АГАТА КРИСТИ. ПОДВИГИ ГЕРАКЛА. Детектив (начало)

Adminos Проза 28 марта 2012

Агата Мэри Кларисса Маллоуэн (урождённая Миллер, более известная по фамилии первого мужа как Агата Кристи) /15 сентября 1890 — 12 января 1976/ — английская писательница.

Относится к числу самых известных в мире авторов детективной прозы и является одним из самых публикуемых писателей за всю историю человечества (после Библии и Шекспира).

 

 

 

 

Пролог

 

В квартире Эркюля Пуаро все было очень современно.

 

Дверные и оконные ручки и шпингалеты сверкали хромом, а кресла, хотя и отменно мягкие, отличались строгостью форм.

 

В одном из этих кресел чинно восседал — аккуратно расположившись точно в центре — Эркюль Пуаро. Напротив него, в другом кресле, сидел профессор Бертон из колледжа Всех скорбящих Оксфордского университета

, с наслаждением потягивая «Шато Мутон-Ротшильд» из запасов Пуаро. Кому-кому, а профессору Бертону аккуратность была совершенно несвойственна. Пухлый, с румяной добродушной физиономией под копной седых волос, он то и дело басовито похохатывал и имел обыкновение посыпать все вокруг пеплом: никакие пепельницы, которые ему старательно подсовывал Пуаро, не помогали.

 

— Скажите на милость, — приставал он к Пуаро, — почему Геракл?

 

— Вы имеете в виду имя, данное мне при крещении?

 

— Ну, для крестного имени оно, пожалуй, чересчур языческое, — последовал ответ, — но я не о том. С чего вдруг такая экзотика? Отцовская фантазия? Материнский каприз? Семейная традиция? Ведь если я не ошибаюсь — память у меня не та, что прежде, — у вас был еще брат по имени Ахилл?

 

Пуаро, напрягшись, вспомнил историю появления на свет Ахилла Пуаро

. Даже не верится, что все это было на самом деле…

 

— Был, но недолго, — любезно пояснил он.

 

Профессор Бертон тактично сменил тему.

 

— Людям следовало бы более тщательно выбирать детям имена, — заявил он, размышляя вслух. — Вот одну из моих крестниц назвали Бланш

— а она черна, как цыганка! Другую окрестили Дердре, в честь Скорбной Дердре

— веселее человека я в жизни не видел! А уж Пейшенс

— ее бы Нетерпением назвать, и дело с концом! А Диана

— ну, Диана… — Старый античник содрогнулся. — В ней уже двенадцать стоунов

, а девочке всего пятнадцать! Родители говорят, что это детская пухлость, но мне так что-то не кажется. Ничего себе Диана! Они хотели назвать ее Еленой, но тут уж я стал стеной. Елена Прекрасная при таких-то папе с мамой! Да и бабушка у нее, если на то пошло, далеко не красавица. Я едва голос не сорвал, пытаясь их уговорить на Марту или Кэтрин, но куда там! Чудаки эти родители…Пухлое лицо профессора сморщилось от смеха.

 

Пуаро испытующе смотрел на него.

 

— Представляю себе одну фантастическую беседу…

 

Сидят ваша матушка и покойная миссис Холмс, шьют или вяжут всякие распашонки и советуются:

 

— Ахилл, Геракл, Шерлок, Майкрофт…

 

Восторг собеседника нимало не тронул Пуаро.

 

— Насколько я понимаю, вы намекаете, что я своим внешним видом не слишком напоминаю Геракла?

 

Профессор Бертон окинул взглядом маленькую аккуратную фигурку Пуаро, затянутую в полосатые брюки, и черный пиджак, и щегольской галстук-бабочку, не упустив ни лакированных ботинок, ни яйцевидной головы, ни огромных усов.

 

— По правде сказать, Пуаро, нисколько не напоминаете. Думаю, — добавил Бертон, — вам не довелось изучать классические языки?

 

— Не довелось.

 

— А жаль. Вы много потеряли. Будь моя воля, их бы изучал каждый.

 

— Eh bien

, я прекрасно обошелся без них, — пожал плечами Пуаро.

 

— Обошелся! Подумать только! Дело же совсем не в этом. Классическое образование — не лестница к немедленному успеху, это же не заочные бухгалтерские курсы!

 

Тут речь идет не о работе, а о досуге. Сами посудите. С годами все больше хочется отойти от дел, пожить в свое удовольствие — и что вы будете делать в свободное время?

 

У Пуаро уже был готов ответ.

 

— Я собираюсь всерьез заняться разведением кабачков.

 

— Кабачков? — ошеломленно пробормотал Бертон. — Этой пресной водянистой гадости?

 

— В том-то и дело, — воодушевился Пуаро. — Им вовсе не обязательно быть пресными.

 

— Ну да — если их посыпать сыром или луком или полить белым соусом…

 

— Нет-нет, я говорю о другом. Я попробую исправить вкус самих кабачков. Им можно придать такой букет…полуприкрыв глаза, облизнулся Пуаро.

 

— О чем вы, дружище, это же не кларет. — При слове «букет» профессор Бертон вспомнил о своем бокале и, смакуя, прихлебнул из него. — Прекрасное вино, давно такого не пробовал. — Он одобрительно покачал головой. — Но насчет кабачков — это ведь была шутка? Вы же не собираетесь, — на лице профессора отразился ужас, — согнувшись в три погибели, вилами разбрасывать на грядках навоз или подкармливать эти ваши кабачки с помощью шерстяных жгутов, смоченных в какой-то дряни?

 

— Похоже, вы настоящий специалист по кабачкам, — удивился Пуаро.

