он приложил ладони к ее щекам.

 

– Как ты можешь, как смеешь говорить такое. Жермена? Я за тебя отдал бы все на свете, ты это знаешь. Чтобы ты мне опротивела, любовь моя…

 

Слыша это, Жермена потихоньку успокаивалась, склонив голову мужу на плечо. Он нежно гладил ей шею, а она изгибалась, чтобы его пальцы спустились ниже. Но вот уже несколько месяцев, с тех пор как он знал, он не мог… Приласкать ее, обнять, да. Но…

 

– Педро, – прошептала она, – не заставляй меня страдать.

 

– Но это ты сама заставляешь себя страдать, Жермена. Я ничего не сказал, не сделал, что бы могло…

 

– Почему ты не захотел меня поцеловать? – резко спросила она, глаза ее сверкали.

 

Он улыбнулся:

 

– А почему ты дуешься с утра?

 

Он тут же пожалел о своем вопросе. Зрачки Жермены сузились, в углах рта залегли складки. Она задрожала.

 

– Жермена! – крикнул он, обхватив ее обеими руками, сжимая изо всех сил, чтобы унять эту дрожь.

 

 

 

 

 

Издалека, если смотреть через раскрытую дверцу машины, могло показаться, что он хочет ее насильно поцеловать.

 

– Ну пойдем, идем же, не смотри, это некрасиво! – сказала Тереза, потянув Фреда за руку.

 

– Эти дурачки меня забавляют, – хохотнул Фред. – Когда женщина не хочет, она не хочет. Я ведь тебя никогда не насиловал?

 

– Нет. Ну идем.

 

Он нехотя последовал за ней. Ему лезли в голову другие мысли.

 

– Конечно, – пробормотал он, – бразильцы.

 

– Ну откуда ты знаешь? – осмелилась Тереза. – Этот номер может также…

 

– Ты бы молчала с твоей наблюдательностью. Ты не заметила на крыле маленький флажок? Это бразильцы.

 

Его плохое настроение не проходило с утра. Он удалился, ускорив шаг. Тереза пошла за ним. Она всегда с пониманием реагировала на настроения Фреда. Но теперь ей необходимо было выяснить намерения своего возлюбленного. Нахмурив лоб, Фред ждал Терезу, поторапливая ее жестами. Она повисла на его руке.

 

– Что будем делать, Фред?

 

– Нет, ты просто не отдаешь себе отчета! – взорвался он, раздумывая над вопросом. – Ах! Во что превратили нашу бедную Францию. Все для иностранцев. Можешь ты мне сказать, какого черта надо у нас всем этим метисам?

 

– Не нервничай так.

 

Он соизволил успокоиться, чтобы с горечью заметить:

 

– Ты права, этим ничего не изменишь.

 

В порыве нежности он обнял Терезу за плечи, нежно поцеловал в шею. Когда Фред был таким, он делался похожим на маленького мальчика, слишком рано познавшего жизнь. Тогда для Терезы Фред и ребенок, которого она носила в себе, становились одним целым, и она таяла от избытка чувств.

 

– Никого у меня нет, кроме тебя, – прошептал Фред, – тебя одной, моя Тереза…

 

И вдруг мысль, которую он гнал от себя со вчерашнего вечера, наполнила его незнакомым доселе чувством ужаса.

 

– Ребенок! – завопил он, подняв сжатую в кулак руку. – Ребенок! Черт побери! Что я, по-твоему, должен с ним делать?

 

Тереза крепко схватила его за рукав, повернула к себе.

 

– А я? – спросила она просто.

 

Этот вопрос поставил Фреда в тупик. Он смущенно улыбнулся и вновь прижал Терезу к себе.

 

– Ты или я – это одно и то же, разве ты не понимаешь? Черт, ну и дела! Папа выгонит меня из дому, это точно!

 

– Нет, Фредди.

 

– Как? Как нет?

 

– Ты прекрасно знаешь, что тебя он не выгонит. А вот меня он не впустит в дом. В самом худшем случае у тебя будет крыша над головой…

 

Фред схватил ее за плечи.

 

– Ах! Ты думаешь, я смогу греться в тепле, когда моя жена с ребенком подыхает на улице, как в мелодрамах? Значит, так ты думаешь обо мне?

 

Тереза дрожащей рукой погладила его по голове, в ее глазах блеснули слезы.

 

– Нет, Фред, но иногда так хочется услышать это от тебя.

 

Встав на цыпочки, она поцеловала его, и они зашагали дальше.

 

– Где ты возьмешь деньги? – спросила Тереза.

 

Он сжал кулаки.

 

– Деньги! Все время деньги! Грязные деньги! Чего бы я только не сделал, если бы они у меня были!

 

– Фред, не будем отвлекаться. У тебя нет денег, надо их достать.

 

– Где я их возьму? Вот они, там, видишь!

 

Он указал на автомобиль, от которого они отошли довольно далеко.

 

– Посмотри, есть ли у них монеты. Для метисов денег хватает, говорю тебе. «Ягуар», трейлер ценою в миллион, девочки, которых везут с собой и насилуют в машине, – все за песеты… Ах! Если б у меня было хоть немного денег, моя Тереза, знаешь, что б мы сделали?

 

Он обхватил ее за талию и потянул за собой. Вздохнув, она подчинилась. С Фредом никогда не удавалось довести разговор до конца. Он мечтал вслух:

 

– Мы бы поехали с тобой на Лазурный берег, написали сценарий, затем вернулись в Париж снимать интерьеры. А тебе, знаешь, что нужно? Роль… Подожди, дай я подумаю…

 

– Роль матери, – подсказала Тереза.

 

– Пошли назад! – Фред спустился с облаков на землю. – С тобой нельзя серьезно разговаривать.

 

Они молча направились к гостинице. Солнце припекало, день был прекрасный.

 

 

 

 

 

Педро ласково разговаривал с женой, которая постепенно успокаивалась:

 

– …а когда мы поженились, помнишь, я обещал, что однажды привезу тебя во Францию? Ты ведь не жалеешь, что поехала за своим мужем в такую даль? Теперь, видишь, этот день наступил. Вот мы и у тебя на родине. Скоро ты увидишь своих родных. Все тебя там ждут. Все встретят с радостью. Это будет похоже на возвращение блудного сына, да?

