8. О мире-иероглифе

1

Если по поводу происхождения языка существуют десятки, а то и сотни различных гипотез и предположений, то происхождение письменности удивительным образом, так и не стало предметом философского осмысления.

Почему-то считается общепринятым мнение, согласно которому смысл изобретения письменности заключался лишь в том, чтобы найти средство для хранения и передачи информации. Ее возникновение связывают исключительно с потребностями первых государств, нуждавшихся в ведении хозяйственного учета, а также в организации деловой и официальной переписки. Поэтому большинство источников спорят о том, где и когда возникла письменность, но никто не задается вопросом, почему она возникла.

А между тем, то обстоятельство, что письмена со временем начали применяться для деловой и официальной переписки, вовсе не означает, что они для этого были созданы. Известно, что изначально искусство письма относилось к исходящему от богов тайному знанию, и было настолько значимым, что боги, которым приписывалось его изобретение, наделялись функцией хранителей небесной премудрости. Таковы вавилонский бог писцового искусства Набу, египетский бог-писец Тот, индийское божество науки Сарасвати, греческий бог покровитель знания Гермес. Маловероятно, чтобы этот статус был им  присвоен исключительно в связи с успешным решением проблемы ведения хозяйственного учета.

В письменах видели вовсе не средство для хранения и передачи информации, а сакральные знаки, которые были связаны с высшими смыслами и предназначены для священнодействий. Так, согласно иудейскому мистическому трактату «Сефер Йецира» («Книга Творения»), все мироздание складывается из 10 чисел и 22 букв. И перебрать алфавит от «алефа» до «тава» означает то же, что пройти вселенную от начала и до конца.

Конечно, такое знание могло быть доступно только посвященным. И действительно, письменность была уделом особого разряда жрецов, таких, как кельтские друиды или священнокнижники в Египте, выступавшие в ритуальных шествиях с чернильным прибором и тростниковым пером. Поэтому первоначально письмена противостояли сфере профанного и материального, и не могли быть связанными с хозяйственной деятельностью. 

Не менее загадочен и факт возникновения буквенно-звукового или алфавитного письма. Обычно считают, что впервые оно было изобретено в Финикии во II тыс. до н.э. Его появление приписывают прогрессу в развитии письменности и объясняют стремлением сделать ее общедоступной, поскольку существовавшая до нее иероглифическая письменность была слишком сложной и не отвечала задачам развивающейся торговли. 

На самом же деле, никакого прогресса в древних обществах быть не могло по той причине, что общества древности являются «традиционными», то есть такими, для которых главная ценность – не развитие, а сохранение традиций. Как известно, этим обществам свойственны замкнутость, консерватизм, изолированность от внешнего мира. Здесь быстрые перемены и отход от устоявшихся форм невозможны, поскольку воспринимаются его членами как крушение ориентиров и утрата смысла жизни. Любой прогресс проникает сюда с большим трудом, так как вступает в противоречие с традициями и угрожает стабильности существующего порядка. Поэтому говорить о прогрессе в развитии письменности применительно к древнему обществу неправильно в принципе.

Кроме того, финикийцам II тыс. до н.э. вовсе не надо было ничего изобретать, так как первый алфавит к этому времени уже существовал. Он возник еще в Египте, одновременно с иероглифической письменностью, в которой, наряду с другими иероглифами, с самого начала существовали 24 буквенно-звуковых знака. Причем загадка становится еще более интригующей, если учесть, что в практической сфере египетское алфавитное письмо развития так и не получило. И это несмотря на то, что иероглифическое письмо два­жды пре­терпевало изменения в сторону своего упрощения: сначала как ие­ратическое, а потом – как демоти­ческое (от греч. de­motikos – популяр­ный). То есть алфавит у египтян был предна­значен явно не для упрощения процесса письма. 

Таким образом, смысл изобретения письменности вовсе не сводился к поиску средства для хранения и передачи информации, и думать, что в вопросе ее происхождения нет проблемы, значит, просто эту проблему не видеть. С другой стороны, заблуждаться относительно причин возникновения письменности означает, на мой взгляд, то же, что и оставаться в неведении относительно стимулов, которые управляли развитием нашей цивилизации. Поэтому задача данного раздела как раз и заключается в том, чтобы найти истинную причину возникновения письменности, а с ней и стимулы, оказавшие влияние на лик нашей цивилизации.