 

— Видел, как над ними колдуют садовники, когда ездил за город. Нет, Пуаро, я серьезно, ну что это за хобби! То ли дело, — голос профессора стал мягким и вкрадчивым, — кресло у камина в длинной комнате с низкими потолками, уставленной книгами, — непременно в длинной, никоим образом не квадратной. На столе перед вами бокал портвейна, а в руках — открытая книга. Время отступает, когда вы читаете. — Он звучно что-то продекламировал и тут же перевел:

 

                        Кормщик таким же искусством по бурному черному понту

                        Легкий правит корабль, игралищс буйного ветра…

 

— Правда, истинный дух греческого оригинала вы все равно не ощутите.

 

В своем воодушевлении он, казалось, забыл о Пуаро.

 

А тот, глядя на него, вдруг почувствовал что-то вроде угрызений совести. Быть может, он и впрямь лишил себя чего-то важного, неведомого духовного богатства? Горечь и досада овладели им. Да, давным-давно надо было заняться классическими языками… Теперь, увы, уже не наверстать…

 

Его грустные размышления прервал профессор Бертон:

 

— Вы что, в самом деле собрались на покой?

 

— Да.

 

— Не выйдет, — хмыкнул Бертон.

 

— Уверяю вас…

 

— Ничего у вас, старина, не выйдет. Вы чересчур любите свою работу.

 

— Я уже все подготовил. Еще несколько дел — не первых попавшихся, а особо интересных — и с работой будет покончено.

 

— Все так говорят, — усмехнулся профессор. — Ну, еще парочка дел, ну, еще одно — и так далее. Это как прощальный вечер примадонны, Пуаро.

 

Хмыкнув, он медленно поднялся — добрый седовласый гном.

 

— Вы — не Геракл, — пояснил он. — Тот совершал подвиги по необходимости, а вы — из любви к искусству. Вот увидите, через год все будет по-прежнему, а кабачки, — его слегка передернуло, — так и останутся пресными.

 

Откланявшись, профессор Бертон удалился из строгой квадратной комнаты и из нашего рассказа. Единственное, что осталось от него — это брошенная им идея, ибо после его ухода Эркюль Пуаро медленно, как зачарованный, опустился в кресло и пробормотал:

 

— ПодвигиГеракла… Mais oui, c'est une idea, ca…

 

 

 

 

Весь следующий день Пуаро внимательнейшим образом изучал толстенный том в роскошном переплете из телячьей кожи и кучу книг потоньше, справляясь время от времени с машинописными листками, подаваемыми его секретаршей, мисс Лемон. Та, не проявив ни малейшего любопытства (не такова была мисс Лемон, чтобы задавать лишние вопросы!), с обычной своей исполнительностью предоставила Пуаро всю требуемую информацию о Геракле.

 

Эркюль Пуаро с головой окунулся в бурное море античных штудий о «Геракле, знаменитом герое, причисленном после смерти к сонму богов»

. Плаванье вышло очень утомительным. Несколько часов не вставал Пуаро из-за стола, делая пометки, морща лоб, заглядывая в разные издания и листочки мисс Лемон. Наконец он откинулся на спинку кресла и покачал головой. Вчерашнего радужного настроения как не бывало. Ну и народ!

 

Взять хоть этого Геракла — ничего себе герой! Здоровенный детина недалекого ума с преступными наклонностями! Пуаро он напоминал некоего Альфреда Дюрана, мясника, осужденного в 1895 году в Лионе за убийство нескольких детей — тот тоже отличался бычьей силой. Тогда защита была построена на том, что подсудимый страдал эпилепсией. В этом-то сомневаться не приходилось, многодневный спор шел о ее форме, haut mal

или petit mal

.

 

Геракл, тот, похоже, страдал тяжелой формой. Нет, покачал головой Пуаро, может быть, у древних греков подобные типы и считались героями, но в современном обществе это не пройдет. Говоря откровенно, античная культура его шокировала. У всех этих богов и богинь кличек было, как у нынешних преступников, да и сами они весьма смахивали на уголовников. Пьянки, разврат, кровосмешение, насилие, грабеж, убийства, интриги — juge d'instruction

с ними бы не соскучился. Ни тебе подобающей семейной жизни, ни порядка, ни системы. Даже в преступлениях ни порядка, ни системы!

 

— Вот вам и Геракл! — бросил разочарованный Пуаро, вставая из-за стола, и с удовольствием осмотрелся.

 

Квадратная комната с прекрасной современной квадратной мебелью — даже с прекрасным образчиком современной скульптуры в виде куба, стоящего на другом кубе и увенчанного геометрической фигурой из медной проволоки. А посреди этой сияющей чистотой комнаты — он сам.

 

Пуаро посмотрел на себя в зеркало. Вот каков современный Геракл — это вам не омерзительный голый дикарь, размахивающий палицей. Нет, это безукоризненно одетый человек с великолепными усами, которых этому Гераклу и в голову бы не пришло отрастить. Отнюдь не великан, а совсем напротив…

 

И все же между Эркюлем Пуаро и античным Гераклом было нечто общее. Оба они избавляли мир от всякого рода зла… Благодетели, спасатели — в глазах общества, как в древности, так и сейчас…

 

Как это выразился профессор Бертон? «Вы — не Геракл»? Ну, это мы еще посмотрим, ходячее вы ископаемое… Подвиги Геракла повторятся в наше время. Блистательная задумка! Перед тем как уйти на покой, Эркюль Пуаро раскроет ровно двенадцать дел, ни больше и ни меньше, и каждое из них будет сопоставимо с тем или иным подвигом Геракла

. Да, это будет не просто забавно, но и артистично.

