Снега мокрая крошка заметает окошко.

Снега мокрая крошка заметает окошко.
Прорастает картошка из дерюжки насквозь.
Тихо выросли дети. И уже на две трети
время выбрало сети. Что теряли – нашлось.

Все нашлось до полушки, когда вымели стружки
и белье постирушки унесли на мороз:
наши страсти-мордасти, бремя кухонной власти
и восточные сласти голубых папирос.

Ах, какие коврижки, и поблажки, и книжки,
и шкафов передвижки называли судьбой,
чтоб всю ночь до рассвета в узком конусе света
слушать музыку – где-то в небесах над собой.

Улучали минутку, выдох делали в дудку –
и звучал не на шутку меж пеленок и щей
Моцарт, легкий как воздух, не дающий на роздых
дозволенья: из поздних выбирали вещей.

Так друг друга любили, что себя позабыли.
А ведь были же, были семи пядей во лбу!
За игрой на свирели понемногу старели.
Как дрова прогорели. Пролетели в трубу.

Бу, бу, бу... Это вьюга лупит в стекла упруго.
Дышит небом фрамуга незаклеенная.
Где кончаются крыши, дым все горше и тише,
в небеса или выше тонкий голос лия...