Окутан мраком, страшной тайной
И пылью прошлых сотен лет
Тот эпизод, увы, печальный,
Какие редко видит свет.
И кто мог знать тогда, с рассветом,
Что кровь прольётся на ковёр,
И что печальным, безответным
Вдруг станет милый сына взор.
— Ах, Иоанн, что ты наделал, -
Надсадно плакала жена.
Но он молчал, лишь кровь алела,
Да что-то пела тишина...
И кто мог знать, о Боже правый,
Что до того за пять часов
Задором, смехом, шуткой славной
Был переполнен царский двор.
Субботний день весенний, звонкий
Шумел восторгом, солнцем пах
И вдруг порвался нитью тонкой,
Перемоловшись в пух и прах.
Тут мудреца слова златые
На ум приходят мне и вам:
— Не обошлось без них и ныне,
Шерше ля фамм, шерше ля фамм…
Ну что ж, тогда начнём с начала,
Когда царь Грозный ещё спал,
Но тут вставать пора настала -
Будильник вдруг задребезжал.
— О, Боже, чёрт меня дери!
Всё это шуточки Мари!
В такую рань вставать в субботу,
Кода не надо на работу!
На шесть будильник завести,
Чтобы с ума меня свести!
Да не трещи ты, бес, над ухом! -
И Грозный злобною рукой
Подушкою с лебяжьим пухом
Накрыл будильник. — Фу-у-х. Отбой.
Но, Боже, как он ошибался,
Как баснословно был неправ,
Когда поспать ещё собрался,
Удобно ноги так поджав.
Раскрылись царские покои:
В парчу и шёлк облачена,
Она возникла. Может стоит
Сказать, кто это был? — Жена.
— Вставай, Ванюша, просыпайся,
Ну как тебе не стыдно спать;
И не храпи, не притворяйся,
А то воды налью в кровать!
Супруг вздохнул и, свесив ноги,
Сел, нервно глядя на жену;
И я уверен, что не Бога
Он видел в ней, а Сатану.
— О, Маша, лучше всех ты знаешь,
Что страшен в гневе Иоанн.
Зачем меня ты заставляешь,
Чтоб я кричал, как хулиган!
Чтоб я шипел, топтал ногами
Ковры бесценные мои,
И чтобы я смотрел глазами
Готовой укусить змеи!
О нет, я знаю, не напрасно
Всё это сделано вот так,
И знать хочу — что за ужасный
Судьбы мне уготован знак!
Ну говори скорей, Марусь,
От нетерпенья я трясусь,
С тобою, ладно, я мирюсь,
И даже в ужин не напьюсь,
А только Богу помолюсь
Я за тебя, ну и за Русь!
Царица Марья стала в позу,
Для речи руку занесла,
В парик воткнула ветвь мимозы
И лишь потом произнесла:
— Ах, Иоанн, ведь ты не знаешь
Последних самых новостей —
То с Шуйским в домино играешь,
То поишь тысячи гостей!
То сам лакаешь как сапожник,
То чешешь ночи в преферанс.
Вчера, игрок, титан-картёжник,
Продул последний дилижанс!
А в ту субботу! Под балконом,
Где наша вся прислуга спит,
Романс на пару пел с Кобзоном,
Утратив всякий царский вид.
А в понедельник! Ух, мучитель!
Набрался белого вина,
И был доставлен в вытрезвитель!
Да грош, Иван, тебе цена.
Ну что ж, достаточно вступлений,
Теперь, Ванюша, слушай суть.
Только спокойно, без волнений,
И ничего не позабудь.
Сегодня — день Восьмого марта,
Международный женский день.
Не вижу что-то я подарка,
Преподноси же, старый пень!
Вот тут-то царь наш Грозный
Стал перепуганно-серьёзный,
Он понял сразу — быть беде.
Подарок надо бы. Но где!
Но, всё ж, пока есть время,
Ей можно выдать поздравленье:
— Мусюсик! Как я поздравляю!
Каких я благ тебе желаю!
Живи сто восемьдесят лет...
— Подарок где? — жена в ответ.
— О-о-о! Будет. Я распорядился.