 

Пуаро взял со стола «Словарь античности» и вновь погрузился в повествования о Геракле. Рабски следовать своему прототипу он конечно же не собирался. Никаких женщин, никакого пропитанного ядом одеяния… Подвиги и только подвиги. И первым из них, разумеется, должна стать победа над Немсйским львом.

 

— Немейский лев, — повторил Пуаро, как бы прислушиваясь.

 

Конечно, он не рассчитывал на то, что ему подвернется дело, где будет фигурировать самый настоящий лев.

 

Вряд ли можно было надеяться, что к нему вдруг обратится дирекция зоопарка по поводу какого-нибудь недоразумения, приключившегося со львом.

 

Нет, тут лев должен быть символическим. Дело должно быть сенсационным, какое-нибудь громкое дело, в котором замешана известная личность. Скажем, знаменитый преступник или светский лев. Писатель, политик, художник — а может быть, особа королевской крови?

 

Последний вариант Пуаро очень бы устроил… Что ж, торопиться некуда. Он подождет — подождет того дела, которое станет первым в череде его грядущих подвигов.

 

 

 

Немейский лев

 

 

 

1

 

— Есть что-нибудь интересное, мисс Лемон? — спросил Пуаро, входя утром в свой кабинет.

 

Он доверял мисс Лемон. Отсутствие воображения она с лихвой восполняла редким чутьем. То, что она считала достойным внимания, как правило, таковым и оказывалось. Мисс Лемон была прирожденной секретаршей.

 

— Ничего особенного, мосье Пуаро. Но, по-моему, одно письмо вас может заинтересовать. Я его положила поверх других.

 

— И что же это за письмо? — полюбопытствовал Пуаро, делая шаг вперед.

 

— У жены этого человека пропал китайский мопс. Вас просят разобраться, в чем там дело.

 

Пуаро застыл на месте, бросив на мисс Лемон взгляд, полный укоризны, но та его не заметила. Она уже печатала на машинке с пулеметной скоростью и снайперской меткостью.

 

Пуаро был потрясен; потрясен и расстроен. Мисс Лемон, незаменимая мисс Лемон — и такое сказать! Мопс!

 

Китайский мопс! И это после чудесного сна, что приснился ему этой ночью! Когда слуга принес ему в постель утренний кофе, он как раз проснулся — в тот момент он возвращался из Букингемского дворца, где его лично поблагодарил…

 

На языке у него вертелась колкость, и он сдержался только потому, что мисс Лемон за грохотом каретки его попросту не услышала бы.

 

Крякнув от досады, он взял из стопки злосчастное письмо.

 

Да, все было именно так, как сказала мисс Лемон. Короткое деловое письмо без всяких отступлений, и о чем? О похищении китайского мопса, пекинеса, одной из этих раскормленных пучеглазых собачонок, которых так обожают богатые дамочки! Пуаро кривился, читая этот вздор.

 

И чем же эта ерунда могла заинтересовать его? Ровным счетом ничем… Хотя… Нет, все же мисс Лемон права. Одна деталь действительно очень необычна…

 

Пуаро сел за стол и еще раз внимательно перечел письмо. Не таким он представлял себе свой первый подвиг.

 

Ловить какую-то собачонку! Ничего стоящего в этом деле не было, напротив, оно было совершенно никчемным. И главное, оно никак не тянуло на подвиг Геракла.

 

Тем не менее он был заинтригован…

 

Наконец любопытство пересилило его разочарование.

 

— Позвоните в контору этому сэру Джозефу Хоггину, — распорядился он, стараясь перекричать стрекочущую машинку, — и спросите, когда он сможет принять меня.

 

Все-таки мисс Лемон, как всегда, оказалась права.

 

 

 

 

2

 

— Я, мосье Пуаро, человек простой, — заявил сэр Джозеф Хоггин.

 

Пуаро неопределенно повел правой рукой. Жест этот при желании можно было истолковать и как восхищение блестящей карьерой сэра Джозефа, и как одобрение его скромности, и как вежливое неприятие столь заниженной самооценки. Но ни в коем случае не как согласие с этим утверждением, хотя на самом деле Пуаро подумал, что сэр Джозеф и впрямь производит впечатление человека простого, чтобы не сказать вульгарного. Этот двойной подбородок и маленькие поросячьи глазки, этот нос картошкой и поджатые губы. Все это определенно кого-то или что-то напоминало, но кого или что именно — Пуаро никак не мог припомнить. Что-то очень давнее.., еще в Бельгии… что-то, связанное с мылом…

 

Сэр Джозеф между тем продолжал:

 

— Выкрутасов я не люблю и вокруг да около ходить не стану. Многие бы плюнули на эту неприятность, мосье Пуаро, да и забыли, но Джозеф Хоггин не из таковских.

 

Я человек состоятельный, и для меня пара сотен фунтов ничего не значит…

 

— С чем вас и поздравляю, — не утерпел Пуаро.

 

— А?

 

Сэр Джозеф помолчал, собираясь с мыслями. Глазки его сузились еще больше.

 

— Не подумайте, что я привык швыряться деньгами, — изрек он наконец. — Да, я покупаю все, что мне нужно, но плачу сколько следует — и ни пенни больше.

 

— Вам известно, что мои услуги стоят дорого? — поинтересовался Пуаро.

 

— Да, конечно. Но дело-то пустяковое, — хитро прищурился сэр Джозеф.

 

— Я не привык торговаться, — пожал плечами Пуаро. — Я — специалист, а за услуги специалиста надо платить.

 

— Знаю, что вы в своем деле лучший. Навел справки, мне сказали, что лучше вас не найти. Я хочу докопаться, в чем тут фокус, и за ценой не постою, потому и решил вас сюда залучить.

 

— Вам просто повезло, — небрежно заметил Пуаро.

 

— Да? — недоуменно отозвался сэр Джозеф.

