Книга Манюня читать онлайн (Наринэ Абгарян)

    — О, простите меня, Роза Исааковна…

    — Иосифовна! И я думаю, что у вашей бабушки таки были шрамы на лице, — выдохнула огнем Ба, подняла с песка лопаточку и пошла к пальмам.

    Либидо Евгения Петровича было растоптано на веки вечные!

    За время нашего отдыха в Адлере случилось еще много чего интересного. Как-то:

    Сонечка умудрилась поймать и съесть пчелу. Пчела ужалила ее в нижнюю губу, и все потом прыгали вокруг Сонечки, чтобы она не плакала и не расчесывала до крови губу. Когда Гоги брал ее на руки, она хваталась ручками за его уши и терлась зудящей губой о пышные усы.

    «Уертихуостка», — смеялся Гоги.

    Манюня нашла в саду черепаху и решила забрать ее с собой домой. Рассказать взрослым об этом мы побоялись и просто спрятали черепаху в Манин чемодан. На третий день Ба за чем-то полезла туда, и вопль, который она испустила, услышали на том берегу Черного моря. Далее, сыпля проклятиями, она кинулась нас разыскивать, но Гоги ее опередил, заперся с нами в чулан и шепотом говорил: «Ни разу в жизни не уидел, чтобы черепаха так быстро улепетиуала».

    Каринка покалечила соседского мальчика, и его родители пришли разбираться с Гоги и Натэлой.

    — Как можно пускать к себе таких неблагонадежных жильцов, — ругались они.

    — Сергей Максимович, не о том беспокоишься, — говорила Натэла, — переживать надо за то, что твой двенадцатилетний сын четыре года занимается борьбой, а его восьмилетняя девочка в два приема уложила.

    — Уот! — сокрушенно кивал головой Гоги.

    А в вечер перед нашим отъездом Гоги затеял прощальный шашлык, и мы допоздна сидели в саду, за длинным деревянным столом, накрытым простенькой клеенчатой скатертью, заедали сочное мясо хрустящим хачапури и салатом из запеченных овощей, и мама под диктовку Натэлы записывала рецепт «правильного» пхали.

    На десерт взрослые пили кофе, а дети ели крупную, приторно-сладкую черешню и запивали ее кисленьким компотом.

    А на следующее утро папа с Гоги чуть не подрались, потому что Гоги не хотел брать деньги за последние несколько дней проживания и кричал: «Юрик, уи никак хотите меня сильно оскорбить?» Чтобы не доводить дело до смертоубийства, Ба молча забрала у папы деньги и сунула их Гоги за шиворот.

    — Спасибо, генацвале, — гаркнула она, чем ввела Гоги в долгий благоговейный ступор.

    Я навсегда запомнила тот июнь, и густое ночное небо над Адлером, и шумные его улочки, и дни, когда мы все были вместе и ни одному нормальному человеку не было дела до того, грузин ты, русский, еврей, украинец или армянин, и казалось, что так будет всегда и этой дружбе нет конца и края.

    Я навсегда запомнила вкус той приторно-сладкой последней черешни и то, как Натэла смешно складывала губы трубочкой, назидательно приговаривая: «Надя, ты главное запомни — орехи лучше толочь в ступке, а не пропускать через мясорубку», — а Гоги, боязливо оглядываясь на Ба, объяснял дяде Мише: «Пожестче надо быть с женщинами, даже если эта женщина — туоя мать».

    Я ни к чему не призываю.

    Я прошу вас остановиться на минуту и вспомнить, как это прекрасно — просто дружить.

    Вот так должно быть сейчас. И завтра. И послезавтра. Всегда.