10 самых шокирующих книг, которые гарантировано поразят вас до глубины души 1.
10 самых шокирующих книг, которые гарантировано поразят вас до глубины души
1. Габриэль Витткоп. Некрофил.
"Габриэль Витткоп (1920—2002) принадлежала к редчайшей породе тотальных нонконформистов, высмеивающих не просто буржуазные ценности, но сами основы гуманизма, породившего современную политкорректность. Ее литературная родословная восходит к маркизу де Саду, которого Витткоп страстно любила и постоянно цитировала. Погружая своих героев в «сон разума», Витткоп отстаивала справедливость тотального презрения ко всему человеческому, последним доказательством которого стало решение писательницы покончить с собой на 82-м году жизни"
2. Хьюберт Селби. Последний поворот на Бруклин
"Бестселлер о гей-сексе среди рабочих низов Нью-Йорка эпохи дикого капитализма. Книга о мужчинах, для которых секс с мужчинами - единственно возможный поворот в сторону своих желаний. Опаленные Вьетнамом солдаты и морячки, простые работяги и уличные хулиганы, дворовые пацаны - все они двигаются в сторону, в которую их зовет вожделение.
Они потешаются над другими гомосексуалами... Они ненавидят их, но они хотят трахать их, а не своих жен."
3. Илья Данишевский. Нежность к мертвым
Эта книга не сулит вам ничего хорошего. Ничего привычного, ничего того, что обычно ждут от художественного произведения. Ее автор враждебно молчалив. Он всегда рядом, он перелистывает вместе с вами страницы. Он, словно, чернокнижник вмахом пера отдает вас на откуп своим персонажам. А те, в свою очередь, до тошноты живые. Сюжеты работ, вошедших в «Нежность к мертым», удушат вас. Нет, никто на помощь не придет. Витиеватые обороты, мутный, будто аптечная взвесь, слог, даже слова-паразиты – ВСЕ это будет преследовать вас еще долго.
Мы хотели найти ближайший нелитературный аналог книги Данишевского – российского «одного в поле воина» на фронте борьбы с системой. Но даже ранний Twin Peaks, первые три части темной, как смола игры Myst и скандальный альбом Pet Sound от The Beach Boys вместе взятые все равно создают пускай и качественную, но лишь ксерокопию атмосферы «Нежности к мертвым».
Читать рекомендуем Искателям, нонконформистам, а также тем, кто просто устал от жизни...
4. Иэн Бэнкс. Осиная фабрика
"наменитый роман выдающегося шотландца, самый скандальный дебют в английской прозе последних десятилетий.
Познакомьтесь с шестнадцатилетним Фрэнком. Он убил троих. Он - совсем не тот, кем кажется. Он - совсем не тот, кем себя считает. Добро пожаловать на остров, который стерегут Жертвенные Столбы. В дом, где на чердаке ждёт смертоносная Осиная Фабрика."
5. Владимир Сорокин. Голубое сало
"Книга, которую критики сравнивали с лучшими произведениями Жана Жене и Уильяма Берроуза!
Роман - скандал. Роман - сенсация.
Произведение, которое принесло Владимиру Сорокину статус "живого классика" современной нонконформистской прозы. Поразительная фантасмагория образов... Криминальная мистерия любви и смерти, написанная на потрясающем "новоязе" антиутопической компьютерной эры. Этот роман может возмущать или завораживать..."
6. Клайв Баркер. Сотканный мир
"На двадцать шестом году жизни Кэлхоун Муни в поисках сбежавшего голубя попадает на незнакомый двор, куда рабочие выносят вещи умирающей в больнице хозяйки дома. Случайно взглянув на выброшенный ковер, Муни видит сменяющиеся пейзажи чудесной страны. Ему пока еще невдомек, что хозяйка ковра, старая Мими Лащенски, - хранительница Сотканного мира, вселенной, куда заключена волшебная земля Фуга, страна Ясновидцев. Тем более он не знает, что Фугой хотят завладеть ее враги: изгнанная Ясновидцами колдунья Иммаколата с двумя своими сестрами-призраками и помощником Шедуэллом, а также Бич, чудовищный демон пустыни, сеющий всюду смерть"
7. Эльфрида Елинек. Пианистка
"Мир музыки для Эрики Кохут тесно переплетается с миром маний и фобий, отношения с матерью — болезненный водоворот привязанности и отвращения, несбывшиеся мечты принимают форму жестоких извращений, а ученик наделяется ролью мучителя. Больше, чем книга про «отцов и детей», травмы привязанности и пролонгированное самоубийство. Больше, чем книга о женской слабости, хрупкости разума и призраках, вьющих гнездо в сердце Эрики Кохут. Это — оглушительная симфония, блистательная попытка Эльфриды Елинек отыскать в человеке хоть что-то человеческое."