 

— Несказанно повезло, — уточнил Пуаро. — Скажу вам без ложной скромности, я сумел многого добиться, сделал блестящую карьеру. В ближайшем будущем я собираюсь отойти от дел, поселиться в деревне и время от времени путешествовать по свету. Мечтаю вывести новые сорта кабачков — чудесные овощи, но им недостает пикантности. Впрочем, это неважно. Суть в том, что я дал себе зарок. Перед тем как уйти на покой, расследовать двенадцать дел — ни больше, ни меньше. Так сказать, добровольные подвиги Геракла. Ваше дело, сэр Джозеф, станет первым из них. Меня в нем привлекла, — вздохнул Пуаро, — его вопиющая незначительность.

 

— Значительность? — переспросил сэр Джозеф.

 

— Я сказал незначительность. Мне приходилось распутывать разные дела: раскрывать убийства, подозрительные смерти, грабежи, кражи драгоценностей. Но чтобы Эркюль Пуаро взялся выяснять, куда делся китайский мопс!.. Об этом меня просят впервые.

 

— Скажите на милость! — хмыкнул сэр Джозеф. — Я-то думал, у вас отбою нет от дамочек, которые хотят, чтобы вы нашли их мосек.

 

— Угадали. Но впервые ко мне обратилась не сама хозяйка, а ее муж.

 

Сэр Джозеф одобрительно прищурился.

 

— Я начинаю понимать, почему мне порекомендовали именно вас, — протянул он. — Вы, мистер Пуаро, малый не промах.

 

— Не могли бы вы рассказать обо всем поподробнее? — подстегнул собеседника Пуаро. — Когда пропала собака?

 

— Ровно неделю назад.

 

— И с тех пор, надо полагать, ваша жена места себе не находит?

 

— Да нет, вы не поняли. Собаку уже вернули.

 

— Вернули? В таком случае позвольте полюбопытствовать, при чем здесь я?

 

— Да при том, что я не потерплю издевательства! — побагровел сэр Джозеф. — Сейчас я вам все объясню. Собаку украли неделю назад из Кенсингтонского сада — ее компаньонка жены выгуливала. На следующий день с моей жены потребовали двести фунтов. Подумайте только — двести фунтов за паршивую собачонку, которая только и умеет, что путаться под ногами!

 

— Вы, естественно, отказались?

 

— Безусловно отказался бы — да только я об этом слыхом не слыхивал! Милли — моя жена — прекрасно знала, что я на это бы ответил, ну и решила ничего мне не говорить. Просто послала по указанному адресу деньги в фунтовых бумажках, как они требовали.

 

— И собаку вернули?

 

— Да. Вечером позвонили в дверь и оставили эту тварь на пороге. Когда открыли, никого рядом не было.

 

— Прекрасно. Продолжайте.

 

— Тут, конечно, Милли во всем призналась и я слегка погорячился, но скоро успокоился — дело-то было сделано, да и чего можно требовать от женщины? Короче говоря, я бы, наверное, не стал ничего предпринимать, если бы не встретил в клубе старика Самуэльсона.

 

— Простите?

 

— Черт побери, да это же самый настоящий бандитизм! С ним случилось то же самое. Только у его жены они выманили три сотни! Ну, это уж было слишком. Я решил положить этому конец и написал вам.

 

— Но вам, пожалуй, следовало бы обратиться в полицию. Кстати, это обошлось бы гораздо дешевле, Сэр Джозеф задумчиво почесал нос:

 

— Вы женаты, мистер Пуаро?

 

— Увы, не имел счастья.

 

— Гм, — хмыкнул сэр Джозеф. — Насчет счастья — это как посмотреть.., но, будь вы женаты, знали бы, что женщины — странные создания. Моя благоверная устроила истерику при одном упоминании о полиции — вбила себе в голову, что, если я обращусь туда, с ее драгоценным Шан Дуном что-нибудь стрясется. О полиции она и слышать не хотела, да, если честно, и о вас тоже. Правда, тут уж я настоял, и Милли пришлось уступить, но, как вы понимаете, она отнюдь не в восторге.

 

— Я вижу, положение создалось щекотливое, — промурлыкал Пуаро. — Пожалуй, мне следует побеседовать с вашей супругой и выяснить у нее кое-какие детали, а заодно и успокоить. Уверяю вас, что ее песик будет в целости и сохранности.

 

Кивнув, сэр Джозеф поднялся на ноги:

 

— Я вас отвезу.

 

 

 

 

3

 

Не успели сэр Джозеф и Эркюль Пуаро войти в большую, жарко натопленную и претенциозно обставленную гостиную, где сидели две женщины, как навстречу им, свирепо лая, рванулся маленький мопс. Он закружил вокруг Пуаро, явно подбираясь к его икрам.

 

— Шан, Шан, ко мне. Иди, иди к мамочке, дусик…

 

Поймайте его, мисс Карнаби-Компаньонка кинулась выполнять приказ, а Пуаро пробормотал:

 

— Скажите на милость, настоящий лев.

 

— Да, — согласилась запыхавшаяся компаньонка, — он превосходный сторожевой пес, никого и ничего не боится. Хороший мальчик, хороший…

 

Представив дамам своего гостя, сэр Джозеф произнес:

 

— Ну, мистер Пуаро, не буду вам мешать, — и, небрежно кивнув, вышел из комнаты.

 

Леди Хоггин была коренастой, похоже, вздорной женщиной с крашенными хной волосами. Ее суетливая компаньонка, мисс Карнаби, была пухленькой особой, лет сорока с небольшим. К леди Хоггин она относилась с большим почтением и явно ее побаивалась.

 

— Ну, леди Хоггин, — тут же начал Пуаро, — расскажите мне, пожалуйста, поподробнее об этой отвратительной истории.

