1
Что такое человек? Дать этому предмету исчерпывающее определение чрезвычайно сложно. Когда ученики великого Платона попросили его ответить на этот вопрос, он сказал: «Человек есть животное на двух ногах, лишённое перьев». А когда Диоген, ощипав петуха, стал утверждать, что это и есть платоновский человек, добавил: «И с плоскими ногтями».
С тех пор попыток дать определение человеку было множество. Аристотель называл его «разумным животным», Б. Франклин – животным, создающим орудия труда, Ф. Ницше – «больным животным», М. Шеллер – «неудовлетворенным животным». Д. Локк полагал, что люди поступают хорошо потому, что это естественно для разумных существ, а Т. Гоббс – что для людей естественно быть эгоистами и стремиться к удовлетворению своих потребностей. Христианство считает человека образом и подобием Бога, а согласно философии жизни человек – это «несостоявшееся животное», из-за своей биологической неполноценности обреченное на поиск «противоестественных» способов существования. Таким образом, однозначного определения человека и его природы в философии не существует.
Главная проблема, на мой взгляд, заключается здесь в том, что очень трудно выявить основное сущностное качество, которое отличает человека от других представителей фауны. Так, в сугубо биологическом плане, человек ничем не отличается, ни от обезьян, ни от любого другого организма. Он относится к классу млекопитающих, к отряду приматов, а его генетический материал на 99 % совпадает с генетическим материалом шимпанзе.
Но сходство между человеком и животными идет еще дальше. Как и человек, высшие животные испытывают чувство гнева, радости, горя, тоски, вины. Им свойственно мышление, забота о потомстве, взаимовыручка, чувство справедливости, даже способность понимать слова. Они могут ходить на задних конечностях (хоть и опираясь при этом на руки), и использовать, как простейшие орудья, находящиеся под рукой предметы. Словом, между человеком и животными больше сходства, нежели различия.
Правда, в качестве признаков, отличающих человека от животного, называют еще большой объем мозга, прямохождение, развитую ладонь, отсутствие волосяного покрова, а также способность к абстрактному мышлению и членораздельную речь. Однако при более внимательном рассмотрении становится ясно, что ни одно из этих свойств не создает сущностного отличия человека от других представителей фауны, поскольку все они являются видовыми и присущи ему так же, как иным животным клыки и когти.
И все-таки человек от животных отличается. Но отличается он не видовыми свойствами, а образом жизни. Деятельность животных всегда зависит от природной среды, в которую они включены. Для человека же условия среды имеют второстепенное значение, а деятельность его зависит от условий, в которые его ставит социально организованное общество, то есть образование целиком внеприродное. Как же произошел переход от природного состояния ко внеприродному? И что могло быть причиной этого перехода?
Согласно так называемому функционалистскому направлению в философской антропологии (Э. Кассирер), на которую опирается современная наука, причиной такого перехода является способность человека к изготовлению орудий труда и ведению трудовой деятельности. Эта точка зрения, как известно, восходит к работе Ф. Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», в соответствии с которой именно необходимость вести трудовую деятельность вынудила человека объединяться в сообщества. Отсюда социальный характер отношений, когда последние регулируются не законами естественного отбора, как у животных, а правилами морали. В свою очередь вступление человека во взаимоотношения с себе подобными, привело к необходимости организации коммуникативных связей, а значит, к развитию речи. И, наконец, необходимость развития речи приводит к развитию абстрактного мышления.
Казалось бы, все логично в этой схеме, но один вопрос остается открытым: почему у человека, имеющего физиологию ничем не отличающуюся от физиологии животных, тем не менее, могла возникнуть потребность к созданию орудий труда и ведению трудовой деятельности? Правда, эволюционисты считают, что предпосылки для начала трудовой деятельности обусловил процесс так называемой «цефализации», то есть развития головного мозга. Но разве обязательно развитие мозга должно было привести к началу трудовой деятельности и далее – к развитию речи и мышления? Ведь не возникает желание трудиться у тех же шимпанзе, мозг которых принципиально ничем не отличается от мозга человека. Значит, для начала трудовой деятельности одного только развитого мозга недостаточно. По-видимому, для того, чтобы у биологического существа, живущего в полной гармонии с природой, появилась потребность трудиться, вначале с этим существом должно было что-то произойти. Что же?