 

Поток слов, казалось, действовал на нее усыпляюще. Он уложил ее на сиденье и, отвернувшись, чтобы она не видела его слез, провел рукой по лицу.

 

– Педро, – позвала она.

 

Он вытер глаза и повернулся к ней:

 

– Да, дорогая?

 

– Я, наверное, оставила свою сумочку вместе со всеми вещами в трейлере. Принеси мне ее, пожалуйста.

 

Она улыбалась. Педро смотрел на нее. Жермена была прелестна.

 

– Сейчас.

 

Он забрался в трейлер. Чемоданы Жермены были здесь, но сумочку он нигде не видел. Он подошел к переднему стеклу, чтобы стуком привлечь внимание жены и знаками спросить ее, куда она положила сумочку. Во рту у него пересохло: через стекло трейлера он увидел, как Жермена украдкой достает припрятанную сумку, открывает ее, вынимает крошечный револьвер и проверяет обойму.

 

На лбу у него выступил пот. Возможно, Жермена почувствовала его взгляд: она закрыла сумочку и обернулась. Педро заставил себя улыбнуться. Жермена показала ему сумку, зашевелила губами, чтобы сказать: извини меня… Он махнул рукой, мол, неважно, и показал ей бутылку. Жермена кивнула.

 

Педро опустился на кушетку, закрыл лицо руками. Что делать? Что делать? В сотый раз он задавал себе этот вопрос.

 

Услышав шаги жены, он поднял голову, встал и засуетился.

 

– Что ты делаешь, Педро?

 

– Такая прекрасная погода, дорогая. Я подумал, что можно вынести стол и стулья и выпить аперитив на свежем воздухе…

 

 

 

 

 

Фред ругал Терезу, которая, как ему казалось, шла слишком медленно:

 

– Так мы никогда не доберемся! Я говорил тебе, давай поедем на машине. Но нет, мадам захотела пройтись пешком! Мадам боится…

 

Всегда, когда он произносил это слово, лицо его невольно искажалось. Он сухо продолжил:

 

– Ты войдешь первой. Узнают тебя потом или нет, это не имеет значения. А меня… Сама понимаешь. Сделай так, чтоб в вестибюле никого не было, и подай мне знак. Скажи им, что есть мы будем в номере.

 

 

 

 

Глава X

 

 

У посетителя был унылый, измученный, жалкий вид. Он предъявил удостоверение:

 

– Инспектор Живраль. По поводу заявления об исчезновении…

 

Горничная в панике устремилась в гостиную:

 

– Месье, месье, полиция!

 

Обращаясь к Жанне и Женевьеве, Жорж проговорил:

 

– Ах! Наконец-то! Есть все-таки правосудие во Франции.

 

– Не сиди так! – строго сказала Жанна Женевьеве, у которой было отсутствующее выражение лица. – Это тяжело, я понимаю. Но ты же хотела развестись? В чем же дело?

 

Женевьева поежилась:

 

– Полиция… Какой стыд… – Надо пережить этот неприятный момент. – Жорж пытался успокоить сестру. – Иди, Жину, иди…

 

Он легонько подталкивал ее к двери.

 

– Идем со мной, Жорж… – произнесла Женевьева умоляющим тоном.

 

– Сейчас приду, не бойся.

 

Инспектор сидел в прихожей и шевелил ногами, морщась от боли. Увидев Женевьеву, он чуть привстал, отдавая дань вежливости, и тут же уселся вновь.

 

– Прошу прощения, что побеспокоил вас в воскресенье, мадам. Это вы Женевьева Журлье, по мужу Куртуа?

 

Она молча кивнула. От волнения ее сердце забилось сильнее: лишь бы с Жюльеном ничего не случилось… Инспектор продолжал монотонным голосом:

 

– Вы заявили об исчезновении мужа… – Он заглянул в грязный блокнот. – Вчера, в субботу, в двадцать два часа сорок минут?

 

Женевьева испуганно вскрикнула:

 

– Вы нашли его? – Она судорожно сплела пальцы. – Он умер, да?

 

Живраль посмотрел на нее мрачным взглядом, в котором сквозило некоторое удивление.

 

– Нет, мадам. Я просто уточняю сведения.

 

Женевьева опустилась на стул. «Любопытно, – подумал полицейский, – такое впечатление, будто она разочарована, что он не умер». А вслух сказал:

 

– В последний раз вы видели его вечером в субботу, в девятнадцать часов тридцать минут. Так?

 

– Не совсем, – вмешался Жорж, появляясь в прихожей.

 

– Ну да! – сказала Женевьева. – У меня было свидание…

 

– Дай мне сказать, – отрезал Жорж, поворачиваясь к Живралю. – Она его не ВИДЕЛА, она говорила с ним по телефону. Это разные вещи!

 

Инспектор согласно кивнул, послюнявив карандаш.

 

– Ясно. – Он внес уточнение в блокнот. – А где он находился в этот момент?

 

– В своей конторе, в здании «Ума-Стандард» на бульваре Осман… Это на углу…

 

Инспектор жестом дал понять, что знает это место, и она замолчала, глядя, как он записывает ее слова.

 

– Вы уверены, что он звонил именно оттуда?

 

– Это я ему позвонила.

 

Живраль изобразил понимание, но это выражение исчезло с его лица, когда он, извинившись, наклонился, чтобы помассировать щиколотку.

 

– Со вчерашнего дня с полудня на ногах. Так что сами понимаете…

 

– Вижу, вы и воскресенье работаете, – сказал Жорж с той долей любезности, которая должна была показать его демократические взгляды.

 

– Посменно. Кто-то же должен работать, что бы там ни говорили о полицейских. Те, за кем мы гоняемся, и по воскресеньям не сидят без дела.

 

Живраль вновь послюнявил карандаш. Женевьева отметила про себя, что у него удивительно белые зубы.

 

– Ладно, – проговорил он. – С тех пор вы его не видели?

 

Женевьева покачала головой, делая над собой отчаянные усилия, чтобы не разрыдаться.

 

– И не слышали о нем? – настаивал Живраль.

 

– Ни слуху ни духу, – ответил Жорж.

 

Инспектор закрыл блокнот. Жорж сделал шаг вперед:

 

– А скажите… Со своей стороны вы выяснили что-нибудь?

