Книга В конце ноября читать онлайн (Туве Янссон)

– И следите за тем, чтобы он принимал лекарства, – строго приказала она. – Хочет он того или нет. Сто лет – не шуточки. Иногда можете устраивать вечеринки.

Филифьонка пошла вперед по мосту, не оглядываясь, не зная, идет ли за ней Мюмла. Они исчезли в снежной завесе, окутанные печалью и облегчением, которые всегда сопровождают расставание.

Снег шел весь день, стало еще холоднее. Побелевшая земля, отъезд Филифьонки и Мюмлы, чисто вымытый дом наложили на этот день отпечаток неподвижности и задумчивости. Хемуль стоял и глядел на свое дерево, потом отпилил дощечку, положил ее на землю. Потом просто стоял и смотрел по сторонам. Несколько раз он входил в дом и постукивал по барометру.

Онкельскрут лежал на диване в гостиной и думал о том, как все переменилось. Мюмла была права. Он вдруг обнаружил, что ручей это не ручей, а извилистая, бурная река с заснеженными берегами. Он больше не хотел удить рыбу. Он положил себе на голову бархатную подушку и стал вспоминать о том веселом времени, когда в ручье водилось много рыбы, а ночи были теплые и светлые, и когда все время случалось что‑нибудь интересное. Приходилось бегать прямо‑таки до ломоты в костях, чтобы успеть за всем уследить, а спать и вовсе было некогда, разве что прикорнуть ненадолго, а как весело он смеялся тогда... Онкельскрут встал, чтобы побеседовать с предком.

– Привет, – сказал он, открыв дверцу шкафа. – Снег идет. Почему это теперь нет ничего интересного, а только так, одни пустяки? Куда подевался мой ручей? – Онкельскрут замолчал, ему надоело говорить с тем, кто никогда не отвечает на вопросы.

– Ты слишком стар, – сказал Онкельскрут и постучал тростью. – А теперь, когда пришла зима, ты еще больше состаришься. Зимой всегда ужасно стареешь, – и Онкельскрут взглянул на своего друга и еще подождал.

Все двери верхнего этажа были распахнуты в пустые, начисто вымытые комнаты, воздух был чист и свеж, уютного легкого беспорядка как не бывало, ковры расположились строгими серьезными прямоугольниками, и на всем лежал отпечаток холода и снежного зимнего света.

Онкельскрут почувствовал себя всеми забытым и закричал:

– Что? Скажи хоть что‑нибудь!

Но предок не отвечал, он стоял в своей не по росту большой пижаме и молча таращил на Онкельскрута глаза.

– Вылезай из своего шкафа, – строго сказал Онкельскрут. – Они тут все переделали по‑своему, и теперь только мы с тобой знаем, как все выглядело сначала! – И Онкельскрут довольно сильно ткнул предка тростью в живот. Послышался звон разбитого стекла – старое зеркало треснуло и рассыпалось; только в одном длинном узком осколке Онкельскрут успел заметить озадаченное выражение лица предка, но и эта зеркальная полоска тут же упала, и на Онкельскрута глядел теперь лишь коричневый лист картона, который не мог ему сказать вовсе ничего.

– Вот оно что, – пробормотал Онкельскрут и пошел не оглядываясь. Он был очень рассержен.

Онкельскрут сидел на кухне у плиты и, глядя на огонь, размышлял. За столом в кухне сидел хемуль, а перед ним была разложена груда чертежей.

– Тут что‑то не так со стенами, – сказал хемуль. – Они получаются какие‑то кривые и все время рушатся. Их просто невозможно приспособить к веткам.

«Может, он залег в спячку?» – думал о своем Онкельскрут.

– Собственно говоря, – продолжал хемуль, – собственно говоря, не очень‑то приятно быть запертым в четырех стенах. Просто так сидеть на дереве, пожалуй, приятнее, ночью можно озираться по сторонам и видеть, что творится вокруг, не правда ли?

– Наверное, важные события происходят весной, – сказал Онкельскрут сам себе.

– Что ты говоришь? – спросил хемуль. – Правда, так будет лучше?

– Нет, – отвечал Онкельскрут, хотя не слышал, о чем говорит хемуль.