Ответ на этот вопрос не существует. Более того, его, похоже, никто и не искал, так как проблема эта нигде и никогда не обсуждалась. Между тем, ответить на него надо хотя бы для того, чтобы понять, что заставило первобытного гоминида впервые взять в руки каменное рубило, и какое свойство позволило ему использовать это рубило для превращения в человека.
И здесь полезно было бы обратить внимание на одну весьма существенную особенность в поведении современного человека, которая резко отличает его от представителей животного мира. Дело в том, что ни один биологический вид не может позволить себе нарушить баланс той природной среды, в которой он обитает как в своей. В этой среде он всегда выполняет задачу его поддержания, поскольку нарушение баланса делает природную среду непригодной для его проживания. Напротив, человек не только не выполняет задачу поддержания баланса среды, но всей своей деятельностью фактически уничтожает саму среду: он вырубает леса, осушает болота, убивает животных, отравляет водоемы и атмосферу. Причем, если для любого другого биологического вида такая деятельность была бы гибельной – человек не испытывает от этого никаких неудобств.
Таким образом, с одной стороны, человек является обычным биологическим существом, которое по своим физиологическим свойствам ничем не отличается от любых представителей фауны и наряду с другими млекопитающими легко поддается биологической классификации. Но с другой – его деятельность по отношению к окружающей среде носит разрушительный характер. Эта особенность, как я думаю, как раз и является для определения человека главной. Посмотрим, чем было обусловлено ее появление.
2
Начнем с того, что рассмотрим, как в свойственной ему среде функционирует простой организм. Замечу, что отныне под «простым» я буду иметь в виду любой организм, который пребывает в условиях естественной природы. Практически под эту категорию подпадают все известные нам организмы (они отличаются друг от друга лишь степенью сложности поведения), а исключение составляют только человек и прирученные им животные.
Итак, как следует из физиологической теории И.П.Павлова, простой организм, развившись в ходе эволюции, приобретает комплекс рефлексов, позволяющих ему реагировать на любые внешние раздражители инстинктивно и безошибочно. Он как бы заранее, на физиологическом уровне «знает», как ему следует поступать в том, или ином случае. При этом его нервная система работает таким образом, что шансы оцениваются мгновенно, решение принимается без обдумывания, и действия, в соответствии с конкретной ситуацией, предпринимаются оптимальные. Схему деятельности такого организма я представляю себе следующим образом.
Каждый характерный для данной среды раздражитель воспринимается его органами чувств в виде общей и нераздельной комбинации ощущений. Эта комбинация ощущений, если представить ее графически, является векторной суммой всех соответствующих данному раздражителю ощущений, и может быть направлена к одному из двух физиологических центров – либо к центру боли, либо к центру физиологического равновесия. Одновременно общая и нераздельная комбинация ощущений вызывает столь же общую и нераздельную реакцию организма. Если комбинация ощущений направлена к центру боли, она вызывает реакцию страха, а если к центру физиологического равновесия – реакцию наслаждения (см. рисунок 2).
Понятно, что всякий простой организм стремится достичь состояния равновесия через наслаждение и избежать боли, к которой ведет страх. Допустим, организм получил от окружающей среды информацию о ситуации «А» в виде определенной комбинации ощущений, направленной к центру боли и вызвавшей реакцию страха. Это значит, что для достижения в данной ситуации центра физиологического равновесия ему необходимо действовать в соответствии со схемой, скажем, «Б». В противном же случае, оставаясь в ситуации «А» и далее, он рискует приблизиться через возрастающую реакцию страха к центру боли (см. рисунок 3).
Причем, сколько бы ни повторялась ситуация «А», он никогда не предпочтет другую схему поведения – «В», «Г» или «Д», а всегда будет поступать только в соответствии со схемой «Б». Именно этот путь, как «знает» он из опыта многих и многих поколений предков, приведет его через реакцию наслаждения к центру физиологического равновесия. Любой другой – уведет к боли и смерти.
Но так происходит только до тех пор, пока среда обитания остается привычной, что и обеспечивает организму, живущему в данной среде, гарантию выживаемости. Но вот окружающая среда начинает меняться. Теперь в ситуации «А», чтобы достигнуть центра физиологического равновесия, нужно поступать уже не в соответствии с привычной схемой «Б», а выбрать схему, допустим «В» или «Г». Но организм «помнит», что путь «В» или «Г» в ситуации «А» ведет к центру боли, и испытывает реакцию страха. Поэтому он продолжает следовать схеме «Б», не понимая, что в изменившихся условиях она может привести его только к гибели (см. рисунок 4).