2

Одной из величайших загадок, среди оставшихся нам в наслед­ство от седой старины, является наскальная живопись. Уже в верхнем палео­лите, в пещерах на юге Франции и на севере Ис­пании появляются мастерски написанные десятки и сотни изо­браже­ний животных, растений и людей. Причем, как правило, большин­ству из них свойственна замечательная конкретность и реалистич­ность. Чем объяснить подобный феномен? Откуда такое мастерство? И, главное, какая потребность могла заставить человека, в условиях жесточайшей борьбы за существование, заниматься столь бесполезным, с точки зрения физического выживания, делом?

Есть разные мнения на этот счет. Одни исследователи связывают это явление с верой в тотем, другие – с верой в духов. Некоторые расценивают его как средство привлечения половых партнеров, их оппоненты – как средство магического воздействия. Кто-то приписывает их возникновение «художественному инстинкту», а кто-то желанию запечатлеть коллективный опыт общины. Словом, количество теорий, в которых делаются попытки дать ответы на эти вопросы безгранично. Однако все это больше напоминает процесс гадания, чем серьезный научный анализ.

Проблема, на мой взгляд, заключается в том, что религией современной антропологии является вера в прогресс и, как следствие, убежденность, что каждое последующее поколение отличается от предыдущего количеством накопленного опыта. Поэтому любая научная теория априори исходит из того, что в психологическом плане доисторический человек – это тот же современный человек, только невежественный. И там, где современный человек может применить научные знания, доисторическому остается только вера в духов, в тотем или в охотничью магию.

На самом же деле, доисторический человек отличается от современного, прежде всего, своей психикой. Как мы выяснили (см. «О метаморфозах слова», 8), в ответ на отделение части вос­приятий в восприятия внешнего мира, в психике человека возникает сфера компенсации, включающая, помимо эмоционального звука и эмоционального жеста, еще и эмоциональный образ. Поэтому возникновение наскальных рисунков легче всего объяснить именно с психологической точки зрения, как потребность закрепления в рисунке образа, который, будучи закрепленным в памяти, ис­че­зает из восприятия, то есть сменяется другим образом.

При этом надо учесть, что рисунок образа, возникая, как и сам образ, на основе подсознательной психической реакции, становится тождественным и образу, и имени образа (см. «О метаморфозах слова», 5). То есть рисунок оказывается таким же мифом, как образ и его имя собственное. Цель рисунка – пла­сти­чески выразить то, что язык выражает при помощи имити­рующего звука. Как первые слова являются именами собственными, так и первые рисунки являются именами собственными, но воплощенными пластически. А поскольку сознание в этом процессе участие не принимает, рисунки получаются и конкретными, и реалистичными.

Но при формировании языка, ввиду ограниченности числа имитирующих звуков, подсознанию, для обозначения оче­редного образа, при­ходится стро­ить цепочки из имен собственных между тем явле­нием, которое уже из­вестно, и тем, ко­торое только возникло (см. «О метаморфозах слова», 3). Поэтому и в рисунке подсознание повторяет тот же процесс: между образами оно выстраивает цепочку из рисунков, связывая образы, которые уже известны, с теми, которые только проявились. Таким образом, в рисунках запечатлевается порядок, в котором, как думали древние, шло сотворение мира (отсюда знание всех этапов развертывания воспринимающего сознания, которые древние принимали за сотворение).

Видимо, на этой стадии, в связи с необходимостью изображать все большее число связей, рисунки становятся более условными. Они начинают утрачивать часть своей изобра­зительности. Причем процесс утраты изобразительности происходит до тех пор, пока от рисунка остается только один, наиболее выразительный эле­мент. Тогда возникает символ, который мы называем иероглифом. Из этого следует, что иероглиф является не просто условным изображением элемента письма, а символическим знаком, в котором запечатлены связи между различными элементами мироздания.

Так возникает письменность, состоящая из рисунков, каждый из которых соответствует некоему конкретному имени собственному, обозначающему конкретное явление. Причем самыми древними из них были рисунки, которые передавали только один звук, так как именно они соответствовали первым словам, состоящим из имитирующих звуков. Эти рисунки впоследствии и легли в основу буквенно-звукового или алфавитного письма.

Таким образом, письменность не была изобретена и не прогрессировала от иероглифической к алфавитной. Она возникла в процессе формирования языка из рисунков отражавших образ, как бессознательная реакция на отклонение человека от центра природного равновесия. Иероглифическая письменность стала отражать имена собственные, состоящие из двух, трех и более звуков, а алфавитная – такие же имена, но состоящие из одного звука. В целом же формирование письменности, видимо, продолжалось до тех пор, пока не завершился процесс формирования языка.