 

— Как я рада, что вы поняли, насколько это серьезно, мосье Пуаро. — Леди Хоггин вспыхнула. — Это самое настоящее преступление. Пекинесы такие чувствительные — прямо как дети. Даже если с ним там хорошо обращались, бедный Шан Дун мог умереть от испуга.

 

— Злодеи, самые настоящие злодеи! — дрожащим голосом вставила компаньонка.

 

— Если можно, я хотел бы знать факты.

 

— Ну, дело было так. Шан Дун пошел с мисс Карнаби на прогулку в парк…

 

— Да, да, это я во всем виновата, — вновь запричитала компаньонка. — Как я могла быть такой неосторожной… такой беспечной…

 

— Не хочу упрекать вас, мисс Карнаби, — язвительно отозвалась ее хозяйка, — но, думаю, вам действительно не помешало бы быть повнимательнее.

 

— Так что же произошло? — Пуаро перевел взгляд на компаньонку.

 

Мисс Карнаби разразилась пространным монологом:

 

— Не понимаю, как это случилось! Мы шли по дорожке среди цветов — конечно же я не спускала Шан Дуна с поводка — ну, он сходил на травку, и я уже собиралась повернуть к дому, как вдруг увидела младенца в коляске — просто ангелочек — розовощекий, с кудряшками! Я не могла удержаться и спросила у няньки, сколько ему лет. Она сказала, полтора года — право же, все это продолжалось не больше минуты, но, когда я оглянулась, оказалось, что Шана нигде нет, а поводок был перерезан.

 

— Если бы вы как следует выполняли свои обязанности, — бросила леди Хоггин, — никто бы не сумел подкрасться и перерезать поводок.

 

Увидя, что глаза у мисс Карнаби на мокром месте, Пуаро поспешил вмешаться:

 

— И что же было потом?

 

— Ну, я, конечно, все вокруг обыскала. Звала его, звала… Спросила дворника, не видел ли он кого с пекинесом на руках, но он ничего не видел.., я просто не знала, что делать, снова везде начала смотреть… Потом вернулась домой…

 

Мисс Карнаби судорожно вздохнула. Пуаро живо представил себе разыгравшуюся дома сцену.

 

— А потом вы получили письмо?

 

Леди Хоггин взяла бразды в свои руки.

 

— На следующий день, утренней почтой. Там было сказано, что, если я хочу увидеть Шан Дуна живым, я должна послать двести фунтов однофунтовыми банкнотами обычной посылкой на имя капитана Кертиса, Блумсбери-роуд-сквер, дом тридцать восемь. И еще там говорилось, что если деньги будут помечены или если я сообщу в полицию, то.., то.., они отрежут Шан Дуну хвост и уши!

 

— Какой ужас, — всхлипнула мисс Карнаби. — Бывают же такие изуверы…

 

— Там еще говорилось, — продолжала леди Хоггин, — что если я сразу же вышлю деньги, то вечером Шан Дун вернется домой живой и невредимый, но если.., если потом я все-таки обращусь в полицию, добром для Шан Дуна это не кончится.

 

— Господи, — плаксивым голоском пролепетала мисс Карнаби, — боюсь, как бы теперь… Мосье Пуаро, конечно, не полицейский…

 

— Сами видите, мистер Пуаро, — озабоченно сказала леди Хоггин, — вы должны быть очень осторожны.

 

— Но я ведь не из полиции, — успокоил ее Пуаро. — Я буду предельно осторожен. Гарантирую вам, что Шан Дун отныне в полной безопасности.

 

Волшебное слово «гарантирую», казалось, успокоило обеих дам, и Пуаро продолжал:

 

— Письмо при вас?

 

— Нет, — покачала головой леди Хоггин, — было ведено отправить его» вместе с деньгами.

 

— И вы его отправили?

 

— Да.

 

— Гм… Очень жаль.

 

— Зато у меня сохранился обрывок поводка, — обрадовалась случаю оказаться полезной мисс Карнаби. — Принести? — И она выбежала из комнаты.

 

Воспользовавшись моментом, Пуаро расспросил о ней.

 

— Эйми Карнаби? Я совершенно в ней уверена. Добрая душа, хоть и глуповата, конечно. Но у меня было несколько компаньонок и все — глупы как пробки. Эйми, по крайней мере, любит Шан Дуна, и вся эта история ужасно ее расстроила — впрочем, поделом ей — будет знать, как заглядываться на чужие коляски и забывать о моем пупсике! Все эти старые девы помешаны на младенцах! Нет, она к похищению не имеет никакого отношения.

 

— Похоже на то, — согласился Пуаро, — но, поскольку песик пропал, когда с ним была мисс Карнаби, следует хорошенько ее проверить. Она давно у вас служит?

 

— Почти год. У нее блестящие рекомендации. До нас она работала у леди Хартингфилд — до самой ее смерти, почти десять лет, а потом ухаживала за больной сестрой.

 

Сердце у нее золотое, хотя дура она, конечно, редкостная.

 

Вернулась запыхавшаяся Эйми Карнаби и, с надеждой глядя на Пуаро, вручила ему обрывок поводка.

 

— Mais oui

, — обронил Пуаро, тщательно осмотрев поводок, — его, несомненно, перерезали.

 

Обе женщины смотрели на него, как на спасителя.

 

— Я возьму его с собой, — заявил Пуаро, с самым серьезным видом опуская поводок в карман.

 

Женщины облегченно вздохнули — он явно оправдал их ожидания.

 

 

 

 

4

 

Пуаро никогда не изменял своему правилу все необходимо проверять.