Подарок будет, ей-же-ей! -
И грозный царь перекрестился,
Своей рубахи став бледней.
— Ну что ж, пока там суд да дело, -
Царица стала уходить.
— Умойся, я воды нагрела,
И марш на кухню — борщ варить!
Там, в холодильнике, печенка,
Капуста, чёрная икра;
Ещё зажаришь поросенка.
Ну, царь, пи пуха, ни пера!
Когда бы не восьмое марта -
Сейчас бы было столько мата!
А так, впервой за сорок лет,
Готовить будет царь обед.
Среди котлов с бульоном, птицей пахнущим,
Среди кастрюль громадных и чугунных плит
Сидит владыка и с туманным взглядом плачущим
На мелкие кусочки лук ножом крошит.
И сизый пар по мрачной кухне липко стелется,
И, как в аду, всё булькает, корёжится, кипит.
На мясорубке гусь, в пуху и с потрохами, мелется,
На сковородке поросёнок жалобно визжит.
Все повара давным-давно царём разогнаны,
Чтобы мученья его страшные никто не увидал;
И только сын, Иван, там, возле печек огненных,
С отцом, Иван Васильичем, немыслимо страдал:
— Ах, милый батюшка, отец ты мой родименький,
Ты отпусти меня на волюшку гулять!
Я обожжён весь, а икра из синеньких
Сгорела вся, до полного отсутствия, опять.
Я головой ударился об угол печки жутко,
Когда кабанчик спрыгнул недоделанный не пол!
Я весь обжарен и обварен — кроме шуток!
В гробу я видел праздничный ваш стол!
Взглянул Иван на сына то ли грозно, то ли грустно,
И произнёс со вздохом: — Глянь-ка на меня.
Вот в бороде моей тушеная капуста,
А под лопаткой кость засела от линя.
А на одном, сынок, не очень скромном месте,
Когда я петуха проклятого щипал,
Ты не найдёшь совсем живого места,
Так он, мерзавец, меня сильно исклевал!
Но верь, сынок, — всё боги видят,
И не забудет нас с тобой народ!
Нерукотворный он нам памятник воздвигнет
У наших старых, наших маленьких ворот!
Сын:
— Мне наплевать на бронзы многопудье!
Мне наплевать на мраморную слизь!
Мне наплевать на то, что скажут люди!
Я ухожу, отец, а ты тут сам возись!
— Тогда, о сын, тебя я презираю!
Помочь отцу родному тебе лень?
Как можешь одного меня оставить
В Международный женский день!!!
Уйди вон с глаз моих, пижон неблагодарный!
Катись колбаской ливерной, щенок! -
И разливною ложкой деревянной
Царь сбил родное чадо с ног.
А тот какой-то хиленький попался,
И сразу приказал всем долго жить...
Над хладным телом Грозный разрыдался
И в грудь себя котлетой начал бить.
— Ах, Иоанн, что ты наделал, -
Надсадно плакала жена.
Но он молчал, лишь кровь алела,
Да что-то пела тишина...
Царя, конечно, посадили.
Судья ему дал десять лет.
А всем мужчинам запретили
Готовить праздничный обед.
Днепропетровск, 1979 г.
Илья Репин
Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года. 1885 г. Холст, масло.
Москва, Третьяковская галерея
Кстати, в своё время мы говорили на эту тему с Борисом Галкиным ("В зоне особого внимания", "Ответный ход" — капитан Тарасов, короче), и он сказал, что всё это(ну, про Грозного) - дерьмо, и так глумиться над российским монархизмом не должно. Одолжил у меня шахматы и отправился в гостиницу работать над образом Сало Флора в фильме по книге Виктора Котова "Белое и черное". С тех пор ни Бориса, ни шахмат я больше никогда уже не встречал.
Борис! Если ты каким-то невообразимым образом прочитаешь в инете эти строки - скажи, что это - правда. А шахматы, Бог с ними, - оставь себе. Все мы когда-то были молоды, тщеславны и в равной мере амбициозны.
Vilenna, извини, - отвлёкся. А вот с Филатовым, к невосполнимому сожалению, встречаться не довелось.
Свежее в блогах