Если попытаться теперь смоделировать образ мыслей доисторического человека, для которого любое явление тождественно своему имени, то получается, что звуки языка для него оказываются теми первоэлементами, из которых состоит мир. В самом деле, коль скоро имя явления состоит из отдельных звуков, а каждый звук, в свою очередь, тоже является именем того или иного явления, значит, любое явление состоит из отдельных явлений, соответствующих звукам своего имени. Но явление, имя которого состоит из одного звука, включает только само себя и на другие явления не делится. Значит, те иероглифы, которым соответствует только один звук, и являются первоэлементами мироздания.

Это обстоятельство имеет далеко идущие последствия. Если звуки языка являются первоэлементами из которых состоит мир, а каждому звуку соответствует иероглиф буквенно-звукового (алфавитного) письма, то из этого следует, что достаточно составить имя явления из иероглифов, соответствующих звукам этого имени, и можно получить любое явление, вплоть до самой вселенной. Так возникает доктрина, послужившая основой для возникновения самых авторитетных тайных учений древности.

3

Известны два тайных учения, основанные на представлении о звуках и буквах языка, как первоэлементах мироздания. Это учение каб­балы и Старший Аркан Таро. В «Сефер Ецира» прямо сказано, что «Ях, Повели­тель Духов, живой Элохим сотворил вселенную в 32 таинствен­ных шага мудро­сти: Числами, Буквами и Звуками, которые пребывают в Нем едином и неде­лимом». Эти 22 буквы еврейского алфа­вита, а также десять чисел на­турального ряда и являются, со­гласно каббале, основанием всех ве­щей.

Здесь каждая буква представляет собой некое простейшее качество, из которых складываются все вещи во вселенной. Так, буквы «Алеф», «Мем» и «Шин» – являются первыми эле­мен­тами: это вода, воздух и огонь. Следующие семь – «Бет», «Гимел», «Да­лет», «Каф», «Пе», «Реш», «Тау» – двойные: жизнь и смерть, мир и война, мудрость и глу­пость, богатство и нищета, плодовитость и бесплодие, красота и безобразие, гос­подство и рабство. Остальные две­надцать – «Хе», «Вау», «Зайн», «Хет», «Тет», «Йод», «Ламед», «Нун», «Самех», «Аин», «Цадди», «Коф» – простые: зрение, слух, обоняние, речь, питание, совокупле­ние, действие, хождение, гнев, смех, мышление и сон. Считается, что достаточно сложить их в определенном порядке и можно получить закон, по которому происходит распределение букв в словах и элементов в мироздании. Этот порядок содержится в Числах, во­площенных в так называемой системе Сефирот (см. рисунок 12), которая возникает в виде эманации из некой неопределенной вселен­ской первопричины, на­зываемой ЭЙН СОФ, и является не чем иным, как формулой сотворения мира.  

Точно по тому же принципу, что и каббала построен и так называемый Старший Аркан карт Таро, с той лишь разницей, что, в отличие от каббалы, направленной на выяснение божественного замысла, Таро является системой сугубо гадательной. Он со­стоит из двадцати двух нумерованных карт с изо­браженными на них сим­волическими картинами. В 1857 году извест­ный французский мистик и эзотерик Эли­фас Леви связал символические изобра­жения двадцати двух карт Старшего Аркана с двадца­тью двумя бук­вами еврейского алфавита. В результате получилось, что каждому звуку алфавита соответствует определенный зри­тельный образ. 

Если имя любого явления разложить на отдельные звуки, подставив вместо них соответствующие им зрительные образы карт Таро, то последовательность образов символически отразит последовательность этапов развития этого явления – будь то человеческая жизнь или вселенная. То есть достаточно знать, что означает тот или иной символ, чтобы имея подлинное имя явления предсказать его судьбу. Поэтому считается, что система Таро – ключ ко всем тайнам мира, а тот же Эли­фас Леви называл Таро суммой всех наук и величайшим творением че­ловече­ского разума, по силе и простоте сравнимым с архитектурой египет­ских пи­рамид. 

4

Создание системы Таро приписывается египет­скому богу мудрости, изобретателю иероглифи­че­ской письменности ибисоголовому богу-писцу Тоту, а второе название колоды Таро зву­чит, как «Книга Тота». Со­гласно легенде, первоначально соб­рание Таро со­стояло из металлических пластин, вроде глиняных или деревянных таблиц, с выби­тыми на них изо­бражениями и числами. Это собрание хранилось в Александ­рийской библиотеке, пока последняя не погибла в огне пожара. Если учесть, что система Таро основана на магических свойствах алфавита, а 24 буквенно-звуковых иероглифа впервые появляются в Египте, связь этой системы с древнеегипетскими тайными учениями становится вполне вероятной.