 

– Ничего. Мы только начинаем, месье, – сказал Живраль, показывая на блокнот, прежде чем убрать его в карман.

 

– Значит, за двадцать четыре часа вы ничего не сделали, ничего не предприняли? Великолепно! Ах! Хороша же полиция во Франции! – рассердился Жорж.

 

Живраль пожал плечами:

 

– Мы уведомили больницы, полицейские комиссариаты… Что же вы хотите еще? В субботние вечера этих «исчезновений» столько… тут надо действовать осторожно. Обычно после полуночи все улаживается.

 

Женевьева поднесла руку к губам, чтобы заглушить крик.

 

– Я говорю это не для того, чтобы вас обидеть, мадам, – оправдывался инспектор, – но мужчины, а? Вы ведь знаете, что это такое…

 

Она больше не могла сдерживаться и заплакала, закрыв лицо руками. Жорж, казалось, был в затруднении. Живраль попытался загладить оплошность:

 

– Заметьте, есть такие, которые возвращаются домой к жене только в понедельник утром… Не надо волноваться. К чему так переживать, мадам? Значит, вы знаете, где он?

 

Женевьева быстро подняла голову. Она напоминала затравленного зверька. Жорж тут же вмешался:

 

– Кстати, инспектор, я хотел бы сообщить вам, что… я собираюсь завтра утром в прокуратуру, чтобы предъявить моему зятю обвинение в мошенничестве…

 

– А… Обвинение в мошенничестве… Но это не по моей линии…

 

Приоткрыв рот, инспектор смотрел на Жоржа и, вытянув ноги, усаживался поудобней.

 

– По вашей… Косвенно, поскольку речь идет о моем зяте. Он украл у меня деньги…

 

– Жорж, умоляю тебя! Месье это не интересует.

 

– Напротив, мадам. Существует три человека, которым необходимо рассказывать все, абсолютно все: врач, духовник и полицейский… Значит, месье Куртуа украл у вас деньги… И вы думаете, он поэтому сбежал?

 

– Нет… Он не знает, что мне об этом известно.

 

– Ага… И вы, значит, собираетесь подать жалобу?..

 

– Да, именно. Прокурору. Завтра же утром. Я узнал обо всем лишь в субботу поздно вечером.

 

– Ясно, ясно… – Живраль испустил глубокий вздох. – Следовательно, вы понимаете, месье, что до сего момента мы не могли ничего знать. Но, разумеется, вы считали нужным поставить меня в известность… – Он слегка оживился. – По-вашему, значит, существует некая связь между его исчезновением и мошенничеством…

 

Женевьева остановила его гневным жестом:

 

– Никоим образом, месье! Поскольку по телефону он как раз говорил мне…

 

– Простите, простите… Подумайте, мадам. С точки зрения закона… если он сбежал с женщиной, это не так серьезно, как если он…

 

– Женевьева! – вмешался Жорж. – Как ты можешь думать что-либо подобное?

 

Живраль откинулся назад, продолжая внимательно слушать.

 

– Ты ничего не понял, – сказала Женевьева.

 

– Теперь ты утверждаешь…

 

Женевьева в ярости не находила слов. Инспектор наблюдал за поединком брата и сестры. Он вновь достал блокнот. Женевьева заикалась от бешенства:

 

– Ведь он не знает, что я показала тебе его бухгалтерские книги!

 

– Однако он знал, что находится в отчаянном положении.

 

– Вовсе нет! Вспомни, он заверил меня, что дело уладилось, что все идет прекрасно.

 

– Разумеется. Он намекал на свое бегство.

 

– Он сказал бы мне об этом, – крикнула Женевьева. – А он говорил мне, что мы будем счастливы вместе! Он и я!

 

– Чтобы ты ничего не заподозрила! У него уже было назначено свидание с его подружкой!

 

Женевьева съежилась. Наступило молчание, которое нарушил Живраль:

 

– Значит, по-вашему, это так называемое исчезновение все-таки бегство.

 

Еще не остыв после препирательства с сестрой, Жорж обернулся к нему:

 

– Факты достаточно красноречивы. Мой зять меня обжулил. На то есть доказательства, они у меня в руках. Одновременно этот красавчик назначает свидание своей жене, но сматывается…

 

– Со своей подружкой… – закончил Живраль.

 

– Значит, вам известно! – вскричала Женевьева.

 

– Нет, мадам. Это ваш брат только что сказал. Почему вы не сообщили об этом вчера в комиссариате?

 

– Минутку, послушайте меня, инспектор, – вступился за сестру Жорж. – Сейчас вы поймете. Она подозревает, что он с какой-то женщиной. Вот истина. И мы хотели, чтобы полиция застукала его и узнала имя этой женщины. Это ведь ясно! Моя сестра хочет развестись. Завтра же мы идем к адвокату.

 

– Значит, поэтому, мадам, вы… укрылись у своего брата.

 

– Стоит ли об этом говорить, – сказал Жорж.

 

– Я понимаю. Но если мадам не возвращается домой, как же знать, не вернулся ли месье Куртуа?

 

– Вернется он или нет, – завопил Жорж, – моя сестра больше не желает иметь ничего общего с этим бандитом!

 

Глаза Женевьевы сверкнули:

 

– Вы что-то знаете, господин инспектор. Он вернулся, не правда ли?

 

Безумная надежда не покидала ее; она была готова простить. Прежде чем Живраль смог ответить, она горячо заговорила, обращаясь к брату:

 

– Вот видишь, он вернулся! Ты не станешь возбуждать против него дело. Я продам свои драгоценности, меха, квартиру, мы переедем в пригород, но вернем тебе деньги, клянусь.

 

Жорж не знал больше, что говорить.

 

– Ну что ты болтаешь, Женевьева? Инспектор не сказал ничего такого, что бы позволило тебе думать…

 

Не обращая внимания на Жоржа, Женевьева схватила Живраля за рукав потрепанного пальто. Он не сопротивлялся. Произнес, отвечая на невысказанный вопрос:

 

– Я заходил на улицу Молитор, мадам… Его там не было. Но, может быть, он пришел и потом опять ушел…

 

– Но есть же горничная! – простонала Женевьева.

 

– Ну вот, видите!

 

Бросаясь так из одной крайности в другую, от снисходительности до жажды мщения, Женевьева почувствовала смертельную усталость.