8. Михаил Елизаров. Мультики.
"Главный герой нового романа - советский подросток конца восьмидесятых. Место действия - окраина промышленного мегаполиса, где дворовая шпана зарабатывает деньги на показе "мультиков" зазевавшимся гражданам. Но "произведение о детстве" трансформируется в сюрреалистический кошмар. Реальность подменяет мистификация, пространство и время мутируют, нарисованный мир диафильма оживает, обнажая бездну... "
9. Рю Мураками. Мисо-суп
"Суп из водорослей и соевой пасты называется "мисо". Это экзотическое для иностранца блюдо мечтает попробовать американец Фрэнк, отправляясь в Японию. По веселым кварталам Токио его сопровождает гид, двадцатипятилетний юноша Кенжи. Эти несколько дней становятся для обоих героев романа настоящим испытанием. На глазах Кенжи Фрэнк делает то единственное, что приносит ему успокоение и чувство гармонии с окружающим миром. Он убивает людей, видя в этом свое предназначение."
10. Поппи Брайт. Изысканный труп
"Убийство МОЖЕТ БЫТЬ красивым? Убийство ОБЯЗАНО БЫТЬ красивым! Иначе — чем подлинный эстет Смерти отличается от заурядного маньяка? Нью-Орлеан, столица «детей смерти», — ИДЕАЛЬНАЯ сцена для двух актеров, разыгрывающих в декорациях Французского"
1. Габриэль Витткоп. Некрофил.
"Габриэль Витткоп (1920—2002) принадлежала к редчайшей породе тотальных нонконформистов, высмеивающих не просто буржуазные ценности, но сами основы гуманизма, породившего современную политкорректность. Ее литературная родословная восходит к маркизу де Саду, которого Витткоп страстно любила и постоянно цитировала. Погружая своих героев в «сон разума», Витткоп отстаивала справедливость тотального презрения ко всему человеческому, последним доказательством которого стало решение писательницы покончить с собой на 82-м году жизни"
2. Хьюберт Селби. Последний поворот на Бруклин
"Бестселлер о гей-сексе среди рабочих низов Нью-Йорка эпохи дикого капитализма. Книга о мужчинах, для которых секс с мужчинами - единственно возможный поворот в сторону своих желаний. Опаленные Вьетнамом солдаты и морячки, простые работяги и уличные хулиганы, дворовые пацаны - все они двигаются в сторону, в которую их зовет вожделение.
Они потешаются над другими гомосексуалами... Они ненавидят их, но они хотят трахать их, а не своих жен."
3. Илья Данишевский. Нежность к мертвым
Эта книга не сулит вам ничего хорошего. Ничего привычного, ничего того, что обычно ждут от художественного произведения. Ее автор враждебно молчалив. Он всегда рядом, он перелистывает вместе с вами страницы. Он, словно, чернокнижник вмахом пера отдает вас на откуп своим персонажам. А те, в свою очередь, до тошноты живые. Сюжеты работ, вошедших в «Нежность к мертым», удушат вас. Нет, никто на помощь не придет. Витиеватые обороты, мутный, будто аптечная взвесь, слог, даже слова-паразиты – ВСЕ это будет преследовать вас еще долго.
Мы хотели найти ближайший нелитературный аналог книги Данишевского – российского «одного в поле воина» на фронте борьбы с системой. Но даже ранний Twin Peaks, первые три части темной, как смола игры Myst и скандальный альбом Pet Sound от The Beach Boys вместе взятые все равно создают пускай и качественную, но лишь ксерокопию атмосферы «Нежности к мертвым».
Читать рекомендуем Искателям, нонконформистам, а также тем, кто просто устал от жизни...
4. Иэн Бэнкс. Осиная фабрика
"наменитый роман выдающегося шотландца, самый скандальный дебют в английской прозе последних десятилетий.
Познакомьтесь с шестнадцатилетним Фрэнком. Он убил троих. Он - совсем не тот, кем кажется. Он - совсем не тот, кем себя считает. Добро пожаловать на остров, который стерегут Жертвенные Столбы. В дом, где на чердаке ждёт смертоносная Осиная Фабрика."
5. Владимир Сорокин. Голубое сало
"Книга, которую критики сравнивали с лучшими произведениями Жана Жене и Уильяма Берроуза!
Роман - скандал. Роман - сенсация.
Произведение, которое принесло Владимиру Сорокину статус "живого классика" современной нонконформистской прозы. Поразительная фантасмагория образов... Криминальная мистерия любви и смерти, написанная на потрясающем "новоязе" антиутопической компьютерной эры. Этот роман может возмущать или завораживать..."