Но и каббала тоже имеет ярко выраженный египетский след. По преданию, она была передана Моисею на горе Синай самим Иеговой. Но не надо забывать, что Моисей – сам выходец из Египта, где он прошел посвящение как адепт. Поэтому, учитывая политическую подоплеку этого предания, а также идейное сходство двух систем, можно предположить, что и каббала, и Таро имеют одно происхождение – от египетского бога-писца Тота.

Правда, скептики утверждают, что первые исторически зафиксированные упоминания о каббале появились не ранее III-IV веков, а Таро и вовсе относят к позднему средневековью. Из этого делается вывод, что ни каббала, ни Таро не имеют к Египту никакого отношения. Действительно, за исключением сугубо легендарных, прямых свидетельств связи между древнеегипетской письменностью и приведенными доктринами не зафиксировано.

Но их и не может быть! Дело в том, что в древности все, что касалось алфавитной письменности содержалось в строжайшей тайне. Ведь человек, получивший доступ к таким знаниям, становился равным богам, так как оказывался обладателем секрета со­творения (а значит, и разрушения) мира. Каббалисты, например, и сейчас счи­тают, что стабильность вселенной гарантирована только принципиальной непроизносимостью имени бога «YHVH», представляющем так назы­ваемый первый Тетраграмма­тон. А известный неоязычник Алистер Кроули утверждал даже, что в случае его правильного произнесения все­ленная тут же рас­сыплется в пыль.

Поэтому во все времена учения эти были доступны только посвященным. В своей «Энциклопедии мудрецов, мистиков и магов», Б. Беренс приводит один из текстов так называемой Египетской герметики, где бог Тот так предостерегает своего ученика от попыток про­никнуть в его секреты, не достигнув необхо­димого уровня духовного развития: «Наполнены они (секреты – Авт.) углем раскаленным… Тот, кто приблизится к ним, не за­калившись ранее в огне, сожжет там пальцы свои». Вот почему прямых свидетельств связи между каббалой и Таро с одной стороны и древним Египтом – с другой, быть не может. Зато имеется абсолютно бесспорный факт, что именно в Египте связь письменности с тайнами мироздания впервые проявилась в деятельности конкретного человека.

5

Звание первого «Великого Посвященного», из числа реально су­щест­вовавших, традиция связывает с именем Имхотепа –  верховного жреца Ге­лиополя и визиря фараона III династии Джосера. На имеющихся изображе­ниях он предстает в облике писца, а его отцом и божественным по­кровителем является бог Тот. Начиная со II в. н. э., Тот ото­ждествляется с греческим Гермесом под именем Гермеса Трисмегиста (греч. Trismegistos – трижды величайший), а Имхотеп – с гре­ческим богом врачевания Асклепием. Причем в приписываемых Гер­месу со­чинениях Герметического корпуса Имхотеп фигурирует как ученик и прием­ник Гермеса, принявший от него посвящение в самые сокровенные тайны мироздания.

Легенда приписывает Имхотепу качества чудотворца и обладателя высшей мудрости, владеющего всеми тайнами магического искусства. Но главный титул, которому он и обязан, по-видимому, этой своей репутацией, связан с его функцией «хра­нителя тайных имен». Дело в том, что общеизвестное имя бога никогда не являлось его подлинным именем. Поскольку имя яв­ления в представлении древних было тождественно самому явлению, че­ловек верил, что знающий имя бога имеет над ним неограниченную власть. Когда страдающий от укуса змеи Ра обратился за помощью к бо­гине Исиде, первое, что потребовала от него в награду за исцеление «вели­кая ча­рами» волшебница, было именно раскрытие его тайного имени. По­этому в Египте даже простые смерт­ные старались иметь со­кровенное имя, неведо­мое даже родной материи. Что же касается богов, то их имена могли быть известны только посвященным. Какую же реальную власть давало Имхотепу знание подлинного имени бога?  

Разгадка этой тайны, на мой взгляд, заключается в том, что Имхотеп является архитектором и главным создателем ступенчатой пирамиды Джосера, первой пирамиды в истории Египта, положившей начало монументальному строительству по всему миру. А строительство в древности, как мы вскоре сможем убедиться, являлось основным и единственным способом распространения на весь обитаемый мир исходящих от бога энергий.