 

Конечно, было весьма сомнительно, что глуповатая и бестолковая мисс Карнаби вдруг окажется не той, за кого себя выдает. Но Пуаро все-таки не пожалел усилий и добился встречи с племянницей покойной леди Хартингфилд.

 

— Эйми Карнаби? — переспросила мисс Малтраверс, особа на редкость неприветливая. — Разумеется, помню.

 

Как раз то, что нужно было тете Джулии: любила собак и прекрасно читала вслух. И деликатная, никогда не спорила с больным человеком. А что с ней? Надеюсь, никаких неприятностей? Я ей давала рекомендацию с год назад, она собиралась поступать на службу к какой-то женщине.., фамилия, кажется, на X…

 

Пуаро поторопился объяснить, что с работой у мисс Карнаби все в порядке. Просто произошла маленькая неприятность с собакой, пояснил он.

 

— Эйми Карнаби обожает собак. У тети был пекинес, которого она завещала мисс Карнаби. Та была от него без ума и страшно горевала, когда он умер. Она очень добрая женщина, хотя и не слишком умная.

 

Пуаро согласился, что мисс Карнаби вряд ли можно назвать умной, и отправился на поиски дворника, с которым мисс Карнаби разговаривала в тот роковой день.

 

Служитель отыскался быстро и даже вспомнил о происшествии.

 

— Не первой молодости дамочка, полная такая… Она чуть не каждый день здесь собаку выгуливает, вот и в тот день пришла. А потом подбегает ко мне, на самой лица нет, говорит, собака пропала, не видел ли я кого с пекинесом. Да разве я помню! В парке этих шавок до черта, всех пород — и терьеры, и пекинесы, и таксы.., эти коротконогие, даже борзые попадаются… Да мне уже и смотреть на них тошно!

 

Эркюль Пуаро задумчиво кивнул и направился в дом 38 по Блумсбери-роуд-сквер.

 

Дома 38, 39 и 40 вместе составляли гостиницу «Балаклава». Когда Пуаро, поднявшись по ступенькам, открыл дверь, на него из полумрака вестибюля пахнуло варящейся капустой и копченой селедкой. Слева стоял стол красного дерева с поникшей хризантемой, а над ним — большая, прикрытая зеленым сукном полка для писем. Задумчиво осмотревшись, Пуаро открыл дверь справа. Она вела в помещение, отдаленно напоминавшее гостиную, с маленькими столиками и креслами, обтянутыми блеклым кретоном. Три пожилых дамы и свирепого вида старый джентльмен разом подняли головы и злобно уставились на непрошеного гостя. Пуаро смущенно ретировался.

 

Пройдя по коридору, он вышел на лестничную площадку. Направо отходил другой коридор, в начале которого была дверь с надписью «Администрация». Пуаро постучал и, не получив ответа, заглянул внутрь. В комнате стоял заваленный бумагами письменный стол, но никого не было. Прикрыв за собой дверь, Пуаро по этому же коридору направился в столовую.

 

Мрачная девица в грязном фартуке носилась с корзинкой ножей и вилок, раскладывая их по столам.

 

— Простите, где я могу видеть управляющего? — извиняющим тоном спросил Пуаро.

 

— Понятия не имею, — буркнула девица.

 

— В конторе никого нет, — пояснил Пуаро.

 

— Ну не знаю я, где она может быть.

 

— А как бы это можно выяснить? — Пуаро был вежлив, но настойчив.

 

Девица тяжело вздохнула. Мало ей забот, так вот еще одна…

 

— Ладно, — процедила она сквозь зубы, — сейчас посмотрю.

 

Поблагодарив ее, Пуаро, отнюдь не жаждавший снова угодить под злобные взгляды обитателей гостиной, вернулся обратно в вестибюль. Он смотрел на прикрытую сукном полку для писем, когда шуршание платья и сильный запах девонширских фиалок возвестили о приходе управляющей.

 

Миссис Харт излучала доброжелательность.

 

— Простите, что заставила вас ждать, — воскликнула она. — Вам нужна комната?

 

— Пока нет, — отозвался Пуаро. — Я хотел узнать, не останавливался ли у вас в последнее время мой друг, капитан Кертис.

 

— Кертис! — воскликнула миссис Харт. — Капитан Кертис? Где же я слышала это имя?

 

Не дождавшись подсказки от Пуаро, она досадливо покачала головой.

 

— Так, значит, капитан Кертис у вас не останавливался? — спросил Пуаро.

 

— Нет, во всяком случае, в последнее время. Но это имя мне несомненно знакомо. Не могли бы вы описать вашего друга?

 

— Это довольно-таки затруднительно, — покачал головой Пуаро. — Скажите, а случается, что в вашу гостиницу приходят письма на имя людей, здесь не проживающих?

 

— Конечно.

 

— И что же вы с ними делаете?

 

— Какое-то время храним. Видите ли, обычно это означает, что человек, которому пишут, вскоре поселится у нас. Ну, а если письма и посылки длительное время остаются невостребованными, мы возвращаем их на почту.

 

— Понятно, — задумчиво кивнул Пуаро и добавил:

 

— Я, знаете ли, послал на ваш адрес письмо своему другу.

 

Лицо миссис Харт просветлело.

 

— Теперь все ясно. Я, должно быть, видела его имя на конверте. Но у нас бывает столько отставных военных…

 

Давайте посмотрим. — И она воззрилась на полку.

 

— Письма там нет, — сказал Пуаро.

 

— Наверное, мы отдали его почтальону. Мне очень жаль. Надеюсь, ничего серьезного?

 

— Нет-нет, не беспокойтесь.

 

Пуаро направился к двери, но благоухающая фиалками миссис Харт, перехватила его на полдороги.

