(Маленькое недоразумение) — Чучело ты, чучело! Образина ты лысая! — говорила однажды Пелагея Петровна своему супругу, отставному коллежскому секретарю Маркелу Ивановичу Лохматову. — У всех мужья как мужья, одну только меня господь наказал сокровищем-лежебоком! У сестры Глашеньки муж и носки штопает, и кур кормит, и за провизией на рынок ходит. Прасковьи Ивановнин муж, и что это за человек! — только и ищет, чем бы жене своей угодить: то клопов из кроватей вываривает, то шубу выбивает, чтоб моль не поела, то рыбу чистит. Один только ты у меня, нечистый тебя знает, в кого уродился! День-деньской лежишь, как анафема, на диване и только и знаешь, что водку трескаешь да про Румелию балясы точишь!..— Что же мне делать? — робко спросил Маркел Иваныч.— Что делать! Да мало ли делов? Куда в хозяйстве ни сунься, везде дело. Взять хоть индейского петуха. Уж неделя, как тварь не пьет, не ест… вот-вот издохнет, а тебе и горя мало, наказание ты мое! У, так и тресну по уху! А ведь петух-то какой! Гора, а не петух! За пять рублей другого такого не купишь!— Что же мне тово… с петухом делать? Не к доктору же с ним идти!— Зачем к доктору? Доктора не обучены птицам… Ты у людей порасспроси… Люди всё знают… А то и сам бы, дуралей, своим умом пораскинул, как и что. В аптеку бы сходил. В аптеке много лекарств!— Пожалуй, я схожу в аптеку, — согласился Лохматов. — Пожалуй.— И сходи! Дайте, скажи, мне на десять копеек крепительного!Маркел Иванович лениво поднялся с дивана, вздохнул и стал натягивать на себя панталоны (когда он сидит дома, Пелагея Петровна из экономии держит его в одном нижнем). Он был выпивши, в голове его от одного виска к другому перекатывалась тяжелая, свинцовая пуля, но мысль, что он идет сейчас делать дело, подбодрила его. Одевшись, он взял трость и степенно зашагал к аптеке.— Вам что угодно? — спросил его в аптеке толстый лысый провизор с большими, пушистыми бакенами.— Мне чего-нибудь этакого… — начал робко Маркел Иванович, почтительно глядя на пушистые бакены. — У меня, собственно говоря, нет рецепта, и я сам не знаю, что мне нужно, может быть, вы мне посоветуете что-нибудь.— Да, а что случилось?— Дело в том, что уж неделя, как не пьет, не ест. Всё время, знаете ли, слабит. Скучный такой, унылый, словно потерял что-нибудь или совесть нечиста.Провизор приподнял углы губ, прищурился и обратился в слух. Фармацевты вообще любят, когда к ним обращаются за медицинскими советами.— А… гм… — промычал он. — Жар есть?— Этого я вам не могу сказать, не знаю… Уж вы будьте такие добрые, дайте чего-нибудь. Верите ли? Смотреть жалко! Был здоров, ходил по двору, а теперь на тебе! — ни с того ни с сего нахмурился, наершился и из сарая не выходит.— В сарае нельзя… Теперь холодно.— Хорошо, мы его в кухню возьмем… А жалко будет, ежели тово… околеет. Без него индейки жить не могут.— Какие индейки? — вытаращил глаза провизор.— Обыкновенные… с перьями.— Да вы про кого говорите?— Про индейского петуха.На лице провизора изобразилось «тьфу!». Углы губ опустились, и по строгому лицу пробежала тучка.— Я… не понимаю, — обиделся провизор.— Не понимаете, какой это индейский петух? — в свою очередь не понял Лохматов. — Есть обыкновенные петухи, что с курами ходят, а то индейский… большой такой, знаете ли, с хоботом на носу… и еще так посвистишь ему, а он растопырит крылья, нахохлится и — блы-блы-блы…— Мы индюков не лечим… — пробормотал провизор, обидчиво отводя глаза в сторону.— Да их и лечить не нужно… Дать какого-нибудь пустяка и больше ничего… Ведь это не человек, а птица… и от пустяка поможет.— Извините, мне некогда.— Я знаю, что вам некогда, но сделайте такое одолжение! Что вам стоит дать чего-нибудь? Чего хотите, то и дайте, я не стану разговаривать. Будьте столь достолюбезны!Просительный тон Маркела Ивановича тронул провизора. Он опять нахмурился, поднял углы губ и задумался.— Вы говорите, что не пьет, не ест… что его слабит?— Да-с… Крепительного чего-нибудь.— Погодите, я сейчас.Провизор отошел к шкафчику, достал оттуда какую-то книгу и погрузился в чтение. Лицо его приняло сократовское выражение и на лбу собралось так много морщин, что Маркел Иванович, глядя на него, побоялся, как бы от напряжения кожи не порвалась провизорская лысина.— Я вам порошок дам, — сказал провизор, кончив чтение.— Покорнейше вас благодарю. Только, извините за выражение, как я ему этот порошок дам? Ведь он не клюет! Ежели бы он понимал свою пользу, а то ведь птица глупая, нерассудительная. Положишь перед ним порошок, а он и без внимания.— В таком случае я вам капель дам.— Ну, капли другое дело. Капли насильно влить можно.Провизор повернул голову в сторону и прокричал что-то по-немецки.— Ja![70] — откликнулся маленький черненький фармацевт.Лохматов направился туда, где возился этот фармацевт, облокотился о стойку и стал ждать.«Как он, собака, всё это ловко! — думал он, следя за движениями пальцев фармацевта, делившего какой-то порошок на доли. — И на всё ведь это нужна наука!»Покончив с порошками, фармацевт взял флакон, наболтал в него коричневой жидкости, завернул в бумагу и подошел к Лохматову.— Вам на десять копеек капель? — спросил он.— Индейскому петуху.— Что? — вытаращил глаза фармацевт.— Индейскому петуху.— С вами говорят по-человечески, — вспыхнул фармацевт, — вы и должны отвечать по-человечески.— Как же вам еще отвечать? Говорю, что индейскому петуху, так, значит, и индейскому петуху. Не орлу же!— Я это могу на свой счет принять! — нахохлился аптекарь.— Зачем же на свой счет принять? Я сам заплачу.— Но мне некогда с вами шутить!Фармацевт отложил в сторону флакон с каплями, отошел в сторону и, сердито фыркая, стал что-то тереть в ступке.Маркел Иванович подождал еще немного, потом пожал плечами, вздохнул и вышел из аптеки. Придя домой, он снял сюртук, панталоны и жилет, почесался, покряхтел и лег на диван.— Ну, что? был в аптеке? — набросилась на него Пелагея Петровна.— Был… ну их к чёрту!— Где же лекарство?— Не дают! — махнул рукой Маркел Иванович и укрылся ватным одеялом.— Уу… так и дам по уху! Примечание: 70 Да! (нем.)
Похожие статьи: