Стихи из жизни

Эдуард Асадов Когда мне встречается в людях дурное, То долгое время я верить стараюсь, Что это скорее всего напускное, Что это случайность. И я ошибаюсь. И, мыслям подобным ища подтвержденья, Стремлюсь я поверить, забыв про укор, Что лжец, может, просто большой фантазер, А хам, он, наверно, такой от смущенья. Что сплетник, шагнувший ко мне на порог, Возможно, по глупости разболтался, А друг, что однажды в беде не помог, Не предал, а просто тогда растерялся. Я вовсе не прячусь от бед под крыло. Иными тут мерками следует мерить. Ужасно не хочется верить во зло, И в подлость ужасно не хочется верить! Поэтому, встретив нечестных и злых, Нередко стараешься волей-неволей В душе своей словно бы выправить их И попросту "отредактировать", что ли! Но факты и время отнюдь не пустяк. И сколько порой ни насилуешь душу, А гниль все равно невозможно никак Ни спрятать, ни скрыть, как ослиные уши. Ведь злого, признаться, мне в жизни моей Не так уж и мало встречать доводилось. И сколько хороших надежд поразбилось, И сколько вот так потерял я друзей! И все же, и все же я верить не брошу, Что надо в начале любого пути С хорошей, с хорошей и только с хорошей, С доверчивой меркою к людям идти! Пусть будут ошибки (такое не просто), Но как же ты будешь безудержно рад, Когда эта мерка придется по росту Тому, с кем ты станешь богаче стократ! Пусть циники жалко бормочут, как дети, Что, дескать, непрочная штука - сердца... Не верю! Живут, существуют на свете И дружба навек, и любовь до конца! И сердце твердит мне: ищи же и действуй. Но только одно не забудь наперед: Ты сам своей мерке большой соответствуй, И все остальное, увидишь,- придет!

Несколько слов... Во время эвакуации Ахматова и Раневская часто гуляли по Ташкенту вместе. "Мы бродили по рынку, по старому городу — вспоминала Раневская. За мной бежали дети и хором кричали: "Муля, не нервируй меня". Это очень надоедало, мешало слушать Анну Андреевну. К тому же я остро ненавидела роль, которая принесла мне популярность. Я об этом сказала Ахматовой. "Не огорчайтесь, у каждого из нас есть свой Муля!". Я спросила: "Что у вас "Муля"?. "Сжала руки под темной вуалью" — это мои "Мули", — сказала Анна Андреевна. Раневская рассказывала, что когда Ахматова бранила ее, она огрызалась. Тогда Ахматова говорила: — Наша фирма — "Два петуха!"

Анна Ахматова СЖАЛА РУКИ… Сжала руки под темной вуалью… «Отчего ты сегодня бледна?» — Оттого, что я терпкой печалью Напоила его допьяна. Как забуду? Он вышел, шатаясь, Искривился мучительно рот… Я сбежала, перил не касаясь, Я бежала за ним до ворот. Задыхаясь, я крикнула: «Шутка Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне: «Не стой на ветру». 8 января 1911 Киев

Эльдар Рязанов Мы не пашем, не сеем, не строим,— мы гордимся общественным строем. Мы бумажные, важные люди, мы и были, и есть мы, и будем. Чтобы сдвинулась с места бумага, тут и гибкость нужна и отвага,— на любом посту с верху до низу надо подпись поставить иль визу. Мы в отказах своих непреклонны до высоких звонков телефонных,— тут мы сразу меняем решенье: разрешаем, но как исключенье. Наша служба трудна изначально: надо знать, о чем мыслит начальник, угадать, согласиться, не спорить, чтоб карьеры своей не испортить. Мы бумажные, важные люди, мы и были, и есть мы, и будем...

Зинаида Гиппиус ТОЛЬКО О СЕБЕ Мы, — робкие, — во власти всех мгновений. Мы, — гордые, — рабы самих себя. Мы веруем, — стыдясь своих прозрений, И любим мы, — как будто не любя. Мы, — скромные, — бесстыдно молчаливы. Мы в радости боимся быть смешны, — И жалобно всегда самолюбивы, И низменно всегда разделены! Мы думаем, что новый храм построим Для новой, нам обещанной, земли... Но каждый дорожит своим покоем И одиночеством в своей щели. Мы, — тихие, — в себе стыдимся Бога, Надменные, — мы тлеем, не горя... О, страшная и рабская дорога! О, мутная последняя заря! 1904

Несколько слов... Он прошел путь от деревенского мальчика-херувима до самого известного дебошира и матершинника России. На выступлениях голубоглазого пастушка, читавшего что-то о простых радостях сельской жизни, девушки хором визжали: «Душка Есенин!» Того, раннего Есенина Маяковский называл «декоративным мужиком», слишком слащавым, неискренним, а его стихи — «ожившим лампадным маслом». Но «лапти да петушки-гребешки» недолго занимали поэта. Да и ангельского в нем осталось немного: он писал похабные стихи на стене Страстного монастыря и, расщепив икону, мог топить ею самовар, запросто мог и прикурить от лампадки. Его поведение неизменно находили вызывающим, эпатажным, шокирующим. Его стихи — особая страница русской поэзии: Есенина невозможно загнать в тесные рамки литературных направлений начала ХХ века, он — сам по себе, бунтующий, страстный, с огромной русской душой нараспашку. Наверное, поэтому поэзия Сергея Есенина никого не оставляет равнодушным: ее либо обожают, либо отказываются принимать и понимать.