В дальнейшем возможны два варианта. Первый – если организм, вопреки новой ситуации, будет продолжать действовать по старой схеме. Такой организм подлежит вымиранию. Второй – если в результате мутации организм «выбирает» себе новую схему поведения. В этом случае появляется новый организм, приспособленный к новой среде обитания.
Но есть, видимо, еще и третий вариант, когда организм, сам оставаясь неизменным, создает себе искусственную среду обитания, отличную от окружающей, естественной среды. Этот третий вариант, судя по всему, и есть наш, человеческий. В начале времен создание искусственной среды обитания обеспечивалось, как нам известно, изготовлением примитивных орудий труда, утеплением тела, добыванием огня, а также, как будет ясно из дальнейшего (см. «О началах мужском и женском»), первыми ограничениями, связанными с образованием социального общества. Думаю, что именно эта особенность как раз и является тем сущностным свойством, которое выделило человека из природной среды.
Таким образом, мы можем сформулировать свое определение человека. По-видимому, это обычный биологический организм, особенность которого заключается в том, что выживает он не за счет приспособления к природной среде, как другие организмы, а за счет изоляции от природной среды. Посмотрим теперь, к каким изменениям в его физиологии должно было привести это свойство.
3
Из приведенной схемы видно, что способ существования простого организма целиком зависит от среды его обитания. В соответствии с особенностями этой среды, он вырабатывает комплекс рефлексов, которые и позволяют ему выживать в привычных для него условиях. Причем объективно эти рефлексы направлены на поддержание общего баланса среды. Поэтому если рассматривать каждый природный ареал как самостоятельный организм, то можно сказать, что функционирующий в данном ареале простой организм выполняет фактически роль функционирующего в организме органа.
Напротив, человек, создавая себе искусственную среду обитания, становится в той или иной степени независимым от естественной, природной среды. А это значит, что участия в поддержании общего баланса он не принимает и функционирующим органом природной среды не является. В результате, если любой простой организм может пребывать лишь в той среде, которая ему свойственна (например, птица – в воздухе, рыба – в воде, дождевой червь – в земле), человек способен жить на холодном Севере и на жарком Юге, на вершинах гор и в морских глубинах, на поверхности Земли и в Космосе.
Однако независимость человека от среды обитания была бы невозможна без еще одного качества, а именно – без универсального восприятия, позволяющего ему взаимодействовать с окружающим миром в любых условиях существования. Напротив, восприятие простого организма, по-видимому, приспособлено лишь к той природной среде, в которой он пребывает как в своей: поскольку в природе действует принцип экономии энергии, а простой организм всегда привязан к одной конкретной среде, необходимости в обладании механизмом восприятия, подобным человеческому, у него просто нет. Поэтому можно с большой долей уверенности предполагать, что механизм восприятия простого организма отличается от механизма восприятия человека самым кардинальным образом.
Но мы в нашей работе исходим из того, что некогда человек сам был простым организмом и пребывал в изначальной своей среде в качестве ее функционирующего органа. То есть в этот период времени его восприятие должно было быть таким же, каковым является восприятие простого организма. Значит, восприятие человека претерпело изменения, и образ мира, воспринимаемый им сейчас, должен отличаться от образа мира, воспринимаемого в бытность его простым организмом. Каким же было восприятие человека в бытность простым организмом и как оно изменилось впоследствии?
4
Я думаю, что если мы хотим понять, каким было восприятие нашего предка в бытность его простым организмом, нам надо обратиться к мифологии, как к живой свидетельнице всех произошедших с человеком метаморфоз. Правда, принято думать, что мифы – это лишь фантазии неразвитого ума, и что мифология возникла как способ компенсировать образами воображения отсутствие у наших предков рациональных знаний. Но это явное упрощение. Если принять эту точку зрения, тогда получается, что доисторический человек – это как бы тот же современный человек, только невежественный. Он не знает, что существуют законы природы и потому компенсирует отсутствие этого знания образами своей фантазии.
На самом же деле, доисторический человек – это, по сути, дикое животное: он еще не обладает воображением и не умеет «фантазировать», а руководствуется исключительно конкретными ощущениями. Поэтому представления о мире, которое облекаются у него в форму мифов, просто не могут быть обусловлены буйной фантазией, как об этом принято думать. Скорее, они обусловлены особенностями первобытного восприятия, которое, конечно же, в корне отличается от современного. Так что попробуем отказаться от традиционного отношения к мифом, как к выдумкам дикарей, и научиться видеть в них психологический феномен за которым скрываются вполне реальные явления. Правда, искать в этом случае придется не там, где светло, а там, где зарыто: прямых указаний на то, каким было восприятие доисторического человека мы, разумеется, не найдем. Зато мы можем найти такой образ мира, каким он представлялся нашему предку через его восприятие простого организма.