Как мы помним из ранее сказанного, к моменту перехода в патриархат, когда процесс формирования языка подходит к концу, начинает формироваться концептуальная мифология (см. «О метаморфозах слова», 8). Концептуальная ми­фо­логия несет в себе функцию компенсации утраченного рефлекса, то есть яв­ляется фактором, компенсирующим возможность совершения ошибки. Это первая в истории человечества модель мироздания, позволяю­щая рассматривать вселенную как строго закономерную сис­тему, где каждое явление имеет свою причину и смысл. Поэтому задача человека на этом этапе заключается в том, чтобы включить в эту систему самого себя. Тогда он подчинил бы свою жизнь царящему во вселенной порядку и обеспечил бы ей (жизни) такую же предсказуемость, какую можно наблюдать в движении Солнца, Луны и других небесных светил. Добиться этого можно было только одним способом: выстроить на Земле структуру связей соответствующую структуре вселенной.

В распоряжении человека уже были первоэлементы (иероглифы алфавита), из которых, как он думал, состоит мир. Но, чтобы создать из них вселенную, нужно было знать еще и порядок, по которому происходит формирование слов из букв, и вселенной из ее элементов. Что же представляет собой этот порядок?

Чтобы ответить на этот вопрос, в первую очередь необходимо вспомнить, что концептуальная мифология полностью базируется на языке, а язык для древнего человека – это, прежде всего, система связей, в которой каждый смысловой центр, представляющий то или иное имя собст­вен­ное, является структурным узлом для построения смысло­вого центра сле­дующего порядка. А вся эта система связей восходит к некоему единому началу, имя которого свернуто содержит весь мир в себе (см. «О метаморфозах слова», 7). Значит, чтобы создать на Земле образ вселенной, достаточно знать подлинное имя этого единого начала, а затем выстроить структуру связей, соответствующую структуре этого имени. Вот тут-то, у Имхотепа или у кого-то другого, видимо и возникает идея постройки храма, как способа воплощения на Земле божественного имени. Проблема, однако, заключается в том, чтобы выяснить, что же в действительности представляет собой это единое начало.

И здесь существует только один путь: восстановление структуры связей и определение того принципа, по которому происходит распределение букв в словах и элементов в мироздании. Проблему эту как раз и решают Числа, воплощенные в системе Сефирот, которую мы упоминали в связи с каббалой. Более того, как мы попробуем показать, никакого другого метода ее решения, кроме указанного, просто не может существовать.

Нам известно, что структура связей между отдельными элементами языка была определена порядком, посредством которого происходило наделение именами собственными новых, раскрывающихся перед сознанием нашего предка сущностей. Этот порядок носил трехчастный характер и соответствовал форме логического суждения (см. «О метаморфозах слова», 4).

Но и система Сефирот тоже носит трехчастный характер. Она представляет собой своеобразное структурное образование, состоящее из десяти сфер, девять из которых находятся в вершинах трех взаимосвязанных треугольников, а десятая объединяет структуру, завершая тем самым гармо­нию мира (см. рисунок 12). Все десять сфер соеди­нены между собой 22 так называемыми «путями», которые олицетворяют буквы ев­рейского алфа­вита. Поскольку каждая буква является первоэлементом, а каждая сфера – структурным узлом, объединяющим несколько первоэлементов, в целом система Сефирот представляет собой порядок составления божественного имени из его первоэлементов. Это и есть описанная нами выше и восходящая к единому началу система связей.

Иначе говоря, и система Сефирот, и логическое суждение являются теоретическим описанием механизма формирования языка, который сложился стихийно на основе естественных физиологических реакций. Но этого мало. Когда, желая рас­крыться, ЭЙН СОФ сжалась в точку и оставила после себя пустое про­стран­ство, состоя­щее из четы­рех концентри­ческих сфер, оно отрази­лось в каж­дой из них, об­разовав со­рок сфер тво­рения. То есть, здесь мы на­ходим те же со­рок сфер, органи­зованных в группы по три, которые являются моделью построения челове­ческим моз­гом форм из ощуще­ний, а также схемой струк­туры универсума, описанных нами на примере «Круга уни­вер­сума» Николая Кузан­ского (см. «О ряде натуральных чисел»). А это значит, что модель построения человеческим мозгом форм из ощущений тождественна модели формирования языка, и обе они тождественны структуре универсума.

Вывод, который можно сделать на основании данного анализа заключается в том, что все этапы осознания нами действительности, наше представление о мире, как о стройной, структурированной, пронизанной логическими зависимостями системе и даже все наши главные теории и доктрины формируются по одной схеме, заложенной в человеке физиологически.

6

Итак, в лице Сефирот мы имеем восходящую к единому началу структуру вселенной. Таким единым началом в этой модели несомненно является ЭЙН СОФ. Это не что иное, как первозданная бездна, которая порождает все­ленные, богов, людей и всех имеющих души и тела. Оно лишено субстанци­аль­но­сти и разумности, а его символ – закры­тый глаз. По-види­мому, под этим именем следует по­ни­мать то со­стояние сознания, ко­то­рое было присуще человеку до возникновения у него образного восприятия. У греков аналогичным началом был Хаос, у египтян – Нун.