 

– Успокойтесь, – сказал инспектор, вставая. – В настоящий момент у вас дома никого нет. Я звонил очень долго.

 

– Сегодня у горничной выходной, – объяснила Женевьева таким тоном, словно она сообщила миру о начале войны.

 

– И последнее. Нет ли у вас фотографии мужа, мадам? Это облегчит розыск, а?

 

– Дома… Да…

 

– Сейчас я найду, – поспешил сказать Жорж.

 

Он вышел с решительным видом. Женевьева чувствовала, что Живраль смотрит на нее, но старалась не встретиться с ним взглядом. Он спросил:

 

– Ваш брат не очень-то любит месье Куртуа, а?

 

Женевьева медленно покивала головой.

 

– Возможно, это моя вина, – признала она.

 

– А вы, мадам?

 

Она растерянно подняла глаза:

 

– Я?

 

– Да, вы. Вы его любите?

 

Вдруг она почувствовала, что этот невзрачный инспектор излучает подлинное человеческое тепло. Она чуть не бросилась ему на шею, чтобы выплакаться наконец на груди человека, проявившего к ней участие. Но вернулся Жорж и протянул Живралю хорошо знакомую ей маленькую фотографию.

 

– Ах нет! – запротестовала Женевьева. – Он не побрился в этот день. Он похож здесь на бандита!

 

– Он и есть бандит! – твердо произнес Жорж.

 

Живраль положил фотографию в карман и поклонился:

 

– Мое почтение.

 

Он посмотрел на Женевьеву, чтобы безмолвно выразить ей свою симпатию. Но, не встретив ее взгляда, смутился и пустился в ненужные объяснения:

 

– Ну вот. Еще один день закончился. Теперь могу возвращаться домой.

 

Лицо Жоржа озарилось, ему пришла в голову одна мысль, он поднял руку:

 

– Подождите. Раз служебное время закончилось, вы теперь простой гражданин, не правда ли, месье…

 

– Живраль.

 

– Месье Живраль. И вы могли бы давать свидетельские показания под присягой, как любой другой гражданин?

 

– Давать показания? – обеспокоенно переспросила Женевьева.

 

– Да. Я хочу проверить одно из твоих предположений.

 

В глазах инспектора появился блеск, но тут же погас.

 

– В сущности, вы хотите попросить меня об этом в частном порядке?

 

– Именно. Это возможно?

 

– Бог мой, да… при условии, что все будет гладко!

 

– Гарантирую.

 

– Жорж! Что ты еще собираешься делать?

 

– Не вмешивайся! Минутку.

 

Он быстро вышел. Инспектор притронулся к руке Женевьевы:

 

– Не переживайте, мадам, все в жизни образуется.

 

 

 

 

Глава XI

 

 

В холле, развалившись в креслах, владельцы гостиницы как обычно по воскресеньям после обеда потягивали кальвадос.

 

– Не доверяю… – вдруг заявила Матильда.

 

Шарль вопросительно поднял бровь. Кивком она указала на потолок:

 

– Наши голубки. Не нравятся мне их повадки.

 

– Какие повадки?

 

– Трудно объяснить. Никогда их не видно. Ты бы, например, смог их узнать, если бы встретил на улице?

 

– На улице – не знаю. Но если приедут еще раз сюда – да.

 

– Скажи, Шарль, по-твоему, все эти уловки, чтобы их не увидели, – это нормально? Они потихоньку пробираются в свою комнату, держатся все время в тени. Когда им приносишь завтрак, они «случайно» как раз в этот момент любуются пейзажем и стоят у окна, повернувшись к тебе спиной!

 

– Ты сама сказала, что они сбежали. Если он похитил малышку, ясно, он не хочет, чтобы его потом могли узнать!

 

Она покачала головой – слова Шарля ее не убедили – и осушила стакан.

 

– Что они там делают наверху?

 

Шарль затрясся от беззвучного смеха. Разозлившись, Матильда топнула ногой:

 

– Иди посмотри!

 

– С удовольствием…

 

Он медленно встал с кресла и бесшумно поднялся по лестнице. Через замочную скважину ему удалось разглядеть две фигуры, растянувшиеся на постели.

 

«Бедные ребятки, – подумал Шарль растроганно, – они спят».

 

 

 

 

 

Фред не спал. Сквозь опущенные ресницы он разглядывал Терезу. В этот мирный час послеобеденного отдыха он пытался осознать все значение непредвиденного события: у них будет ребенок! Что это значит – иметь ребенка?

 

Волна теплого воздуха проникла в комнату, и Тереза отбросила одеяло. Фред наклонился, отвлекаясь от размышлений. Почувствовав его взгляд, Тереза окончательно проснулась. Она обнажила свой ровный живот и улыбнулась:

 

– Пытаешься представить, какая я буду через несколько месяцев?

 

– Да, – невнятно произнес он, застигнутый врасплох. – Это удивительно… Ты, конечно, не отдаешь себе отчета. Но я, это… как сказать… это…

 

– Думаешь о своей ответственности?

 

Фред рассердился, но Тереза обхватила его тонкими руками за шею, и он прижал ее к себе.

 

– Я полагаюсь на тебя, Фредди… Больше мне не на кого рассчитывать… Без тебя я пропала…

 

Фред прильнул губами к ее плечу…

 

Смутившись, Шарль отступил, проглотил слюну.

 

Внизу жена спросила его:

 

– Ну, что ты видел?

 

Он ухмыльнулся:

 

– Я еле успел отойти от замочной скважины… В их возрасте они времени не теряют!

 

– Ты чуть не попался?

 

– Как бы не так!

 

– Ну так говори же! Чем они занимаются?

 

Шарль хихикнул.

 

– А ты как думаешь? – Он комично вздохнул. – О! Конечно, не так, как мы…

 

Они весело взглянули друг на друга. Матильда встала, зарумянившись – она всегда краснела от вина, – потянулась и, перехватив пристальный взгляд мужа, рассмеялась:

 

– Старая свинья! Помоги мне лучше вымыть посуду!

 

Он обхватил ее за талию, и они, смеясь, скрылись в кухне.

 

 

 

 

 

Тереза отдыхала в объятиях Фреда. Она старалась лежать неподвижно, но нетерпение снедало ее. У нее еще не хватало опыта, чтобы в подобных ситуациях выбрать самый подходящий момент для разговора. Наконец она не выдержала:

 

– Ты не ответил на мой вопрос, Фредди.