Сергей Есенин Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, Синь очей утративший во мгле, Эту жизнь прожил я словно кстати, Заодно с другими на земле. И с тобой целуюсь по привычке, Потому что многих целовал, И, как будто зажигая спички, Говорю любовные слова. "Дорогая", "милая", "навеки", А в душе всегда одно и тож, Если тронуть страсти в человеке, То, конечно, правды не найдешь. Оттого душе моей не жестко Не желать, не требовать огня, Ты, моя ходячая березка, Создана для многих и меня. Но, всегда ища себе родную И томясь в неласковом плену, Я тебя нисколько не ревную, Я тебя нисколько не кляну. Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, Синь очей утративший во мгле, И тебя любил я только кстати, Заодно с другими на земле. 1925

Марина Цветаева Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызываю сон. Что это было? - Чья победа? - Кто побежден? Все передумываю снова, Всем перемучиваюсь вновь. В том, для чего не знаю слова, Была ль любовь? Кто был охотник? - Кто - добыча? Все дьявольски-наоборот! Что понял, длительно мурлыча, Сибирский кот? В том поединке своеволий Кто, в чьей руке был только мяч? Чье сердце - Ваше ли, мое ли Летело вскачь? И все-таки - что ж это было? Чего так хочется и жаль? Так и не знаю: победила ль? Побеждена ль? 23 октября 1914

Эдуард Асадов Любить — это прежде всего отдавать. Любить — значит чувства свои, как реку, С весенней щедростью расплескать На радость близкому человеку. Любить — это только глаза открыть И сразу подумать еще с зарею: Ну чем бы порадовать, одарить Того, кого любишь ты всей душою?! Любить — значит страстно вести бои За верность и словом, и каждым взглядом, Чтоб были сердца до конца свои И в горе и в радости вечно рядом. А ждет ли любовь? Ну конечно, ждет! И нежности ждет и тепла, но только Подсчетов бухгалтерских не ведет: Отдано столько-то, взято столько. Любовь не копилка в зашкафной мгле. Песне не свойственно замыкаться. Любить — это с радостью откликаться На все хорошее на земле! Любить — это видеть любой предмет, Чувствуя рядом родную душу: Вот книга — читал он ее или нет? Груша... А как ему эта груша? Пустяк? Отчего? Почему пустяк?! Порой ведь и каплею жизнь спасают. Любовь — это счастья вишневый стяг, А в счастье пустячного не бывает! Любовь — не сплошной фейерверк страстей. Любовь — это верные в жизни руки, Она не страшится ни черных дней, Ни обольщений и ни разлуки. Любить — значит истину защищать, Даже восстав против всей вселенной. Любить — это в горе уметь прощать Все, кроме подлости и измены. Любить — значит сколько угодно раз С гордостью выдержать все лишенья, Но никогда, даже в смертный час, Не соглашаться на униженья! Любовь — не веселый бездумный бант И не упреки, что бьют под ребра. Любить — это значит иметь талант, Может быть, самый большой и добрый. И к черту жалкие рассужденья, Все чувства уйдут, как в песок вода. Временны только лишь увлеченья. Любовь же, как солнце, живет всегда! И мне наплевать на циничный смех Того, кому звездных высот не мерить. Ведь эти стихи мои лишь для тех, Кто сердцем способен любить и верить!

Владимир Высоцкий (Из спектакля "Свой остров") Я не люблю фатального исхода. От жизни никогда не устаю. Я не люблю любое время года, Когда веселых песен не пою. Я не люблю открытого цинизма, В восторженность не верю, и еще, Когда чужой мои читает письма, Заглядывая мне через плечо. Я не люблю, когда наполовину Или когда прервали разговор. Я не люблю, когда стреляют в спину, Я также против выстрелов в упор. Я ненавижу сплетни в виде версий, Червей сомненья, почестей иглу, Или, когда все время против шерсти, Или, когда железом по стеклу. Я не люблю уверенности сытой, Уж лучше пусть откажут тормоза! Досадно мне, что слово "честь" забыто, И что в чести наветы за глаза. Когда я вижу сломанные крылья, Нет жалости во мне и неспроста - Я не люблю насилье и бессилье, Вот только жаль распятого Христа. Я не люблю себя, когда я трушу, Обидно мне, когда невинных бьют, Я не люблю, когда мне лезут в душу, Тем более, когда в нее плюют. Я не люблю манежи и арены, На них мильон меняют по рублю, Пусть впереди большие перемены, Я это никогда не полюблю.