В этой связи обращают на себя внимание тексты, в которых излагается состояние мира до начала творения. Так, в «Ригведе» сказано: «Тогда не было ни сущего, ни несущего; не было ни воздушного пространства, ни неба над ним. Что в движении было, под чьим покровом? Чем были воды, непроницаемые, глубокие? Тогда не было ни смерти, ни бессмертия, не было различия между днем и ночью. Без дуновения само собой дышало Единое, и ничего, кроме него, не было» (Х.129). А вот древневавилонская поэма «Энума элиш»: «Когда вверху не названо небо, а суша внизу была безымянна, тростниковых загонов тогда еще не было, тростниковых зарослей видно не было. Когда из богов никого еще не было, ничто не названо, судьбой не отмечено...». Примерно то же можно обнаружить и в скандинавской «Старшей Эдде»: «В начале времен, когда жил Имир, не было в мире ни песка, ни моря, земли еще не было и небосвода, бездна зияла, трава не росла». Аналогичные картины присущи также иудаистской, греческой, египетской, ацтекской и многим другим мифологиям.
Трудно предположить, чтобы столь полное единодушие в представлениях самых разных племен о таком темном предмете могло быть следствием случайности. Тем более, если учесть их разброс, как в пространстве, так и во времени. Еще менее вероятно, что наш предок сам наблюдал мир до сотворения или получил его описание непосредственно от Господа Бога. Поэтому, если придерживаться реальности, остается допустить, что здесь описан не образ мира как таковой, а состояние сознания человека, которое он только принял за образ мира. А чтобы понять, что это было за состояние сознания, нужно обратить внимание на загадочную фразу из «Книги Бытия», согласно которой до начала творения «земля была безвидна и пуста». На мой взгляд, она прямо говорит о том состоянии сознания нашего предка, когда ни один предмет не обрел еще для него своего образа («вида») и мир представлялся ему, по выражению Дионисия Ареопагита, «пресветлым Мраком тайноводственного безмолвия».
Таким образом, мы вполне можем предположить, что восприятие простого организма, а также человека в бытность его простым организмом представляло собой бесформенное ощущение, не приводящее к представлению ни о пространстве, ни о времени, ни о веществе. Видимо, оно ограничивалось ощущениями органов чувств, когда внешняя среда воспринимается просто как нечто твердое или мягкое, темное или светлое и т.д. Такое восприятие подобно реакции внутренних органов на поступление в организм питательных веществ и является одним целостным чувством, в котором тонут и потому не могут быть распознаваемы отдельные предметы и формы. Несколько перефразировав В. Хлебникова, можно сравнить его с тем, как воспринимает Земля брошенные в нее пахарем зерна.
Вместе с тем, для так называемого homo sapiens′а (человека разумного) характерна способность воспринимать мир как совокупность материальных объектов, обладающих формами и располагающихся в пространстве и времени. В чем причина такой разницы в восприятиях простого организма и человека? Моя гипотеза заключается в том, что восприятие мира в формах, то есть образное восприятие необходимо мозгу, чтобы могла работать психологическая память. То есть такая форма памяти, которая характерна для человека современного типа. Простые же организмы (а также человек, в бытность его простым организмом), такой памятью, судя по всему, не обладают, поэтому образное восприятие у них отсутствует.
В том, что для работы памяти необходимо образное восприятие легко убедиться, если провести мысленный эксперимент и попытаться припомнить, например, чувство радости или чувство боли, которое мы когда-либо испытывали. Очень скоро мы обнаружим, что ищем в памяти не чувство как таковое, а пытаемся восстановить подробности события, которое к нему привело. Вот тут-то и возникает необходимость в образном восприятии: чтобы ощущения могли отложиться в памяти, они должны обрести форму.
Происходит это, видимо, оттого, что для запоминания чистого ощущения организму требуется энергии больше, чем для запоминания образа. Поэтому в целях экономии общей энергетики организма, озабоченного проблемой выживания, мозг человека производит операцию оформления запоминаемых ощущений, придания ощущениям формы (о том, как он это делает, будет сказано в разделе «О ряде натуральных чисел»). Запечатленные памятью ощущения и превращаются в восприятия, которые отличаются от ощущений тем, что являются ощущениями предметными, обретшими форму.