По логике вещей, именно имя этого единого начала, стоящего у истоков мира и являющегося его первопричиной, то есть начала порождающего, женского, и должно было лечь в основу строительства храма, который мыслится как воплощение на Земле божественного имени. Однако с переходом к патриархату и в результате формирования концептуальной мифологии, появляется еще одно, мужское начало, присваиваемое одному из представителей последнего поколения богов (см. «О метаморфозах слова», 11). И поскольку, не смотря на изменение статуса (ранее второстепенное божество начинает занимать в иерархии божеств руководящее положение), место у него в системе связей остается прежним, эти два начала друг с другом не совпадают и функция порождения парадоксальным образом начинает принадлежать началу мужскому. Вот почему форма храма отныне принимает откровенно мужские черты.

В качестве примера может служить бог Солнца Атум, который, согласно Гелиопольскому мифу, является верховным богом египетского пантеона. Заметим, что само слово «Атум» означающее «полный», «совершенный» представляет собой скорее характеризующий бога эпитет, нежели его имя. Поэтому можно предположить, что в форме храма воплощено какое-то другое имя, а имя «Атум» не является подлинным именем бога. Попробуем выяснить, какое именно имя воплощено в храм бога Солнца.

Атум возник из Нуна в виде первозданного холма. Совокупившись сам с собой, он породил других богов, людей и весь мир. В Гелиопольском храме этот первозданный холм олицетворялся уподобляемым «центру мира» священным камнем Бенбеном, который представлял собой установленный на пьедестале каменный столб. Если учесть, что во всех мифологиях мира холм является фаллическим символом, а корень «бен», по мнению профессора Оксфордского университета Джона Байнса, использовался для выражения сексуальных или связанных с оплодотворением понятий, связь бога Солнца с мужским началом становится более чем очевидной. При этом функция порождения, вопреки всякой логике, принадлежит не породившему его Нуну, а именно ему самому.

То есть можно с большой долей вероятности предположить, что настоящее имя верховного бога Солнца не Атум, а Бенбен, и значит, посвященный ему храм должен был создаваться в соответствии с этим именем. И действительно, именно такую форму храма мы и находим в форме египетских пирамид. Как указывает английский египтолог Р.Т. Рандл Кларк, «этот символ перво­зданной возвышенности (имеется в виду Бенбен – А.) вскоре был формализован и превратился в возвышение с пологими или сглаженными сторонами или в платформу со ступенями на каждой сто­роне… Вероятно именно эту идею и воплощали в себе ступенчатые пира­миды» (Б. Беренс). То есть с одной стороны, пирамиды символизировали Солнце (их поверхность, покрытая облицов­кой из белого известняка, ослепи­тельно сверкала при свете сол­нечных лучей), а с другой – олицетворяли божественный фаллос, как главную функцию этого бога.

Если же вернуться к Имхотепу и его значению для последующих поколений, то оно очевидно не в том, что он был верховным жрецом Ге­лиополя и визирем фараона Джосера, и даже не в том, что является создателем первой пирамиды в истории Египта. Его значение видимо в том, что он первый связал имя верховного бога с формой храма. В тради­ции, берущей начало от Им­хотепа, отчетливо просматривается связь между исходящим от бога тайным знанием, письменностью и искус­ством сооружения мону­мен­тальных архитектурных форм. Не случайно и масонство главными своими символами числит мастерок и фартук строи­теля, а символиче­ским основате­лем – Хирама, легендарного создателя храма Соломона.

7

Итак, храм представляет собой записанное методом рисуночного письма имя собственное, которое свернуто содержит весь мир в себе, а заполняющие храм росписи, барельефы и скульптура являются, судя по всему, элементами этого имени, его буквами. Остается, впрочем, невыясненным вопрос, почему все же каменный столб превратился в пирамиду, а его элементы получили ярко выраженную геометрическую организацию?

Ответить на него не составит труда, если вспом­нить, что геометриче­скую организацию имеет сам механизм человеческого восприятия. В самом деле, прямые линии, точки и треугольники отвечают самым глубинным представлениям человека о гармонии (см. «О ряде нату­ральных чисел», 3). И поскольку мир богов не может не отличаться от мира людей (в нем должна присутствовать гармония, которой в мире людей нет), а окружающая человека действительность прямых линий в себе не содержит, логика подсказывает ему, что они могут существовать только в мире богов. Вот почему каменный столб, олицетворяющий собой божественный фаллос, был формализован и превратился в пирамиду.

