Ночи 206-215 (Тысяча и одна ночь. Восточные сказки)

<o:p> </o:p>

Двести десятая ночь

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Когда же настала двести десятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Арманус сговорился так со своей дочерью и задумал такой план. И подошла ночь, и царица Будур перешла с престола царства во дворец и вошла в то помещение, которое было ей приготовлено, и увидала она, что свечи зажжены и что госпожа Хаят-ан-Нуфус сидит там. И ей вспомнился её муж, и то, что с ним произошло со времени их разлуки за этот небольшой срок, и она заплакала, испуская непрерывные вздохи, и произнесла такие стихи:

<o:p> </o:p>

«Я клянусь, что весть о беде моей наполняет мир,

<o:p> </o:p>

Точно солнца луч, восходящего ночью мрачною.

<o:p> </o:p>

Его знак вещает, но трудно нам понять его,

<o:p> </o:p>

Потому тоска перестать не может расти моя.

<o:p> </o:p>

Ненавижу я прелесть стойкости, полюбив его,

<o:p> </o:p>

Но видал ли ты среди любящих ненавистников?

<o:p> </o:p>

Взгляды томные поражают нас остриём своим

<o:p> </o:p>

(А сильнее всех поражают нас взгляды томные).

<o:p> </o:p>

Распустил он кудри и снял покров, и увидел я

<o:p> </o:p>

Красоту его и чёрною и белою.

<o:p> </o:p>

И болезнь моя и лечение – все в руке его,

<o:p> </o:p>

Ведь недуг любви только тот излечит, кто хворь нагнал.

<o:p> </o:p>

Поясок его полюбил за нежность бока его,

<o:p> </o:p>

И из зависти бедра грузные отказались встать.

<o:p> </o:p>

Его локоны на блестящем лбу уподобим мы

<o:p> </o:p>

Ночи сумрачной, что задержана засиявшим днём».

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

А окончив говорить, она хотела встать на молитву, но вдруг Хаят-ан-Нуфус схватила её за подол и, уцепившись за неё, воскликнула: «О господин, не стыдно ли тебе перед моим отцом – он сделал тебе столько добра, а ты пренебрегаешь мною до этого времени».

<o:p> </o:p>

И, услышав это, Ситт Будур села на своём месте прямо и сказала: «О моя любимая, что это ты говоришь?» – и Хаят-ан-Нуфус ответила: «Я говорю, что никогда не видела такого чванного, как ты. Разве все, кто красивы, так чванятся? Но я сказала это не для того, чтобы ты пожелал меня, а потому, что боюсь для тебя зла от царя Армануса: он задумал, если ты не познаешь меня сегодня ночью и не уничтожишь мою девственность, отнять у тебя утром власть и прогнать тебя из нашей страны. А может быть, его гнев увеличится, и он убьёт тебя. И я, о господин мой, пожалела тебя и предупредила, а решение принадлежит тебе».

<o:p> </o:p>

И, услышав от неё эти речи, царица Будур склонила голову к земле и не знала, что делать, а потом она подумала: «Если я не послушаюсь царя, то погибну, а если послушаюсь – опозорюсь. Но я сейчас царица всех Эбеновых островов, и они под моей властью, и мне не встретиться с Камар-аз-Заманом ни в каком другом месте, так как ему нет дороги в его страну иначе, как через Эбеновы острова. Я не знаю, что делать, и вручаю свою судьбу Аллаху (прекрасный он промыслитель!). Я же не мужчина, чтобы подняться и открыть ему невинную девушку!»

<o:p> </o:p>

А затем царица Будур сказала Хаят-ан-Нуфус: «О любимая, все моё пренебрежение тобою и воздержание от тебя – против моей воли». И она рассказала ей обо всем, что с нею случилось, от начала до конца, и показалась ей и молвила: «Ради Аллаха прошу тебя, защити ты меня и скрой мою тайну, пока Аллах не сведёт меня с моим возлюбленным Камар-аз-Заманом, а после этого будет что будет…»

<o:p> </o:p>

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Двести одиннадцатая ночь

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Когда же настала двести одиннадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что госпожа Будур осведомила Хаят-ан-Нуфус о своей истории и велела ей все скрыть, и Хаят-ан-Нуфус выслушала её слова и изумилась её рассказу до крайних пределов. Она пожалела её и пожелала ей встретиться с её возлюбленным, Камар-азЗаманом, и сказала ей: „О сестрица, не бойся и не мучайся! Терпи, пока Аллах не свершит своё дело, которое решено“. А потом Хаят-ан-Нуфус произнесла:

<o:p> </o:p>

«Я тайну в груди храню, как в доме с запорами, К которым потерян ключ, а дом – за печатью.