В то же время память простого организма, а значит, и память нашего предка – это память физиологическая, существующая в форме рефлексов. Это подтверждается множеством экспериментов, которые свидетельствуют, что любое животное в своих действиях руководствуется сугубо биологической мотивацией и никогда не выходит за рамки инстинктов. Мотивация же определяется либо наследственными видовыми программами (безусловным рефлексом), либо непосредственным личным опытом (условным рефлексом), но всегда только рефлексом. То есть любое животное является, фактически, своеобразным биологическим механизмом, и его действия всегда строго обусловлены сугубо биологическими потребностями.
Но если простой организм не обладает человеческой, то есть психологической памятью, то и потребности в образном восприятии у него нет. Чтобы могла работать память физиологическая, операцию придания ощущениям формы производить не требуется, достаточно одних ощущений. Поэтому мозг простого организма не тратит время на создание образов, а через спинной мозг направляет получаемый от органов чувств сигнал непосредственно в мышцы для их мгновенного и безошибочного реагирования. Отсюда и восприятие мира, как бесформенного нечто, не приводящего к представлению ни о пространстве, ни о времени, ни о веществе.
5
Таким образом, восприятие – явление вторичное, первичным является память. В самом деле, память – важнейшее качество человека. Только благодаря памяти могли возникнуть свойства отличающие человека от животных. Осуществляя связь между прошлым, настоящим и будущим, память обеспечивает человеческой психике непрерывность, являясь, тем самым, основным фактором формирования личности. Без памяти не мог бы возникнуть язык – главный источник знаний о мире. А без языка не было бы ни социального общества, ни культуры. Именно память сделала человека человеком. Тем не менее, что такое память не знает пока никто.
Самый главный вопрос – почему происходит запоминание? Ответить на него пытался еще Аристотель. Он считал, что при восприятии объекта, излучаемые им материальные частицы попадают в голову и там оставляют отпечаток на мягком веществе мозга, как на глине или на воске. С тех пор прошло почти две с половиной тысячи лет, но уровень представлений за это время изменился мало. По-прежнему возникновение памяти связывается с материальными частицами, по-прежнему ее местонахождение ищут в мягком веществе мозга. Только материальные частицы стали именоваться нервными импульсами или сенсорными сигналами, а отпечатки на мозге – структурными или химическими изменениями.
Дело в том, что количество теорий памяти в настоящее время исчисляется десятками. Их число растет по мере того, как изменяются наши представления о мозге. Память исследуется с точки зрения ее видов (произвольная, непроизвольная и т.д.), способности сознания составлять цепочки ассоциативных связей, ее целостности и структурности. Но самое главное – память ищут. Ее ищут в синопсах нейронов, в структуре белковых молекул, в нейронных сетях и в молекулах РНК. И это понятно: проще всего ответить на главный вопрос (почему происходит запоминание?), если найти место, куда складывается вся информация. Однако обнаружить это место не удается. Как признался в своем классическом труде по истории экспериментальной психологии американский психолог Эдвин Боринг, «Где или как мозг сохраняет воспоминания – это великая тайна».
А совсем недавно, с изобретением магнитно-резонансной томографии, позволившей свободно наблюдать за активностью любых участков мозга, безнадежность поиска местонахождения в мозге памяти стала еще очевиднее. Так, в ходе исследований были выявлены зоны, руководящие любопытством, аппетитом, агрессией, страхом, способностью распознавать ложь, даже любовью, открыты участки, отвечающие за чувство юмора и оптимизм, но обнаружить участок управляющий памятью так и не удалось.
Я думаю, причина этих неудач в том, что ищут именно память. Ищут так, будто память существует отдельно от человека. Но память не может не быть тесно связана с той особенностью человека, которая отличает его от других представителей фауны. Поэтому мы не будем делать еще одну попытку установить, где находится память, а чтобы понять, почему происходит запоминание, посмотрим, каким образом память может быть связана со способностью человека создавать искусственную среду обитания.
Мы установили, что состояние максимальной жизненности простой организм испытывает в центре физиологического равновесия. Но чтобы учесть степень зависимости простого организма от среды обитания, мы должны установить, что, кроме центра физиологического равновесия должен существовать еще один, некий общий для всех организмов центр природного илиэкологического равновесия. Если центр физиологического равновесия регулирует деятельность конкретного организма, то центр природного равновесия должен существовать для того, чтобы регулировать деятельность природы в целом. Просто для всех представителей флоры и фауны центр физиологического равновесия всегда совпадает с центром природного равновесия, поскольку в противном случае происходит нарушение экологического баланса и гибель организмов.