 

Он инстинктивно опасался вопросов. Отстранившись, он обеспокоенно спросил:

 

– На какой вопрос?

 

– Могу ли я положиться на тебя?

 

– В каком смысле?

 

– В смысле ребенка, – терпеливо пояснила Тереза.

 

– Ну вот опять.

 

Она неумело защищалась:

 

– Фредди! Что я должна делать с этим ребенком одна? Мне ни за что не осилить!

 

– Оставь. Я знаю. – Он улегся, подложив руки под затылок. – Просто не понимаю, как ты смеешь сомневаться во мне…

 

Он избегал прямого ответа, чувствуя западню, пряча свою неуверенность за притворным гневом.

 

– Я не сомневаюсь, Фред. Напротив, я уверена, что ты не станешь уклоняться от своих обязанностей.

 

– Ах! Прошу тебя! Ну и выражения ты выбираешь. Мои обязанности? А еще что?

 

Она приподнялась и спокойно посмотрела Фреду в глаза. Он тут же отвел взгляд.

 

– Какая же ты все-таки глупая, Тереза! Я не хочу сказать, что не признаю того, что ты называешь моими обязанностями. Но твоя манера… Тут вопрос такта…

 

– Такт – это бросить меня теперь? – холодно спросила она.

 

Он хотел отнестись к ее словам с высокомерием, но не посмел. А потом было поздно. Тогда он вздохнул с видом взрослого человека, которому приходится в сотый раз объяснять ребенку одно и то же. Ему очень хотелось избежать неприятного разговора, и он привлек Терезу к себе.

 

– Иногда я строю иллюзии на твой счет, – шутливо сказал он. – Думаю, что в интеллектуальном плане поднял тебя до своего уровня. А потом вдруг ты выдаешь мне эти устаревшие выражения, и бац! Я вижу, что ты осталась все той же простушкой, какой была полгода назад, когда я тебя встретил.

 

– Но ты меня все-таки любишь?

 

– Дурочка! Не станешь же ты воображать, что я не люблю тебя?

 

Он был искренне взволнован, почувствовав, как она крепче прижалась к нему.

 

– Я боюсь, Фредди…

 

– Чего?

 

– Боюсь, что дело здесь не в одной любви. Этот ребенок родится, и ему нужен отец…

 

– Само собой разумеется, у всех есть отец, – прошептал он ей на ушко, легонько покусывая мочку, чтобы заставить замолчать. – Конечно, ты можешь положиться на меня, малышка… Ни к чему так настойчиво говорить об этом… Но что ты хочешь, чтобы я сделал, а? Что это значит, положиться на меня? Хорошо, если б можно было рассчитывать на папу!

 

– Твой отец тут ни при чем, – сказала Тереза упрямо.

 

– Ты не понимаешь! Деньги-то у него, несмотря ни на что! А в настоящий момент он возражает против нашего брака.

 

– Когда он узнает причину…

 

– Хороша причина! Ты никогда ничего не читала, честное слово. Именно в таких случаях все буржуа оказываются подлецами. Их-то совесть не мучает!

 

Тереза закрыла лицо руками и содрогнулась от рыданий:

 

– За что он меня не любит? Он даже меня не знает.

 

Фреду стало стыдно, он приблизился к Терезе, вновь обнял.

 

– Да он ничего не говорит о тебе, малышка, дело не в этом… Он хочет, чтобы я сначала встал на ноги.

 

– Но и я тоже! Я тоже хочу, чтобы ты был настоящим мужчиной. Чтобы ты работал, чтобы не нуждался постоянно в чьей-то помощи, не совершал никаких…

 

Она замолчала, видя оскорбленное выражение на его лице.

 

– Не стесняйся! Продолжай. Не совершал никаких…

 

– Ох! Фредди!

 

Обессиленная, она в отчаянии сжалась в комочек. Фред не мог вынести боль, которую сам же причинил ей, но не хотел идти на попятный.

 

– Еще бы! Это я – негодяй из мелодрамы, – ударял он себя в грудь. – Все, чему я тебя учил, оказалось бесполезно. Ты еще живешь по законам прогнившего общества, общества в упадке… А меня ты относишь к категории баранов, как любого другого, под тем предлогом, что мои материальные средства не достигают уровня моей мысли! Я одинок! Одинок!

 

Он зашагал по комнате с выражением глубокого разочарования на лице. Но на этот раз Тереза не отступила. Когда Фред оказался рядом, она схватила его за руку.

 

– Фред, у НАС будет ребенок!

 

Это «у нас», которое делало и его причастным к событию, сорвало с Фреда маску напускной взрослости и обнажило его истинное лицо: мальчишка, напуганный стоящей перед ним непосильной задачей. Он выдал себя лишь на секунду, но Тереза увидела и выпустила его руку.

 

– Фред, умоляю тебя, будь мужчиной…

 

Он попытался обратить все в шутку и, показав на ее обнаженное тело, сказал:

 

– Еще пятнадцать минут назад ты могла убедиться…

 

– Нет. Я не сомневаюсь. Но чтобы быть мужчиной, недостаточно заниматься любовью.

 

– Ты шутишь… а ребенок от меня?

 

– От тебя. Но недостаточно и сделать ребенка. Это может любой…

 

У него не хватало смелости увидеть себя таким, каким он был. Единственный выход – перейти в наступление.

 

– Надо же было, чтобы это случилось именно со мной, – завопил он, поднимая руки к небу. – Черт побери! Все занимаются любовью! Все! Видела, сегодня утром эти иностранцы в машине… Как ты думаешь, чем они занимались в своем «ягуаре», который стоит три миллиона? Подумай! Беднягам вроде меня всегда везет!

 

– Откуда ты знаешь? – возразила Тереза. – Может быть, и у них неприятности!

 

Стоя в постели на коленях, прелестная в гневе, она говорила впервые так агрессивно, сражаясь за свое будущее чадо, стремясь вернуть человека, которого любила, на пьедестал, откуда он так хотел спуститься. Он почувствовал ее враждебность и растерялся.

 

– Конечно, может, и у них неприятности, – согласился он неуверенно. – Только он в состоянии с ними бороться. Ты это должна понять. Это не я, у него деньги есть!