<o:p> </o:p>

Лишь тот может тайну скрыть, кто верен останется, И тайна сокрытою у лучших лишь будет», А окончив стихи, она сказала: «О сестрица, грудь свободных – могила для тайн, и я не выдам твоей тайны».

<o:p> </o:p>

Затем они стали играть, обниматься и целоваться и проспали почти до призыва на молитву. И тогда Хаят-анНуфус поднялась и, взяв птенца голубя, зарезала его над своей рубашкой и вымазалась его кровью и, сняв шальвары, стала кричать. И её родные вошли к ней, и невольницы заголосили от радости, и пришла её мать и спросила, что с нею, и ходила вокруг неё и оставалась у неё до вечера.

<o:p> </o:p>

Что же касается царицы Будур, то она утром встала и пошла в баню, и вымылась, и совершила утреннюю молитву, а потом она отправилась в Дом суда и, сев на престол царства, стала творить суд между людьми. И когда царь Арманус услыхал радостные клики, он спросил, в чем дело, и ему рассказали, что его дочь лишена невинности, и обрадовался он этому, и его грудь расправилась и расширилась, и он сделал большой пир, и так они провели некоторое время. Вот то, что было с ними.

<o:p> </o:p>

Что же касается царя Шахрамана, то когда его сын выехал на охоту и ловлю вместе с Марзуваном, как уже раньше рассказано, он стал ждать, но пришла ночь после их отъезда, и его сын не приехал. И царь Шахраман не спал в эту ночь, и она показалась ему долгой, и встревожился он крайней тревогою, и волнение его увеличилось, и не верилось ему, что заря взойдёт, а когда настало утро, он прождал своего сына до полудня, но тот не приехал. И почувствовал царь, что наступила разлука, и жалость к сыну вспыхнула в нем, и он воскликнул: «Увы, мой сын!» – а потом так заплакал, что замочил слезами свою одежду, и произнёс из глубины расколовшегося сердца:

<o:p> </o:p>

«Я с людьми любви постоянно спорил, пока я сам

<o:p> </o:p>

Не почувствовал её сладости с её горечью.

<o:p> </o:p>

И насильно выпить пришлось мне чашу разлуки с ним,

<o:p> </o:p>

И унизился пред рабом любви и свободным я.

<o:p> </o:p>

Поклялась судьба разлучить меня и возлюбленных,

<o:p> </o:p>

И теперь исполнил суровый рок то, в чем клялся ой».

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

А окончив эти стихи, царь Шахраман вытер слезы и кликнул войскам клич, приказывая выезжать и спешить в долгий путь. И все воины сели на коней, и султан выступил, пылая по своему сыну, Камар-аз-Заману, и его сердце было полно печали. И они поскакали, и царь разделил войско на правое, левое, заднее и переднее и на шесть отрядов и сказал им; «Сбор завтра у перекрёстка дороги!»

<o:p> </o:p>

И тогда войска рассеялись и поехали, и ехали, не переставая, остаток этого дня, пока не спустилась ночь. И они ехали всю ночь, до следующего полдня, пока не достигли пересечения четырех дорог, и не знали они, по какой дороге поехал Камар-аз-Заман, а затем они увидели остатки разорванной материи и заметили растерзанное Мясо и увидели, что ещё остались следы крови.

<o:p> </o:p>

И, когда царь Шахраман увидал это, он издал великий крик из глубины сердца и воскликнул: «Увы, мой сын!» – и стал бить себя по лицу и щипать себе бороду и порвал на себе одежду. Он убедился в смерти своего сына, и усилились его стоны и плач, и войска заплакали из-за его плача и уверились, что Камар-аз-Заман погиб, и посыпали себе головы пылью.

<o:p> </o:p>

И пришла ночь, а они все рыдали и плакали, так что едва не погибли. А сердце царя загорелось от пламени вздохов, и он произнёс такие стихи:

<o:p> </o:p>

«Не корите вы огорчённого за грусть его,

<o:p> </o:p>

Уж достаточно взволнован он печалями.

<o:p> </o:p>

И плачет он от крайней грусти и мук своих,

<o:p> </o:p>

И страсть его говорит тебе, как пылает он.

<o:p> </o:p>

О счастье! Кто за влюблённого, клятву давшего

<o:p> </o:p>

Изнурению, что всегда слезу будет лить из глаз?

<o:p> </o:p>

Он являет страсть, потеряв луну блестящую,

<o:p> </o:p>

Что сиянием затмевает ближних всех своих.

<o:p> </o:p>

Но теперь дала ему смерть испить чашу полную

<o:p> </o:p>

В день, как выехал, и далёк он стал от земли родной.

<o:p> </o:p>

Бросил родину и уехал он на беду себе,

<o:p> </o:p>

И прощания не узнал услады с друзьями он.

<o:p> </o:p>

Поразил меня и отъездом он и жестокостью,

<o:p> </o:p>

И разлукою, и мучением, нас покинувши.

<o:p> </o:p>

Он отправился и оставил нас, простившись лишь,

<o:p> </o:p>

Когда дал ему приют Аллах в садах своих».

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

А окончив стихи, царь Шахраман вернулся с войсками в свой город…»

<o:p> </o:p>

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Двести двенадцатая ночь

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Когда же настала двести двенадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Шахраман, окончив говорить стихи, вернулся с войсками в свой город. Он убедился в гибели своего сына и понял, что на него напал и растерзал его либо зверь, либо разбойники.

<o:p> </o:p>

И он велел кликнуть клич по островам Халидаи, чтобы надели чёрное, с горя по его сыне Камар-аз-Замане и сделал для него помещение, которое он назвал Дом печалей, и каждый четверг и понедельник он творил суд над воинами и подданными, а на остальную неделю он входил в Дом печали и горевал по своём сыне, оплакивая его в стихах, и среди них были такие:

<o:p> </o:p>

«День счастья – тот день, когда вы снова близки ко мне,

<o:p> </o:p>

А день моей гибели – когда отвернётесь вы.

<o:p> </o:p>

И если угрозою испуган я гибели,

<o:p> </o:p>

То слаще спокойствия мне близость с любимыми».

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

И также такие слова:

<o:p> </o:p>

«Я душой своей искуплю ушедших, – отъездом их

<o:p> </o:p>

Они ранят сердце и порчею смущают.

<o:p> </o:p>

Так пускай без мужа проводит радость весь должный срок.[241]

<o:p> </o:p>

Со счастьем, раз их нет, развёлся я трижды»[242]

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Вот что было с царём Шахраманом. Что же касается дарицы Будур, дочери царя аль-Гайюра, то она сделалась царицей Эбеновой земли, и люди стали показывать на неё пальцами и говорили: «Это зять царя Армануса». И каждую ночь она спала с Ситт Хаят-ан-Нуфус и жаловалась на тоску по своём муже Камар-аз-Замане и, плача, описывала Хаят-ан-Нуфус его красоту и прелесть и желала, хотя бы во сне, сойтись с ним, и говорила:

<o:p> </o:p>

«Аллаху известно, что когда разлучились мы,

<o:p> </o:p>

Я плакал так, что слез пришлось занимать мне.

<o:p> </o:p>

Сказали хулители: «Терпи, ты достигнешь их», —

<o:p> </o:p>

А я им: «Хулители, откуда терпенье?»

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Вот что было с царицей Будур. Что же касается Камар-аз-Замана, то он оставался в саду у садовника некоторое время, плача ночью и днём м произнося стихи и вздыхая о временах блаженства и ночах, исполненных желаний. А садовник говорил ему: «В конце года корабль отправится в земли мусульман».

<o:p> </o:p>

И Камар-аз-Заман пребывал в таком положении, пока однажды не увидел, что люди собираются вместе» И он удивился этому, а садовник вошёл к нему и сказал: «О дитя моё, прекрати на сегодня работу и не отводи воду к кустам: сегодня праздник, и люди посещают друг друга. Отдохни же и поглядывай только за садом. Я хочу присмотреть для тебя корабль: остаётся лишь немного времени до того, как я пошлю тебя в земли мусульман».

<o:p> </o:p>

Потом садовник вышел из сада, и Камар-аз-Заман остался один, и стад он думать о своём положении, и сердце его разбилось, и слезы его потекли. И Камар-азЗаман заплакал горьким плачем, так что лишился чувств, а очнувшись, он встал и пошёл по саду, размышляя о том, что сделало с ним время, и о долгой разлуке и отдалении, и разум оставил его, и был он в смятении. И он споткнулся и упал, наткнулся лбом на корень дерева и ударился, и из его лба потекла кровь и смешалась со слезами. И Камар-аз-Заман вытер кровь, осушил слезы и перевязал лоб тряпкой и, поднявшись, стал ходить по саду, размышляя и потеряв разум.

<o:p> </o:p>

А потом он взглянул на дерево, на котором ссорились две птицы. И одна из птиц поднялась и клюнула другую в шею, так что отделила ей голову от тела, и, взяв голову птицы, улетела с нею, а убитая птица упала на землю перед Камар-аз-Заманом. И пока все это было, вдруг две большие птицы опустились к убитой, и одна встала у её головы, а другая около хвоста, и они опустили крылья и клювы и, вытянув к ней шеи, стали плакать. И тут Камар-аз-Заман заплакал о разлуке со своей женой, и ему вспомнился его отец, когда он увидел тех двух птиц, которые плакали по своём товарище…»

<o:p> </o:p>

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Двести тринадцатая ночь

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Когда же настала двести тринадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камараз-Заман заплакал от разлуки со своей женой и отцом, когда увидал двух птиц, которые плакали по своём товарище. А затем Камар-аз-Заман посмотрел на птиц и увидел, что они вырыли яму и закопали в ней убитую птицу и после того взлетели на воздух и скрылись на некоторое время, а потом вернулись, и с ними была птица-убийца. И они спустились с нею на могилу убитой и, насев на убийцу, убили её и, проткнув ей тело, вытянули ей кишки и пролили её кровь на могилу убитой птицы, и разбросали её мясо и разорвали её кожу, а то, что было в её внутренностях, они вытянули и раскидали по разным местам.

<o:p> </o:p>

И все это происходило, а Камар-аз-Заман смотрел и удивлялся, и вдруг он бросил взгляд на то место, где убили птицу, и увидал там что-то блестящее. И он подошёл ближе, и оказалось, что это зоб той птицы, и Камараз-Заман взял его и вскрыл и нашёл там камень, который был причиной его разлуки с женой. И когда Камар-аз-Заман увидел и узнал камень, он упал без чувств от радости, а очнувшись, он воскликнул: «Хвала Аллаху! Вот хороший признак и весть о встрече с моей возлюбленной».

<o:p> </o:p>

Он рассмотрел камень и провёл им перед глазами и привязал его к руке, радуясь доброй вести. А потом он поднялся и стал ходить, и ожидал садовника до ночи, но тот не пришёл. И Камар-аз-Заман проспал на его месте до утра, а затем поднялся, чтобы работать, и, подпоясавшись верёвкой из пальмовых волокон, взял топор и корзинку и прошёл через сад. Он подошёл к рожковому дереву и ударил его по корню топором, и от удара зазвенело. Тогда Камар-аз-Заман снял с корня землю и увидел опускную плиту…»

<o:p> </o:p>

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Двести четырнадцатая ночь

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Когда же настала двести четырнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Камар-аз-Заман поднял эту опускную плиту, он увидел под ней дверь и лестницу и, спустившись по ней, оказался в древнем помещении времён Ада и Самуда[243]. И помещение это было вытесано из камня, а по стенам его шли скамейки небесного цвета, и оказалось, что оно наполнено ярко-рдеющим червонным золотом. И тогда Камар-аз-Заман сказал про себя: «Ушло утомление, и пришли веселье и радость!» А потом Камар-азЗаман поднялся из этого помещения в сад, на поверхность Земли, и опустил плиту обратно на место, как она была.

<o:p> </o:p>

Он возвратился в сад и отводил воду к деревьям до конца дня, и тогда пришёл к нему садовник и сказал: «О дитя моё, радуйся возвращению на родину! Купцы собрались в путешествие, и корабль через три дня отъезжает в Эбеновый город (а это первый город из городов мусульман). И когда ты достигнешь его, ты пройдёшь сушею шесть месяцев и прибудешь к островам Халидан, на которых находится царь Шахраман».

<o:p> </o:p>

И Камар-аз-Заман обрадовался и произнёс:

<o:p> </o:p>

«Не бросайте тех, кто вдали от вас не привычен быть —

<o:p> </o:p>

Вы пытаете, покидая их, безгрешного.

<o:p> </o:p>

Другой, когда разлука длится, не помнит вас,

<o:p> </o:p>

И менять готов свои чувства он, не то, что я»

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Потом Камар-аз-Заман поцеловал садовнику руку и сказал: «О батюшка, как ты обрадовал меня» так и я тоже тебя обрадую великою радостью». И он рассказал ему про комнату, которую видел, и садовник обрадовался и сказал: «О дитя моё, я в этом саду уже восемьдесят лет и ничего не заметил, а ты у меня меньше года и увидал Это. Это твой клад. Он поможет тебе достигнуть твоих родных и соединиться с тем, кого ты любишь». – «Я непременно с тобою поделюсь», – ответил Камар-аз-Заман.

<o:p> </o:p>

А затем он взял садовника и, введя его в помещение, показал ему золото. А было оно в двадцати кувшинах. И Камар-аз-Заман взял десять, и садовник десять. «О дитя моё, – сказал ему садовник, – наложи себе несколько мер воробьиных маслин, из тех, что в этом саду: их не найти в других землях, и купцы ввозят их во все страны. Положи золото в меры так, чтобы маслины были поверх золота, потом закрой меры и возьми их с собою на корабль».

<o:p> </o:p>

И Камар-аз-Заман в тот же час и минуту поднялся, наложил пятьдесят мер маслин и положил туда золото, прикрыв его маслинами. А камень он положил, взяв его с собою, в одну из мер. И они потом с садовником сидели, разговаривая. И Камар-аз-Заман уверился в том, что встретится с любимыми и будет близок к родным, и сказал про себя: «Когда я достигну Эбенового острова, я поеду оттуда в землю моего отца и спрошу про мою возлюбленную Будур. Узнать бы, вернулась ли она в свою Землю, или поехала в земли моего отца, или же с ней случилась какая-нибудь случайность в дороге!» А потом он произнёс:

<o:p> </o:p>

«В душе любовь оставив, они скрылись,

<o:p> </o:p>

И земли тех, кого люблю, – далеко,

<o:p> </o:p>

Далёк теперь и стан и обитатель,

<o:p> </o:p>

Далеко цель пути – нет больше цели.

<o:p> </o:p>

Ушли они – и с ними ушла стойкость,

<o:p> </o:p>

Покой меня оставил и терпенье.

<o:p> </o:p>

Уехали – и радость улетела,

<o:p> </o:p>

Исчез покой – и нет уж мне покоя,

<o:p> </o:p>

И слезы они пролили мои, расставшись,

<o:p> </o:p>

И льётся из глаз обильно слеза в разлуке,

<o:p> </o:p>

И если когда захочется мне их видеть

<o:p> </o:p>

И долго мне придётся ждать в волненье,

<o:p> </o:p>

То вызову вновь я в сердце своём их образ —

<o:p> </o:p>

И будут думы, страсть, тоска и горе».

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

И потом Камар-аз-Заман сидел, ожидая, пока пройдут оставшиеся дни, и он рассказал садовнику историю с птицами и то, что с ними случилось, и садовник удивился. И они проспали до утра, а утром садовник заболел и проболел два дня, а на третий день его недуг увеличился, так что потеряли надежду на его жизнь, и Камар-аз-Заман сильно опечалился.

<o:p> </o:p>

И пока это было так, вдруг пришёл капитан и моряки, и они спросили про садовника. И когда Камар-аз-Заман рассказал им, что тот болен, они спросили: «Где юноша, который хочет с нами ехать на Эбеновые острова?» – «Это невольник, стоящий перед вами», – отвечал Камараз-Заман. И он велел им перенести меры на корабль, и они перенесли их на корабль и сказали: «Поторопись – ветер хорош!» – а юноша отвечал им: «Слушаю и повинуюсь!»

<o:p> </o:p>

Потом он перенёс на корабль мешок с едой и пищей и вернулся к садовнику, чтобы проститься с ним, но нашёл его борющимся со смертью. И Камар-аз-Заман сел у него в головах и закрыл ему глаза, и дух садовника расстался с его телом. Тогда Камар-аз-Заман обрядил его и похоронил во прахе, на милость Аллаха великого, а потом он пошёл и отправился к кораблю, но увидел, что корабль распустил паруса и уехал, и он рассекал море, пока не скрылся из глаз. И Камар-аз-Заман был ошеломлён и стоял в замешательстве, не давая ответа и не обращаясь с речью, а потом он вернулся в сад и сел, озабоченный и огорчённый, посыпая голову прахом и ударяя себя по лицу…»

<o:p> </o:p>

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Двести пятнадцатая ночь

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

Когда же настала двести пятнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о великий царь, что Камараз-Заман, когда корабль уехал, возвратился в тот сад и сел озабоченный и огорчённый. Он нанял сад у его владельца и поставил себе под начало человека, который помогал ему поливать деревья, а сам отправился к опускной двери, спустился в помещение и сложил оставшееся золото в пятьдесят посудин, а сверху набросал маслин.

<o:p> </o:p>

Он спросил про корабль, и ему сказали, что он отправляется только раз в год, и волнение Камар-аз-Замана увеличилось. И он опечалился из-за того, что с ним случилось, в особенности же из-за потери камня, принадлежавшего Ситт Будур, и плакал ночью и днём и говорил стихи.

<o:p> </o:p>

Вот что было с Камар-аз-Заманом. Что же касается корабля, то ветер был для него хорош, и он достиг Эбенового острова. А по предопределённому велению случилось, что царица Будур сидела у окна, выходившего на море и увидала корабль, когда он пристал к берегу. И сердце Будур затрепетало, и, сев верхом, вместе с эмирами и придворными и наместниками, она проехала на берег и остановилась у корабля. А уже шла разгрузка и переноска товаров в кладовые.

<o:p> </o:p>

И Будур призвала капитана и спросила, что он привёз с собою, и капитан ответил: «О царь, у меня на корабле столько зелий, притираний, порошков, мазей, примочек, богатств, дорогих товаров, роскошных материй и йеменских ковров, что снести их не в силах верблюды и мулы. Там есть

всякие благовония: и перец, и какуллийское алоэ, и тамаринды, и воробьиные маслины, которые редко встречаются в этих землях».

<o:p> </o:p>

И когда царица Будур услыхала упоминание о воробьиных маслинах, её сердце пожелало их, и она спросила владельца корабля: «Сколько с тобою маслин?» – «Со мною пятьдесят полных мер, – отвечал капитан, – но только их владелец не приехал с нами, и царь возьмёт из них, сколько захочет».

<o:p> </o:p>

«Вынесите их на сушу, чтобы я посмотрел на них», – сказала Будур.

<o:p> </o:p>

И капитан крикнул матросам, и они вынесли эти пятьдесят мер, и Будур открыла одну из них и увидела маслины и сказала: «Я возьму эти пятьдесят мер и дам вам их цену, сколько бы ни было». – «Этому нет цены в наших землях, – отвечал капитан, – но тот, кто их собрал, отстал от нас, а он человек бедный». – «А какая им цена здесь?» – спросила Будур. И капитан отвечал: «Тысячу дирхемов», – и тогда Будур сказала: «Я возьму их за тысячу дирхемов», – и велела перенести маслины во дворец.

<o:p> </o:p>

А когда пришла ночь, она приказала принести одну меру и открыла её (а в помещении не было никого, кроме неё и Хаят-ан-Нуфус), а потом она поставила перед собою поднос и перевернула над ним меру, и в поднос высыпалась кучка червонного золота. И Будур сказала госпоже Хаят-ан-Нуфус: «Это не что иное, как золото!» – а потом она велела принести все меры и посмотрела их, и оказалось, что все они с золотом и что все маслины не наполнят и одной меры.

<o:p> </o:p>

И Будур поискала в золоте и нашла в нем камень, и взяла его и осмотрела, и вдруг видит, что это тот камень, который был привязан к шнурку на её одежде и взят Камар-аз-Заманом.

<o:p> </o:p>

И когда Будур убедилась в этом, она закричала от радости и упала без чувств…»

<o:p> </o:p>

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>

<o:p> </o:p>