Блоги

Проводи до околицы, мама,
Только слёзы в улыбке не прячь.
Ты не бойся, пойду только прямо,
И не жду слишком лёгких удач.

Отпусти, разжимая ладони,
Ведь сама научила летать!
Пусть по жизни несут меня кони
Вскачь, да так, что копыт не видать!

Ухожу по тропинке пологой,
Замочила подол мне роса.
Посидим перед дальней дорогой
На прощание хоть полчаса.

Оглянуться? Уйти не сумею,
И вернусь...только ждут поезда.
Может, тысячу раз пожалею,
Может статься, совсем никогда.

Будут рытвины, будут ухабы,
Только это - моя колея.
Не тоскуй, не грусти, что не рядом
Беспокойная дочка твоя.

С укоризной тугие колосья
Наклонились до самой земли,
И скрипит журавель у колодца:
"Не смогли удержать, не смогли..."

Ах, как хочется крикнуть сквозь слёзы:
"Да я ваша! Я - в доску своя!
И овраг я люблю, и берёзы,
И журчанье под горкой ручья.

Города заманили неоном,
И опутал удобствами быт.
Я к тебе, деревенька, с поклоном
Обращаюсь. И сердце - щемит...

Что мне делать, ненужной, неважной, безумно уставшей,
С этим прошлым, которое не порастает быльем?
Я ушла из вчера, где до мелочи все было наше,
Но потом разделилось на злое "твое" и "мое".

Просто все, как всегда, если люди друг другу не верят.
Лодка, как полагается, все же разбилась о быт.
Потеряли любовь. Ну и что? Небольшая потеря.
Только то, что оторвано, долго и нудно болит.

Что же делать? Удариться в блуд? Да не хочется что-то.
Мне бы раны лизать и о прошлом скулить в уголке.
Было наше, а стало... Какие же мы идиоты.
Все забыть бы, простить. И уйти навсегда. Налегке.

Ты уходила темной стылой ночью,
Ты угасала на руках моих,
И боль во мне кричала что есть мочи,
И грудь давила скорбь за нас двоих.

Ты покидала мир наш без стенаний,
Лишь глаз твоих молящих глубина,
Как буря, растворенная в стакане,
Да серая могильная стена.

Мне распластаться настом у могилы,
И в небо запрокинуться звездой,
Лишь знала бы, что я тебя любила,
И верила, что я всегда с тобой.

И после долгой каменной разлуки,
В кладбищенской звенящей тишине
Я матери моей целую руки,
Все, чем жила ты, все живет во мне.

О дивный остров Коневец!
Я словно в отчий дом вернулся.
От суеты мирской очнулся,
Поговори со мной Отец.

Здесь Дух Святой повсюду дышит.
Он все мои вопросы слышит.
Он все мои печали знает.
И как Отец мне помогает.

Что происходит, не понять.
Но все вопросы исчезают,
А душу светом наполняют,
Любовь, надежда, благодать

В деревянном амбаре,
Чей возраст амбарный немолод,
Где звезда выбирает,
В какую из дырок светить,
Запах свежего хлеба –
Он только вчера был размолот –
И горшок молока,
Чтобы утром спросонья попить.

Где насыпаны яблоки  -
Спелые, сочные – горкой,
Надкусила – и брызнул
Тягучий и пенистый сок;
Где полыни пучок на гвозде,
Чуть привядший и горький,
Да сушеной черемухи
Полон в углу туесок.  

Там уютнее спать,
И чудеснее утром проснуться,
Дотянуться рукой
До сухой, поседевшей стены.
И луча запыленного
Ласково пальцем коснуться,
И продлить расставание
С летом, чьи дни сочтены.

Да, вы со мною были нечестны.
Бы предали меня. И, может статься,
Не стоило бы долго разбираться,
Нужны вы мне теперь иль не нужны?

Нет, я не жажду никакой расплаты!
И, как ни жгут минувшего следы,
Будь предо мной вы только виноваты,
То это было б пол еще беды.

Но вы, с душой недоброю своей,
Всего скорее даже не увидели,
Что вслед за мною ни за что обидели
Совсем для вас неведомых людей...

Всех тех, кому я после встречи с вами
Как, может быть, они ни хороши,
Отвечу не сердечными словами,
А горьким недоверием души.

Ты любишь меня и не любишь его.
Ответь: ну не дико ли это, право,
Что тут у него есть любое право,
А у меня - ну почти ничего?!

Ты любишь меня, а его не любишь.
Прости, если что-то скажу не то,
Ни кто с тобой рядом все время, кто
И нынче, и завтра, и вечно кто?
Что ты ответишь мне, как рассудишь?

Ты любишь меня? Но не странно ль это!
Ведь каждый поступок для нас с тобой -
Это же бой, настоящий бой
С сотнями трудностей и запретов!

Понять? Отчего ж, я могу понять!
Сложно? Согласен, конечно, сложно,
Есть вещи, которых нельзя ломать,
Пусть так, ну а мучиться вечно можно?!

Молчу, но душою почти кричу:
Ну что они - краткие эти свидания?!
Ведь счастье, я просто понять хочу,
Ужель как сеанс иль визит к врачу:
Пришел, повернулся - и до свидания!

Пылает заревом синева,
Бредут две медведицы: Большая и Малая,
А за окном стихает Москва,
Вечерняя, пестрая, чуть усталая.

Шторы раздерну, вдали - темно.
Как древние мамонты дремлют здания,
А где-то сверкает твое окно
Яркою звездочкой в мироздании.

Ты любишь меня... Но в мильонный раз
Даже себе не подам и вида я,
Что, кажется, остро в душе завидую
Ему, нелюбимому, в этот час.

История с печалью говорит
О том, как умирали фараоны,
Как вместе с ними в сумрак пирамид
Живыми замуровывались жены.

О, как жена, наверно, берегла
При жизни мужа от любой напасти!
Дарила бездну всякого тепла
И днем, и ночью окружала счастьем.

Не ела первой (муж пускай поест),
Весь век ему понравиться старалась,
Предупреждала всякий малый жест
И раз по двести за день улыбалась.

Бальзам втирала, чтобы не хворал,
Поддакивала, ласками дарила.
А чтоб затеять спор или скандал -
Ей даже и на ум не приходило!

А хворь случись - любых врачей добудет,
Любой настой. Костьми готова лечь.
Она ведь точно знала все, что будет,
Коль не сумеет мужа уберечь...

Да, были нравы - просто дрожь по коже
Но как не улыбнуться по-мужски:
Пусть фараоны - варвары, а все же
Уж не такие были дураки!

Ведь если к нам вернуться бы могли
Каким-то чудом эти вот законы -
С какой тогда бы страстью берегли
И как бы нас любили наши жены!

Артистке цыганского театра "Ромэн" -
Ольге Кононовой

Ах, как бурен цыганский танец!
Бес девчонка: напор, гроза!
Зубы - солнце, огонь - румянец
И хохочущие глаза!

Сыплют туфельки дробь картечи.
Серьги, юбки - пожар, каскад!
Вдруг застыла... И только плечи
В такт мелодии чуть дрожат.

Снова вспышка! Улыбки, ленты,
Дрогнул занавес и упал.
И под шквалом аплодисментов
В преисподнюю рухнул зал...

Правду молвить: порой не раз
Кто-то втайне о ней вздыхал
И, не пряча влюбленных глаз,
Уходя, про себя шептал:

"Эх, и счастлив, наверно, тот,
Кто любимой ее зовет,
В чьи объятья она из зала
Легкой птицею упорхнет".

Только видеть бы им, как, одна,
В перештопанной шубке своей,
Поздней ночью спешит она
Вдоль заснеженных фонарей...

Только знать бы им, что сейчас
Смех не брызжет из черных глаз
И что дома совсем не ждет
Тот, кто милой ее зовет...

Он бы ждал, непременно ждал!
Он рванулся б ее обнять,
Если б крыльями обладал,
Если ветром сумел бы стать!

Что с ним? Будет ли встреча снова?
Где мерцает его звезда?
Все так сложно, все так сурово,
Люди просто порой за слово
Исчезали Бог весть куда.

Был январь, и снова январь...
И опять январь, и опять...
На стене уж седьмой календарь.
Пусть хоть семьдесят - ждать и ждать!

Ждать и жить! Только жить не просто:
Всю работе себя отдать,
Горю в пику не вешать носа,
В пику горю любить и ждать!

Ах, как бурен цыганский танец!
Бес цыганка: напор, гроза!
Зубы - солнце, огонь - румянец
И хохочущие глаза!..

Но свершилось: сломался, канул
Срок печали. И над окном
В дни Двадцатого съезда грянул
Животворный весенний гром.

Говорят, что любовь цыганок -
Только пылкая цепь страстей,
Эх вы, злые глаза мещанок,
Вам бы так ожидать мужей!

Сколько было злых январей...
Сколько было календарей...
В двадцать три - распростилась с мужем,
В сорок - муж возвратился к ней.

Снова вспыхнуло счастьем сердце,
Не хитрившее никогда.
А сединки, коль приглядеться,
Так ведь это же ерунда!

Ах, как бурен цыганский танец,
Бес цыганка: напор, гроза!
Зубы - солнце, огонь - румянец
И хохочущие глаза!

И, наверное, счастлив тот,
Кто любимой ее зовет!

Ну зачем, ну зачем нам с тобою ссориться?
     Ведь от споров, амбиций и глупых ссор
     Ничего-то хорошего не построится,
     А останется только словесный сор.

     Ну пускай бы мы глупыми оба были,
     Так ведь признаков тупости вроде нет,
     Или, скажем, друг друга б мы не любили,
     Так ведь любим, и, кстати, уж сколько лет!

     Да, всем хочется быть на земле любимыми.
     Но большое ведь следует сберегать.
     Я уверен: чтоб быть до конца счастливыми,
     Надо быть терпеливыми и терпимыми,
     Не стремясь ни скомандовать, ни подмять.

     Кто сказал, что любовь - только свет и краски,
     Счастье встреч и большие, как мир, слова,
     Что любовь - только нежно-хмельные ласки,
     От которых, как в праздник, звенит голова?!

     Да, все верно. Но в самом большом деянии
     Важен труд и упорство. И я не шучу.
     В чувствах тоже есть умное созидание,
     Где возводится замок кирпич к кирпичу.

     И чем глупо острить или спорить грозно,
     Лучше строить прекрасное непрестанно.
     Потому что любить никогда не рано
     И тем паче нигде никогда не поздно!