Более того, геометрия оказалась тем универсальным средством, которое позволило объединить земную жизнь со вселенной в единое целое. Вот как описывается в надписи храма в Эдфу технология его за­кладки: «Беру де­ревянный колышек, держу шнур с богиней Шешет; мой взор следит за бегом звезд; око мое направлено на Большую Мед­ведицу; бог, указующий время, стоит около моей клепсидры; я устано­вил четыре угла храма». Надо ли удивляться, что, например, размеры, величины, вес и взаимное расположение трех пирамид (Хеопса, Хефрена, Мике­рина) и Сфинкса в Гизе отражают аналогичные взаимоотношения Солнца, Венеры, Земли и Марса между собой, а камера в пирамиде Хеопса расположена так, чтобы в нее проникал световой луч альфы созвездия Дракона, которая во времена строи­тельства пирамид явля­лась полюсом мира?

Что же касается храмовых росписей, то здесь проблема решается еще интересней. С одной стороны, они, как и вселенная, должны включать в себя в первую очередь объекты живой природы. Но с другой, живая природа прямых линий в себе не содержат. Поэтому, чтобы совместить прямые линии с живой природой, здесь начинает применяться соотношение золотого сечения, характерное именно для пропорций живой природы. В результате, рисуночное письмо, ис­пользуемое в храмо­вых росписях древнего Египта, совмещает два противоположных принципа: с одной стороны, в нем преобладают прямые линии, которых в живой природе нет, а с другой, эти прямые линии соотносятся друг с другом в пропорциях, характерных для живой природы. Мир, возникающий в ре­зуль­тате такого со­вмещения, поражает своей странностью: он очень похож на настоящий, но полно­стью от него отли­чается.

О том, насколько геометрический принцип доминирует в храмовых росписях Египта, можно судить по росписи храма богини Хатхор в Ден­дера, описанном Н.А. Померанцевой в работе «Эстетические основы искусства Древ­него Египта». Здесь при расчете композиции, ис­ходной фигурой явля­ется изображение богини Нут. Чтобы получить нуж­ные соотношения, вы­сота ее тела делится в пропорции золотого се­чения, а затем на каж­дой половине строятся четырехугольники. На од­ной половине квадрат, диа­гональ которого равна корню квадратному из двух, а на другой – прямо­угольник с диагональю, равной корню квад­ратному из трех. Полу­ченные ве­личины и определяют пропорции элементов рос­писи свода.

Композиция вписана в концентрические окружности. Радиус меньшей составляет треть большей, что в свою очередь составляет половину корня квадратного из двух. Радиус следующей равен одной шестой части одного из отрезков тела Нут. Окружность, заключающая в себе риту­альную сцену солярного культа, составляет треть корня квадрат­ного из двух. А окружность с иероглифической надписью, которая прохо­дит по внутрен­нему контуру круга, имеет ра­диус, равный половине другой части тела Нут.

Четыре изображения богини в полный рост с воздетыми руками, сим­волически поддерживающими небесный свод, пересекают окруж­ность наи­большего радиуса. Высота изображения Нут в полный рост составляет чет­верть ее большой фигуры. Размер парных фигур соответствует высоте Нут от стопы до уровня пола. Этой же величиной определяется рас­стояние между возде­тыми руками бо­гини и солярными божествами, а также интервалы между фигурами. Таким образом, все изображения уравновешены и соподчинены друг с другом, с од­ной стороны, систе­мой диагоналей квадрата и прямо­угольника, а с другой – пропорциями золотого сечения.

8

А далее, как солнечные лучи освещают все, на что они падают, так божественные энергии распространяться от храма на весь обитаемый мир. Причем, если носителем этих энергий является геомет­рия, то сами они сосредоточены в элементах божественного имени, воплощенных в рисуночном письме. Чтобы в этом убедиться обратимся вновь к Н.А. Померанцевой и ее работе.

В Египте уже поселения эпохи неолита, об­наруженные в районе современного Меримде, сви­де­тельст­вуют о нали­чии в расположении жилищ некоего единого плана (правда, еще овального и круглого). В эпоху Древ­него царства уже встречается прямо­угольная планировка с вы­делением двух пересе­кающихся магистралей. Позднее такая плани­ровка была по­ложена в ос­нову строительства городов Среднего и Но­вого царств, рас­копанных в Эль-Лахуне и Эль-Амарне. А рас­копки египетских поселений эпохи Среднего царства, предпринятые анг­лийским археоло­гом Флиндерсом Питри, вы­явили строгую упорядо­ченность каждого элемента: геомет­рически пра­виль­ную разбивку уча­стков земли, отве­денной под сады и водоемы, а также соот­ветст­вие их место­положению ос­новных сооружений. 