Однако если для представителей растительного и животного мира это правило соблюдается неукоснительно, то в случае с человеком все происходит с точностью до наоборот. Дело в том, что человек, как мы установили чуть выше, может достичь состояния физиологического равновесия, только используя искусственную среду обитания. Поэтому центр физиологического равновесия человека находится в искусственной среде обитания и с центром природного равновесия не совпадает. Более того, чтобы достичь центра физиологического равновесия, человеку нужно удалиться от центра природного равновесия тем дальше, чем в большей степени сам он противостоит природе. Так появляется еще один, новый центр, к которому человек стремится, чтобы достичь состояния физиологического равновесия. Назовем его центром комфорта (см. рисунок 5).
То обстоятельство, что центр комфорта совпадает с центром физиологического равновесия человека, но является противоположным центру природного равновесия, приводит к следствию, важность которого трудно переоценить. Оно состоит в том, что центр комфорта, находясь в стороне от центра природного равновесия, совпадает тем самым с центром боли всех простых организмов. Возникает в высшей степени парадоксальная ситуация: если простому организму, чтобы достигнуть центра физиологического равновесия, нужно удалиться от центра боли, то человеку, чтобы прийти к тому же результату, нужно к центру боли приблизиться.
Но человек – все же существо физиологическое. Для него было бы естественно избегать движения к центру боли и следовать к центру физиологического равновесия через центр природного равновесия. В этом случае его реакции были бы для него привычными и не оставили после себя в его психике ни малейшего следа. Но человек вынужден двигаться в противоположном направлении, к центру комфорта, а значит, и к центру боли. И, поскольку действия, которые он при этом совершает, являются для него остро уникальными, внеприродными, противоречащими всему, чего требует от него весь опыт его животных предков, его реакции просто не могут не оставить в его психике самый глубокий след.
Разумеется, чтобы произвести такие действия, надо прежде всего воздержаться от действий рефлекторных, направленных в центр природного равновесия. Поэтому на месте невостребованного рефлекса в психике человека происходит образование некой лакуны, пустоты. Возникает новое для него, ностальгическое чувство утраты, а вслед за ним и стремление либо вернуться назад, либо чем-то эту пустоту заполнить (так гревшейся около костра обезьяне, по-видимому, приходилось бороться с искушением, чтобы не бежать от него прочь). И поскольку рефлекс есть физиологическое «знание» организма о порядке функционирования в некой ситуации, то и заполниться эта пустота тоже должна знанием, но теперь уже это должно быть знание о порядке функционирования в новой ситуации, возникшей в результате его внеприродных действий. Таким новым знанием и является воспоминание организма о пути, пройденном им к центру комфорта. Так вместо физиологической памяти простого организма возникает психологическая память человека (более подробно о том, где хранится память, будет сказано в разделе «О мозге-универсуме»).
Нетрудно понять, что помнить свои действия, включая полученные в результате этих действий ощущения, человек будет до тех пор, пока сам он будет находиться вне центра природного равновесия. Так дикие животные, попадая в несвойственный им ритм жизни, в неестественные условия питания и размножения, навязываемые им человеческим укладом, очеловечиваются, становясь животными домашними. Это проявляется у них в возникновении способности помнить и узнавать хозяина, отзываться на кличку, даже понимать некоторые слова (например, команды). И, наоборот, в известных случаях воспитания детей животными в условиях естественной природы человек полностью утрачивал характерные черты, отличающие нас от животных, и в первую очередь – память.
6
Вот здесь-то, с обретением психологической памяти, человек и получает те качества, которые делают его восприятие универсальным. В первую очередь это касается чувства времени, представляющего собой не что иное, как запечатленную памятью последовательность ощущений. Простому организму это чувство известно быть не может, поскольку его ощущения подсознательны и памятью не фиксируются. Но у человека оно полностью осознано, так как является тем воспоминанием о пути к центру комфорта, которое возникло у него взамен утраченного рефлекса.
Второе качество, о котором мы уже упоминали, это восприятие мира в формах, в результате чего невоспринимаемый и невидимый мир превращается в мир ярких образов. Оно отличается от восприятия простого организма тем, что является двухступенчатым. То есть ощущения человека проходят какую-то дополнительную обработку в мозге, в то время как восприятие простого организма ограничивается только ощущениями органов чувств.