 

— Если ваш друг появится…

 

— Вряд ли. Должно быть, я ошибся…

 

— У нас самые низкие цены. Послеобеденный кофе включен в стоимость проживания. Давайте я покажу вам несколько номеров…

 

С большим трудом Пуаро удалось ускользнуть.

 

 

 

 

5

 

По сравнению с гостиной леди Хоггин гостиная миссис Самуэльсон была больше, еще затейливей обставлена и еще сильнее натоплена. Пуаро с трудом протиснулся между позолоченных пристенных столиков и скульптур в человеческий рост.

 

Миссис Самуэльсон, надменно взиравшая на Пуаро, была повыше леди Хоггин, с глазами навыкате, волосы ее были вытравлены пергидролем

. Пекинеса же звали Нанки Пу. Ее компаньонка, мисс Кебл, в отличие от пухленькой мисс Карнаби, была тощей и высохшей, но столь же словоохотливой и с таким же благоговением слушала хозяйку. Ее тоже обвиняли в пропаже драгоценного песика.

 

— Представить себе не могу, мистер Пуаро, как это могло случиться. Я отвлеклась буквально на секунду. У входа в «Хэрродз» какая-то нянька спросила меня, который час…

 

— Нянька? — прервал ее излияния Пуаро. — Какая нянька?

 

— Ну, нянька с младенцем. Просто чудный младенец, такая милая крошка! Щечки такие розовые! А еще говорят, будто в Лондоне нет ни одного здорового ребенка! По-моему…

 

— Эллен, — ледяным голосом произнесла миссис Самуэльсон.

 

Мисс Кебл зарделась, поперхнулась и умолкла.

 

— А пока мисс Кебл пялилась на чужого младенца, — язвительно прокомментировала миссис Самуэльсон, — этот негодяй перерезал поводок Нанки Пу и был таков.

 

— Все произошло так быстро, — сквозь слезы пробормотала мисс Кебл. — Я оглянулась, а нашего мальчика уже нет — только обрывок поводка. Хотите, я вам его покажу, мистер Пуаро?

 

— Ни в коем случае, — поспешно выпалил Пуаро, который вовсе не жаждал стать обладателем еще одного поводка. — Насколько я понимаю, вскоре после этого вы получили письмо?

 

Из рассказа потерпевших выяснилось, что обе истории были похожи друг на друга как две капли воды: письмо, угрозы оставить похищенных собачек без ушей и хвоста.

 

Отличалась только сумма выкупа — 300 фунтов — и адрес.

 

На этот раз деньги предлагалось выслать капитану Блекли в гостиницу Харрингтон, улица Клонмел Гарденз в Кенсингтоне, дом 76.

 

— Когда Нанки Пу вернулся домой, — продолжала между тем миссис Самуэльсон, — я лично отправилась туда, мистер Пуаро. В конце концов, триста фунтов — это триста фунтов.

 

— Разумеется, мадам.

 

— Я сразу же увидела на полке в вестибюле свое письмо. Пока я ждала хозяйку гостиницы, то успела незаметно сунуть его себе в сумочку. К несчастью…

 

— К несчастью, когда вы его вскрыли, там оказался обычный лист бумаги.

 

— Как вы догадались? — восхищенно воззрилась на Пуаро миссис Самуэльсон.

 

Пуаро пожал плечами.

 

— Очевидно, chere Madame

, похититель сообразил бы забрать деньги прежде, чем возвратить собаку. Для этого ему нужно было взять деньги и сунуть в конверт бумагу, а затем положить письмо на место, чтобы никто ничего не заподозрил.

 

— И никакой капитан Блекли там никогда не останавливался.

 

При этих словах Пуаро усмехнулся.

 

— Мой муж, конечно, был всем этим очень раздосадован. По правде говоря, он просто кипел от злости!

 

— Вы.., э-э, — осторожно поинтересовался Пуаро, — не посоветовались с ним, перед тем как отправить письмо?

 

— Разумеется, нет, — отрезала мисс Самуэльсон, и в ответ на вопросительный взгляд Пуаро пояснила:

 

— Я не могла рисковать. Мужчины так странно ведут себя, когда дело касается денег. Джекоб стал бы настаивать, чтобы мы обратились в полицию. Ни за что! Бедняжка Нанки Пу! С ним ведь могло невесть что случиться! Конечно, потом мне пришлось все рассказать мужу, ведь я как-то должна была ему объяснить исчезновение трехсот фунтов.

 

— Да-да, конечно, — пробормотал Пуаро.

 

— Никогда не видела его таким злым. Мужчин, — сказала миссис Самуэльсон, поправляя бриллиантовый браслет, — не интересует ничего, кроме денег.

 

 

 

 

6

 

Поднявшись на лифте, Пуаро вошел в приемную сэра Джозефа Хоггина. Секретарь, которому он передал визитную карточку, объяснил, что сэр Джозеф только что освободился и немедленно его примет. Из кабинета меж тем выплыла надменная блондинка с какими-то бумагами и удалилась, на ходу облив презрением несуразного усатого человечка.

 

Сэр Джозеф восседал за огромным столом красного дерева. На щеке его рдел след от губной помады.

 

— Ну, мистер Пуаро, присаживайтесь. Есть какие-нибудь новости?

 

— Схема проста до гениальности, — начал Пуаро. — Во всех случаях деньги предлагалось послать на адрес меблированных комнат или дешевых гостиниц, где нет ни швейцара, ни носильщиков и всегда толпится множество постояльцев, в основном, отставных военных. Войти туда можно запросто. И либо просто взять письмо с полки, либо изъять из него деньги и подложить обычную бумагу. Ну а какова дальнейшая судьба этих денег — тут полная неясность, никаких концов.

 

— Вы хотите сказать, что не имеете представления о том, кто все это проделывает?

 

— Ну почему же. Кое-какие соображения у меня есть.