 

Он попытался ее обнять, она отстранилась.

 

– Кто тебе сказал, что у него есть деньги? А?

 

– Надо быть таким ребенком, как ты, чтобы подумать, будто иностранец может приехать провести отпуск во Франции, не имея ни гроша. Скажу тебе больше, эта толстая свинья держит деньги при себе!

 

Это был идеальный предлог сменить тему, и Фред не упустил такую возможность:

 

– Ты вечно ничего не знаешь, а говоришь! Официально иностранцы не могут выехать из своей страны со всеми своими деньгами. Что же они делают, как ты думаешь? Прибегают к услугам черного рынка. Разные спекулянты тут и там меняют им их валюту на франки. Только вот… они не имеют права открыть у нас счет в банке. Таким образом, они вынуждены волей-неволей таскать все деньги с собой. Держу пари, бумажник у этого типа, должно быть, битком набит… Двести… Кто знает? Даже триста тысяч. Теперь тебе ясно, дуреха?

 

Он считал, что после такого объяснения Тереза должна промолчать. Но она поднялась с постели, встала перед ним и с запальчивостью произнесла:

 

– Ну и что? Пусть даже у него миллион в кармане, что это меняет, можешь ты мне сказать?

 

Фред прищурился:

 

– Что все это значит?

 

– Это значит, что со вчерашнего вечера ты избегаешь ответа на мой вопрос… – Она набрала в легкие побольше воздуха: – Фред, ты трус!

 

Пощечина последовала мгновенно, словно сама собой. Оба, и Тереза и Фред, застыли в изумлении. Он смотрел на свою руку, которая ударила с такой легкостью, она – пораженная, что едва высказанное подозрение так быстро подтвердилось.

 

– Ударь лучше сюда! – глухо произнесла Тереза, показав на свой живот. – Может быть, тебе удастся избавиться от ребенка! На это ты еще способен!

 

Та же рука нанесла второй удар. Тереза покачнулась. Он хотел ее поддержать, но почти помимо воли ткнул кулаком в хрупкое плечо, и Тереза упала. Она не кричала, не плакала, но он не мог вынести ее взгляд, который теперь словно проникал насквозь. Насилие, которое он совершал, доставило ему незнакомое доселе наслаждение. Он нанес удар ногой. У Терезы вырвался стон, она перевернулась, вновь подставляя живот. Не помня себя, он стал наносить удары изо всех сил.

 

Фред остановился, лишь утратив силы. Устыдившись вдруг, он прикрыл лицо рукой, чтобы не видеть маленькое скрюченное тело, избитое лицо и глаза, в которых отражалось какое-то новое понимание мира. Он отвернулся, стиснув зубы.

 

– Пусть это будет тебе уроком…

 

Она не ответила. В сущности, Фред не был злым. Нежность переполнила его сердце. Не говоря ни слова, он перенес Терезу на кровать. Она осталась неподвижно лежать, по-прежнему не сводя с него пристального взгляда.

 

– Это все из-за тех мерзавцев… – прошептал он, – там, со своим «ягуаром».

 

Он повернулся в ту сторону, где они должны были находиться, и заорал, грозя кулаком:

 

– Сволочи! Подонки!

 

Эта бесполезная угроза, эта бесплодная ненависть дали выход его горечи. Он вновь почти обрел свое достоинство, заверив Терезу:

 

– Я знаю, что делать. Ты получишь деньги, не плачь.

 

Надувшись, он повернулся к ней спиной и подошел к окну.

 

– Чертовы деньги! – вслух заключил он.

 

 

 

 

Глава XII

 

 

Делая вид, что читает газету, Педро наблюдал за женой. Обессиленная, она все еще лежала, не шевелясь, не произнося ни слова. Но Педро постоянно чувствовал на себе ее взгляд.

 

Как отобрать у нее оружие, не вызвав нового припадка? Он слишком любил ее, чтобы действовать грубо. А ее реакцию невозможно предвидеть.

 

– Хочешь посмотреть новости? – спросил он, пытаясь завести разговор. – Нет?

 

Он отложил газету, взял со стола пластмассовый кофейник.

 

– Еще чуточку кофе?

 

Улыбаясь, чтобы скрыть беспокойство, он в конце концов налил себе полную чашку и заговорил опять:

 

– Интересно, мы все больше подражаем янки. Говорят, некоторые девки у нас хотят установить в своих квартирах телефон. Как на севере. Ведь там, знаешь, проститутки занимаются своим ремеслом по телефону.

 

Он заставил себя засмеяться, но Жермена даже не улыбнулась. А потом вдруг подняла голову и разразилась неудержимым хохотом, который поверг его в растерянность. Педро застыл с кофейником в руке. Жермена не могла остановиться. Он стиснул челюсти. Нужно было действовать. Поставив кофейник, он обошел стол и, подойдя к жене, дал ей пощечину. Смех затих, плечи Жермены опустились, она глубоко вздохнула и вновь погрузилась в оцепенение. Педро упал перед ней на колени, зарылся лицом в ее юбку и заплакал как ребенок. С отсутствующим взглядом она гладила его по затылку.

 

 

 

 

 

– Пойду пройдусь, – сказал Фред, – а ты?

 

Тереза покачала головой, не отрывая от него взгляда. Он пожал плечами:

 

– Ну ладно, взгляни-ка, свободен ли путь. Постарайся мне немного помочь, вместо того чтобы сидеть все время без дела. Ты прекрасно знаешь, что я не могу показаться этим людям…

 

Не говоря ни слова, она встала и натянула плащ. Коридор был пуст. Она спустилась до середины лестницы, прислушалась. Приглушенные голоса Шарля и Матильды доносились из кухни. Жестом Тереза дала понять Фреду, что он может спускаться.

 

 

 

 

 

Близился вечер. Не чувствуя больше прикосновения жены, Педро поднял глаза. Жермена, казалось, спала. Он осторожно поднял ее на руки. Она не сопротивлялась, крепко прижав к себе сумочку. Когда он понес Жермену к трейлеру, она прошептала:

 

– Когда-то ты носил меня так, Педро… – Она теснее прижалась к нему. – Мне хорошо…

 

Он легко внес ее в трейлер, ногой захлопнул дверцу, положил Жермену на постель и сел рядом.