Но чтобы ощущения могли обрести форму, они должны располагаться в пространстве. И вот здесь, я не открою ничего нового, если скажу, что мы не воспринимаем пространство так, как воспринимаем, например, цвета или звуки. «Никакое из наших ощущений, взятое в отдельности, не могло бы привести нас к идее пространства; мы пришли к ней, только изучая законы, по которым эти ощущения следуют друг за другом» (А.Пуанкаре). Так, зрительные ощущения двухмерны, они напоминают цветовые пятна на палитре художника и к представлению о пространстве не приводят. Поэтому, чтобы появилось ощущение пространства, нужно, чтобы между цветовым пятном и воспринимающим его глазом возникло расстояние. То есть, чтобы ощущения органов чувств оказались отделены от самих органов чувств. Посмотрим, как это может происходить.
Представим себе взаимоотношения между организмом и окружающей средой по аналогии с взаимоотношениями между организмом и его внутренними органами. Если попробовать отличить один внутренний орган от другого (скажем, поджелудочную железу от щитовидной) по их физиологической реакции на поступление в организм питательных веществ, очень скоро мы убедимся, что это невозможно: такая реакция протекает на уровне подсознания и распознаваема быть не может. Однако нам удастся отличить один орган от другого, если этот орган вступит в контакт с инородным для него предметом, например со скальпелем хирурга. Тогда нам не составит труда не только определить, с каким органом входит в контакт скальпель, но и отличить от органа сам скальпель.
То же происходило у человека с восприятием. В тот период, когда он пребывал в природной среде в качестве ее функционирующего органа, все ощущения, которые возникали у него от соприкосновения с природной средой, воспринимались им в единстве с ощущениями собственного организма, как воспринимается организмом работа его внутренних органов. Но, когда ощущение оказалось вызвано ситуацией, носящей нестандартный характер (обезьяна осталась греться у костра вместо того, чтобы бежать от него прочь), выделяться из природного фона и запоминаться стало не только само ощущение, но и тот орган, которым оно оказалось воспринято. А поскольку память фиксирует отдельно ощущение и отдельно воспринимающий его орган (например, воспринимаемый глазом красный цвет), возникло новое впечатление, будто ощущение существует отдельно от органа и, значит, является по отношению к нему внешним.
Видимо, так происходит не только подсознательное выделение ощущения из общего фона, но и отделение ощущения от ощущающего органа. Между ощущением и ощущающим органом возникает дистанция, их начинает разделять пространство. Отделенные от организма пространством ощущения воспринимаются им отныне, как чужие, не принадлежащие ему сущности. Сочетание нескольких ощущений (например, зрения и осязания) рождает иллюзию их (ощущений) вещественности. И вот уже мир, еще недавно нераздельный, воспринимаемый как единое целое, начинает дробиться на множество вещей и качеств. Может быть, именно это имел в виду Якоб Беме, когда писал, что силы, пребывающие в Боге в нераздельности, попав в вещный мир, дробятся, образуя качества.
Так в результате отхода человека от центра природного равновесия происходит выделение им части своих восприятий в восприятия внешнего мира. Происходит разделение на мир внешний и мир внутренний. И чем больше оказывается разница между природной средой и средой обитания человека, тем большее число восприятий начинает относиться им к внешним, тем обширнее становится для него пространство окружающего мира.
Думаю, именно этот процесс был запечатлен в мифах разных племен в качестве акта сотворения мира, точно так же, как восприятие простого организма было запечатлено в тех же мифах в качестве состояния предшествующего творению. Как пишет религиозный философ Владимир Лосский, «по учению святого Максима Исповедника сотворение состоит из пяти отделений, создающих концентрические сферы бытия, в средоточии которых стоит человек, потенциально все их в себе содержащий».
Нетрудно убедиться, что последовательность появления объектов в ходе сотворения напоминает процесс зрительной адаптации, когда человек после яркого дневного света попадает в темную комнату. Вначале он не видит ничего. Потом появляется нечто наиболее массивное и неподвижное, то, что имеет самые общие контуры, почти лишенные форм, например «небо и земля» (Быт.1.1.). Потом «свет» отделяется от «тьмы» (Быт.1.4.), от «воды» отделяется «твердь», а потом наиболее общие формы дифференцируются в более конкретные: «произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду и подобию ее, и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле» (Быт.1.12.). Причем, как отмечено в энциклопедии «Мифы народов мира», «в самых разных традициях все подобного рода тексты отличаются исключительным однообразием». Порядок творения соответствует одной и той же идеальной схеме: хаос – небо и земля – растения – животные – человек.