6. Клайв Баркер. Сотканный мир
"На двадцать шестом году жизни Кэлхоун Муни в поисках сбежавшего голубя попадает на незнакомый двор, куда рабочие выносят вещи умирающей в больнице хозяйки дома. Случайно взглянув на выброшенный ковер, Муни видит сменяющиеся пейзажи чудесной страны. Ему пока еще невдомек, что хозяйка ковра, старая Мими Лащенски, - хранительница Сотканного мира, вселенной, куда заключена волшебная земля Фуга, страна Ясновидцев. Тем более он не знает, что Фугой хотят завладеть ее враги: изгнанная Ясновидцами колдунья Иммаколата с двумя своими сестрами-призраками и помощником Шедуэллом, а также Бич, чудовищный демон пустыни, сеющий всюду смерть"
7. Эльфрида Елинек. Пианистка
"Мир музыки для Эрики Кохут тесно переплетается с миром маний и фобий, отношения с матерью — болезненный водоворот привязанности и отвращения, несбывшиеся мечты принимают форму жестоких извращений, а ученик наделяется ролью мучителя. Больше, чем книга про «отцов и детей», травмы привязанности и пролонгированное самоубийство. Больше, чем книга о женской слабости, хрупкости разума и призраках, вьющих гнездо в сердце Эрики Кохут. Это — оглушительная симфония, блистательная попытка Эльфриды Елинек отыскать в человеке хоть что-то человеческое."
8. Михаил Елизаров. Мультики.
"Главный герой нового романа - советский подросток конца восьмидесятых. Место действия - окраина промышленного мегаполиса, где дворовая шпана зарабатывает деньги на показе "мультиков" зазевавшимся гражданам. Но "произведение о детстве" трансформируется в сюрреалистический кошмар. Реальность подменяет мистификация, пространство и время мутируют, нарисованный мир диафильма оживает, обнажая бездну... "
9. Рю Мураками. Мисо-суп
"Суп из водорослей и соевой пасты называется "мисо". Это экзотическое для иностранца блюдо мечтает попробовать американец Фрэнк, отправляясь в Японию. По веселым кварталам Токио его сопровождает гид, двадцатипятилетний юноша Кенжи. Эти несколько дней становятся для обоих героев романа настоящим испытанием. На глазах Кенжи Фрэнк делает то единственное, что приносит ему успокоение и чувство гармонии с окружающим миром. Он убивает людей, видя в этом свое предназначение."
10. Поппи Брайт. Изысканный труп
"Убийство МОЖЕТ БЫТЬ красивым? Убийство ОБЯЗАНО БЫТЬ красивым! Иначе — чем подлинный эстет Смерти отличается от заурядного маньяка? Нью-Орлеан, столица «детей смерти», — ИДЕАЛЬНАЯ сцена для двух актеров, разыгрывающих в декорациях Французского"
Похожие статьи:
Что почитать → Только детские книги читать, Только детские думы лелеять, Все большое далеко развеять, Из глубокой печали восстать. (Осип Мандельштам)
Что почитать → Продав Сну шубу моя ничего не стоит , старинную люстру, красное дерево и 2 книги сборничек Версты и Феникс Конец Казановы с трудом (стихи Марина Цветаева)
Что почитать → Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь, сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня. (стихи Марина Цветаева)
Что почитать → АЛЕКСАНДР ТВАРДОВСКИЙ. ВАСИЛИЙ ТЁРКИН (Книга про бойца)
Что почитать → Надпись в альбом Пусть я лишь стих в твоем альбоме, Едва поющий, как родник Ты стал мне лучшею из книг, А их немало в старом доме! (стихи Марина Цветаева)
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Свежее в блогах
Они кланялись тем кто выше
Они кланялись тем кто выше Они рвали себя на часть Услужить пытаясь начальству Но забыли совсем про нас Оторвали куски России Закидали эфир враньём А дороги стоят большие Обнесенные...
Говорим мы с тобой как ровня, так поставил ты дело сразу
У меня седина на висках,
К 40 уж подходят годы,
А ты вечно такой молодой,
Веселый всегда и суровый
Говорим мы с тобой как ровня,
Так поставил ты дело сразу,
Дядька мой говорил...
Когда друзья уходят, это плохо (памяти Димы друга)
Когда друзья уходят, это плохо Они на небо, мы же здесь стоим И солнце светит как то однобоко Ушел, куда же друг ты там один И в 40 лет, когда вокруг цветёт Когда все только начинает жить...
Степь кругом как скатерть росписная
Степь кругом как скатерть росписная
Вся в траве пожухлой от дождя
Я стою где молодость играла
Где мальчонкой за судьбой гонялся я
Читать далее.........
Мне парень сказал что я дядя Такой уже средних лет
Мне парень сказал что я дядя Такой уже средних лет А я усмехнулся играя Словами, как ласковый зверь Ты думаешь молодость вечна Она лишь дает тепло Но жизнь товарищ бесконечна И молодость...