При этом даже планировка жилых помещений подчинялась тем же прин­ципам, что и в храмах. Их главные элементы – входной пор­тик, крыльцо с двумя колоннами или двойным рядом колонн, двойные проемы в виде пилонов и открытый двор – ничем не отличались от храмовых. Правильные гео­метрические формы придавались и водоемам. В строгом ритмическом порядке располагались также ок­ружающие их де­ревья. А в обнаруженном на западной окраине Фив по­селении мастеров фиванского некрополя в Дейр-эль-Медина, жилые дома имели завер­шия в виде пирамидок. 

Подобным храмовому было и внутреннее оформление жилищ. По­мещения часто убирались циновками, орнамент которых состав­лял фа­янсо­вую облицовку некоторых гробниц (например, подземной камеры юж­ной гробницы комплекса Джосера в Саккаре)… Мебель обычно украша­лась изо­бражениями иероглифов, чаще всего воспроиз­водящих символы жизни и смерти. А в росписях на керамических со­судах все изображения выступают в виде различных стилизованных фигур. В результате, этот своеобразный знаковый язык образовывал цепь символов, имеющих свой смысловой подтекст. Особенно частым яв­лялся здесь мотив оссириче­ских мистерий, связывающий воду, дерево и женщину. Причем даже сама форма сосудов повторяла форму священ­ного у египтян цветка ло­тоса.

Если же охватить всю совокупность принадлежащей древним материальной культуры в целом, то получается, что все их храмы, дворцы, жилища, скульптура, орна­мент, настенные изображения, их относительное расположение, изображения на пред­метах быта, сама форма этих предметов, даже украшения и национальная одежда – все это элементы одной, записанной методом рисуночного письма фразы. Иначе говоря, вся созданная на протяжении тысячелетий культура является огромным иероглифом, в котором зашифровано единое имя собственное отражающее вселенную. Но это с одной стороны. А с другой – этот иероглиф является нашим ли­ком, а единое имя собственное – нашим собственным именем.

9

Итак, если рассматривать деятельность человека по созданию ду­хов­ной культуры с точки зрения действующих в универсуме начал, она це­ликом относится к сфере компенсации. Однако здесь важно уяс­нить сле­дующее. С одной стороны, сфера компенсации возникает у че­ловека как средство вос­становления единства его психики (см. «О ме­таморфо­зах слова», 8). Но с другой – она находится под воздействием силы, обозначен­ной нами как нос­тальгия по центру природного равно­весия (см. «О мета­морфозах слова», 12).

Напомню, сила эта возникает как реакция на опасно разруши­тельный характер деятельности человека, нарушающей необходимое для жизни при­родное равновесие. Универсум, как всякий стремящийся к выживанию ор­га­низм, имеет свои механизмы саморегуляции. И когда разница между до­пус­тимым и недопустимым отклонением от нормы достигает критического уровня, происходит сброс энергии, который выражается в войнах, револю­циях и экологических катастрофах (см. «О мозге-универсуме», 9).

Чтобы этого не происходило, в психике человека и возникло чув­ство ностальгии по центру природного равновесия. Оно вынуждает его каждый раз на новом уровне искать возможность для восстановления разрушенной целостности, противопоставляя тем самым тенденции разрушения тенден­цию восстановления. И поскольку чувство носталь­гии по центру природ­ного равновесия приводит к возникновению сферы компенсации, эта сфера как раз и является способом восстанов­ления утраченной целостности.

Таким образом, вся духовная деятельность человека, включая его стремление к богу, к познанию исходящих от бога истин, а также к рас­про­странению божественного влияния на все сферы жизни, противопо­ложна его внеприродной деятельности и является не чем иным, как способом вос­ста­новления разрушаемой ею первобытной целостности. Вот эта-то дея­тель­ность и приводит, в конечном счете, к построению грандиозного ие­роглифа или собора, представляющего собой всю материальную культуру в совокуп­ности.

Похожие статьи:

Газета → Школьные годы чудесные! - Топ-10 книг! 1. Вверх по лестнице, ведущей

Газета → 28 мудростей Чеширского Кота 1 Серьезное отношение к чему бы то ни было в этом мире является роковой ошибкой.

Газета → Самые любопытные факты о книгах Гугл подсчитал количество всех художественных, публицистических и научных трудов в мире.

Газета → 10 жизненных уроков, которые можно извлечь из буддийских учений 1.

Газета → Вспоминаем, как будет звучать известный детский стишок в устах разных поэтов Маяковский В этом мире Ничто Не вечно, Вот и теперь