Все это убеждает в том, что в данных текстах речь идет не о сотворении мира, а о процессе развертывания воспринимающего сознания, который проходил поэтапно и завершился выделением во внешний мир ряда сущностей, воспринимаемых ранее целостно, как внутренний мир организма.
Таким образом, в ходе изменения способа восприятия происходит, я бы сказал, постепенное изменение качества восприятия. Вначале, когда человек воспринимал мир непосредственно через ощущения органов чувств, эти восприятия хоть и были подсознательны, но объективно отражали реальность, так как должны были обеспечивать ему гарантию вживаемости в среду. Но потом те же ощущения, прежде чем быть воспринятыми, стали проходить через мозг для преобразования в образ. И поскольку образ этот отражал уже не реальность, а, скорее, метафору реальности, то и восприятия стали отражать не столько внешний по отношению к человеку мир, сколько продукцию его собственного мозга.
Примечательно, что в данном контексте неожиданно интересно раскрывается сущность такого понятия, как «точка сборки». Как известно, это некий орган, который, по описанию Карлоса Кастанеды, играет ключевую роль в магической практике индейцев племени яки. Сдвигая точку сборки, человек может менять свое восприятие реальности, проникая в такие ее области, которые в обычном состоянии сознания для него недоступны. В нашей трактовке точка сборки – это не что иное, как центр физиологического равновесия. Чем больше этот центр сдвигается в сторону центра комфорта, тем восприятие человека ближе к современному. И, наоборот, если центр физиологического равновесия современного человека сдвинуть в сторону центра природного равновесия, он увидит мир таким, каким видит его простой организм, то есть не искаженным образами.
7
Итак, перед глазами у человека мир, включающий в себя совокупность материальных объектов, которые состоят из вещества, располагаются в пространстве и длятся во времени. Вместе с тем судить об этом мире мы можем лишь постольку, поскольку его мыслим. Мысль же, посредством которой мы получаем суждение о мире, не состоит из вещества, не располагается в пространстве и не длится во времени. То есть не является материальной. Таким образом, в представлении человека существуют две независимые друг от друга субстанции – материальная, представляющая собой пребывающий в пространстве и времени так называемый «внешний мир», и ее осмысливающая, нематериальная, духовная субстанция.
Как известно, эта точка зрения обыденного сознания впервые обрела форму философской максимы у Декарта, установившем принцип, согласно которому «все вещи, познаваемые ясно и отчетливо, и на деле таковы, как мы их познаем». А поскольку мы ясно и отчетливо различаем субстанцию мыслящую от субстанции протяженной, или телесной, то, как следует однозначный вывод, эти две субстанции существуют раздельно и независимы друг от друга. Причем, на этом принципе строится вся современная наука, краеугольным камнем которой является убеждение, что мир существует независимо от познающего его разума. При других условиях она просто не могла бы существовать, поскольку сам метод науки основывается на вере в безусловную истинность внешнего опыта.
Но мы выяснили, что пространство, вещество и время реальностью не обладают, а существуют только как формы нашего восприятия. Пространство и вещество потребовались для становления образного восприятия, образное восприятие оказалось необходимо, чтобы заработала память, а вместе с памятью возникло и чувство времени. Значит, коль скоро из двух имеющихся у нас субстанций материальная оказалась лишенной реального содержания, остается только одна – субстанция мысли. Она-то, как раз, и создает иллюзию «внешнего» мира, состоящего из пребывающих в пространстве и длящихся во времени материальных объектов.
Однако отсутствие у материальных объектов реального содержания вовсе не означает отсутствие у воспринимаемого содержания вообще. Напротив, сам тот факт, что образы материальных объектов отражаются в нашем сознании совершенно одинаково, говорит о том, что у всех этих образов есть некая всеобщая причина, какая-то глубинная единая суть.
Науке эта глубинная суть доступна быть не может по той простой причине, что, опираясь на внешний опыт, она способна изучать только явления, то есть то, что нам явлено в виде материальных объектов. Выяснить же, что скрывается под покровом явлений можно лишь в том случае, если исходить из опыта внутреннего, сосредоточившись на исследовании человеческой психики. Тогда, разобравшись, как явления возникают в нашем сознании, мы, возможно, сумеем определить и единую причину их возникновения.
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Свежее в блогах