 

– Ну что, дорогая, тебе лучше?

 

Она хитро прищурила глаза. Педро насторожился. Слабый свет проникал в окна. В глазах Жермены блестели слезы. Он наклонился и осушил их поцелуем. Она удержала его, он прилег рядом. Они лежали неподвижно на узкой кровати. Педро вспоминал, какими были их объятия когда-то… Не так уж давно. Шесть, семь месяцев назад? До того, как умер их ребенок. До того, как «это случилось» с Жерменой… Он прогнал эти мысли, черпая покой в невинном объятии.

 

Внезапный свет вывел их из оцепенения. Он сопровождался шумом мотора. Этот шум быстро приближался, трейлер слегка задрожал, а когда машина проехала, вновь погрузился в темноту. Педро приподнялся на кровати.

 

– Ты любишь другую, да? – спросила Жермена хриплым голосом.

 

– Что?

 

Педро был потрясен. Он машинально нащупал выключатель. Жермена прикрыла глаза рукой, загораживаясь от света, но старалась смотреть на мужа из-под руки.

 

– Ты не помнишь, что говорил мне когда-то? Что целомудренные женщины – это как очаг, в котором никогда не разжигают огонь.

 

Педро понял. Но он не мог ничего ответить. Жермена не была больше для него женщиной. Он любил ее, но все изменилось. Доказать ей свою любовь, как обычной женщине, было выше его сил. Он отвернулся, чтобы она не видела его глаз.

 

– Так ты ничего не скажешь? – так же хрипло произнесла она.

 

Он подошел к ней, взял за руки:

 

– Жермена, я никогда не любил никого, кроме тебя… клянусь тебе.

 

Она выдернула руки. Ее лицо сделалось злым, она хотела сказать что-нибудь оскорбительное, но, не найдя слов, схватила сумочку, упавшую на пол, и, дрожа, открыла ее. Педро побледнел. Он совсем про нее забыл! Занятый тем, чтобы успокоить Жермену, он упустил отличную возможность завладеть сумочкой. «Теперь все кончено, – подумал он, – сейчас она достанет револьвер и выстрелит…»

 

– Жермена, – произнес он, запинаясь, – ведь ты мне веришь, да?

 

Он задержал дыхание: Жермена нервно копалась в сумочке. Но вытащила оттуда лишь платочек, чтобы вытереть глаза.

 

Педро был так взволнован, что ему пришлось сесть.

 

– Педро, я верю тебе.

 

Такой поворот поставил его в тупик. Он ничего не понимал. Теперь она улыбалась, тщательно припудривая лицо.

 

– Я верю тебе насчет прошлого… – добавила она, доставая губную помаду.

 

Обведя контуры губ, она сомкнула их и посмотрелась в зеркальце. И вдруг, швырнув пудреницу и помаду в сумочку, в ярости закричала:

 

– Но насчет настоящего и будущего – нет! Ты обманщик! Я все знаю!

 

Она опять рылась в сумочке. На этот раз Педро бросился на нее, не раздумывая. Жермена пыталась вырваться:

 

– Пусти меня! Ты мне не нужен больше! Я запрещаю тебе…

 

Она сопротивлялась изо всех сил. Педро в панике старался удержать ее руку. Его охватил страх перед смертью. Случайно он задел выключатель локтем, и они продолжали бороться в темноте, забыв причину сражения. Вдруг он прикоснулся к сумке, и память вернулась к нему. Но тут Жермене удалось вырваться и вновь зажечь свет. Задыхаясь, растрепанная, с ожесточенным выражением лица, она отступала от него, держа руку в сумке.

 

– Так легко ты со мной не разделаешься! – крикнула она. – Я знаю, почему мы вернулись во Францию. Прекрасно знаю. Ты хочешь избавиться от меня и найти себе новую любовь. Но я на это никогда не соглашусь, слышишь? Лучше я…

 

Педро, не шевелясь, смотрел на жену. В его взгляде было смирение перед судьбой, бессилие.

 

Теперь ему хотелось лишь умереть. «Зачем, в сущности, цепляться за жизнь, когда утрачено все, чем дорожил?»

 

Жермена медленно вынимала руку из сумки. На ее лице была написана неистовая радость. Педро закрыл глаза, не в состоянии больше бороться. «Пусть стреляет, и покончим с этим!»

 

– А это? – крикнула Жермена. – Это ты станешь отрицать?

 

Открыв глаза, он сразу узнал письмо, которым она размахивала. Ответ от ее родителей. Наверное, она вытащила письмо у него из кармана накануне.

 

Она развернула листок и прочла вслух:

 

– «…мой бедный Педро, как вы должны страдать…» Что ты им написал, чтобы и их так одурачить? Чтобы они думали, что важны твои страдания, а не то, что переживаю я… Вот, слушай… «Да, вы правы, она будет не так несчастна здесь, рядом с нами, на юге, где она провела детство, рядом с родными… Мы поместим ее в клинику доктора Фразеля в Канэ…»

 

Она скомкала письмо и швырнула ему в лицо.

 

– В клинику… Значит, ты хочешь упрятать меня в клинику, чтобы соединиться с той, которую любишь! Ты готов избавиться от меня любым способом, потому что я тебе мешаю. Даже выдать меня за сумасшедшую!

 

Педро обхватил голову руками. У него не было больше сил. Он не мог теперь предвидеть, что она сделает или скажет, не мог ей помочь. Вдруг Жермена, рыдая, бросилась к нему в объятия.

 

– Это неправда, Педро, неправда, что я сумасшедшая. Скажи мне. Кроме тебя, у меня нет никого на свете!

 

– Ну конечно, милая, ты не сумасшедшая, и я не люблю никакую другую женщину.

 

– Тогда не вези меня на юг, умоляю тебя.

 

– Хочешь, мы останемся сегодня здесь? Переночуем в трейлере, как влюбленные – мы и есть влюбленные, – а завтра посмотрим, что будем делать…

 

– Да… Да… Обещаешь?

 

– Обещаю…

 

Она успокоилась, сидя на полу, прислонившись к ногам мужа. Вместе с надеждой к Педро возвращался инстинкт самосохранения. Сумочка лежала около Жермены. Он поднял ее, не вставая, и спрятал за спину.

 

– Если ты считаешь меня сумасшедшей, – заговорила Жермена, – почему…

 

Педро прервал ее:

 

– Я не считаю тебя сумасшедшей, Жермена. У тебя было сильное потрясение, тебе надо подлечиться, вести спокойный образ жизни, чтобы ты поправилась, чтобы мы опять были счастливы.

 

– А почему ж тогда они пишут: «поместим в клинику»?

 

– Это недоразумение, дорогая.

 

Минуту она молчала, затем спросила вновь:

 

– Но почему ты не поместил меня в клинику в Бразилии, около себя? Зачем этот трейлер, эта комедия с отпуском?

 

– Потому что я хотел, чтобы ты повидала своих родителей, которых ты любишь, побывала там, где прошло твое детство. Признайся, тебе не так уж нравилась Бразилия. Ты скучала по Франции. А потом, мы столько раз говорили о том, как проведем здесь отпуск, что…

 

Ему показалось, что кто-то заглядывает в окно. Он вскочил и открыл дверь. В темноте послышался шум быстрых шагов, и за деревьями исчезла чья-то тень.

 

– Вам не стыдно? – крикнул Педро. – Хулиган!

 

 

 

 

 

Фред, покраснев, сплюнул.

 

– Сам хулиган, грязный метис! – пробормотал он тихо.

 

Увидев издали, как мужчина закрыл дверь трейлера, Фред зашагал к гостинице, по дороге пиная ногами кочки.

 

 

 

 

 

– Что ты делаешь? – спросил Педро.

 

Жермена открыла маленький стенной шкафчик, достала свернутые одеяла и сунула их под мышку.

 

– Послушай, милый, только не надо сердиться. Видишь, я совершенно спокойна и верю всему, что ты мне сказал. Но здесь мне будет не по себе…

 

– Я не понимаю тебя.

 

– Я хочу спать на воздухе, в лесу.

 

– Но почему?

 

Она сделала нетерпеливое движение:

 

– Я боюсь, что, несмотря ни на что, ты поедешь дальше, пока я буду спать.

 

Он не хотел ей возражать:

 

– Хорошо. Но знаешь, как мы сделаем? Дай мне одеяла, в лесу буду спать я.

 

Жермена рассмеялась:

 

– Нет, Педро, тогда ты действительно подумаешь, что я ненормальная.

 

– Отчего же?

 

– Нет ничего легче, чем запереть меня, пока я сплю, и сесть за руль.

 

Она поцеловала его в кончик носа, пожелала спокойной ночи и, подойдя к двери, спрыгнула на землю.

 

– Приятных тебе сновидений, Педро…

 

Он проводил ее взглядом. «В темноте среди деревьев она испугается и вернется», – подумал он. Но Жермена скрылась за деревьями, лишь свет ее электрического фонарика еще плясал некоторое время из стороны в сторону – видимо, она выбирала место поудобней, – но потом и он погас. Если только не скрылся из виду за кустом… Педро вздохнул и растянулся на постели. Нащупав рукой сумочку, забытую женой, он почувствовал себя спокойней.

 

 

 

 

 

Фред, запыхавшись, подошел к гостинице. Из сада он видел, как хозяева готовят ужин на кухне. Он толкнул входную дверь и быстро шмыгнул к неосвещенной лестнице.

 

Матильда с грохотом поставила кастрюлю на огонь.

 

– Как хочешь, Шарль, но все же неприятно, что он так старается, чтобы его не увидели, этот твой «месье» Куртуа!

 

Ее муж хихикнул:

 

– Заметь, что в настоящий момент между ними кошка пробежала.

 

– Откуда ты знаешь?

 

– Ну как же, иначе он бы не отправился на прогулку без нее. Впрочем, она-то не прячется, можешь мне поверить, она славненькая.

 

– Ты думаешь, он так маскируется, потому что боится своей законной…

 

– Почему бы и нет?

 

Поднявшись наверх, Фред приоткрыл дверь. При свете керосиновой лампы он увидел Терезу, лежащую на кровати. Она не шевельнулась. Фред тихонько прошел через комнату и остановился у окна, глядя в сторону дороги, где стоял трейлер.

 

 

 

 

 

Педро погасил в пепельнице сигарету и взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Он посмотрел в окно, не возвращается ли Жермена, но ничего не смог разглядеть. Тогда он выключил свет.

 

Тишина, глушь. Лишь временами под порывами ветра раскачивались ветки.

 

В мрачной задумчивости он вернулся к постели. Что за идея пришла ей в голову – раздобыть револьвер? Кстати, надо от него избавиться. Педро раскрыл сумочку жены, стал искать на ощупь, откладывая пудреницу, помаду, вещицы, которые обычно женщина носит с собой. Неожиданно у него вырвалось проклятие. Он вытряхнул содержимое сумочки на одеяло и разбросал нервным жестом. Затем зажег свет, чтобы окончательно удостовериться: револьвера не было.

 

Вероятно, она вынула его, пока Педро занимался бродягой, заглянувшим вечером к ним в окно.

 

 

 

Страницы: << < 1 2 3 4 > >>
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Свежее в блогах

Они кланялись тем кто выше
Они кланялись тем кто выше Они рвали себя на часть Услужить пытаясь начальству Но забыли совсем про нас Оторвали куски России Закидали эфир враньём А дороги стоят большие Обнесенные...
Говорим мы с тобой как ровня, так поставил ты дело сразу
У меня седина на висках, К 40 уж подходят годы, А ты вечно такой молодой, Веселый всегда и суровый Говорим мы с тобой как ровня, Так поставил ты дело сразу, Дядька мой говорил...
Когда друзья уходят, это плохо (памяти Димы друга)
Когда друзья уходят, это плохо Они на небо, мы же здесь стоим И солнце светит как то однобоко Ушел, куда же друг ты там один И в 40 лет, когда вокруг цветёт Когда все только начинает жить...
Степь кругом как скатерть росписная
Степь кругом как скатерть росписная Вся в траве пожухлой от дождя Я стою где молодость играла Где мальчонкой за судьбой гонялся я Читать далее.........
Мне парень сказал что я дядя Такой уже средних лет
Мне парень сказал что я дядя Такой уже средних лет А я усмехнулся играя Словами, как ласковый зверь Ты думаешь молодость вечна Она лишь дает тепло Но жизнь товарищ бесконечна И молодость...