 

Мне понадобится несколько дней, чтобы их проверить.

 

— Неплохо, — с любопытством посмотрел на Пуаро сэр Джозеф. — Что ж, когда у вас будет что мне сообщить…

 

— Я заеду к вам домой.

 

— Если вы раскроете это дело, я буду считать, что вы лучший сыщик современности, — подбодрил собеседника сэр Джозеф.

 

— Никаких если. У Эркюля Пуаро нераскрытых дел не бывает.

 

Сэр Джозеф недоверчиво усмехнулся.

 

— Вы так уверены в себе?

 

— У меня есть для этого все основания.

 

— Ну-ну. — Сэр Джозеф откинулся на спинку кресла. — Знаете, говорят, гордыня до добра не доводит.

 

 

 

 

7

 

Эркюль Пуаро, сидя перед электрическим обогревателем и любуясь его безупречно правильной геометрической формой, отдавал распоряжения своему верному слуге и помощнику:

 

— Вы все поняли, Джордж?

 

— Прекрасно понял, сэр.

 

— Скорее всего, это квартира или часть дома, и притом в определенном районе. К югу от Парк-Лейн, к востоку от Кенсингтон-Черч, к западу от Найтсбриджских казарм и к северу от Фулем-роуд.

 

— Я все прекрасно понял, сэр.

 

— Любопытное дельце, — пробормотал себе под нос Пуаро. — Чувствуется недюжинный организаторский талант, не говоря уже о том, что основное действующее лицо — Немейский лев, так сказать — удивительнейшим образом остается невидимым для окружающих. Да, любопытное дельце. Только вот жаль, что клиент попался не слишком симпатичный, уж больно напоминает мне того владельца мыловаренной фабрики из Льежа, который отравил супругу, чтобы жениться на смазливой блондинке-секретарше. Одно из первых моих дел.

 

Покачав головой, Джордж веско произнес:

 

— От этих блондинок, сэр, всегда одни неприятности.

 

 

 

 

8

 

Тремя днями позже верный Джордж доложил:

 

— Вот адрес, сэр.

 

Пуаро взял протянутый ему листок бумаги.

 

— Прекрасно, дружище. И по каким дням?

 

— По четвергам, сэр.

 

— А сегодня у нас как раз четверг. Не будем откладывать.

 

Через двадцать минут Эркюль Пуаро уже входил в Росхолм Меншенз, неприметный многоквартирный дом, приютившийся на неприметной боковой улочке. Квартира номер десять находилась на последнем, четвертом этаже, а так как лифта в доме не было, ему пришлось покрутиться по узенькой винтовой лестнице.

 

Когда наверху он остановился перевести дыхание, из-за двери квартиры номер десять тотчас раздался громкий собачий лай.

 

Пуаро удовлетворенно покачал головой и нажал кнопку звонка.

 

Лай зазвучал еще сильнее, послышались шаги, дверь отворилась…

 

Мисс Эйми Карнаби в испуге отшатнулась, прижав руки к пухлой груди.

 

— Вы позволите мне войти? — спросил Пуаро и, не дожидаясь ответа, проследовал внутрь.

 

Он сразу же двинулся в открытую дверь гостиной, и мисс Карнаби как зачарованная последовала за ним.

 

Маленькая комнатка была вся заставлена мебелью, среди которой с трудом можно было разглядеть хрупкую, пожилую леди, лежащую на диване у газового камина. При виде Пуаро с дивана соскочил пекинес и с подозрительным ворчаньем принялся его обнюхивать.

 

— А-а, — приветствовал его Пуаро, — наш главный герой! Приветствую вас, мой маленький друг.

 

Наклонившись, он протянул руку. Песик обнюхал и ее, не сводя умных глаз с лица Пуаро.

 

— Так вы все знаете? — слабым голосом пролепетала Эйми Карнаби.

 

— Да, я все знаю, — кивнул Пуаро. — Это, надо полагать, ваша сестра?

 

— Да, — машинально ответила Эйми Карнаби. — Эмили, это мистер Эркюль Пуаро.

 

Эмили Карнаби, у которой от изумления перехватило дыхание, тихо ойкнула.

 

— Огастес, — позвала Эйми Карнаби.

 

Пекинес взглянул на нее, вильнул хвостиком и продолжил изучение ладони Пуаро. Удовлетворенный, он снова вильнул хвостом.

 

Пуаро бережно взял песика на руки и сел, посадив Огастеса себе на колени.

 

— Ну что ж, — сказал он, — дело сделано. Немейский лев пойман.

 

— Вы в самом деле все знаете? — сухо спросила Эйми Карнаби.

 

— Думаю, что да, — кивнул Пуаро. — Вы — с помощью Огастеса — организовали все дело. Вы брали собачку вашей работодательницы на прогулку, приводили ее сюда и отправлялись в парк с Огастесом. Служитель, как всегда, видел вас с пекинесом. Нянька, если бы мы ее нашли, тоже подтвердила бы, что, когда вы заговорили с ней, при вас был пекинес. Вы же, не прерывая беседы, незаметно перерезали поводок, и выдрессированный вами Огастес кратчайшей дорогой мчался домой. Ну, а спустя некоторое время вы вдруг спохватывались, шумели; рыдали, ставя таким образом всех в известность, что собаку украли.

 

После недолгой паузы мисс Карнаби гордо выпрямилась.

 

— Да. Все было именно так, — сказала она. Я.., мне нечего сказать.

 

Женщина тихо заплакала.

 

— Так уж и нечего, мадемуазель? — поинтересовался Пуаро.

 

— Абсолютно нечего. Я самая обыкновенная воровка, и вы меня поймали за руку.

 

— И вам нечего сказать в свою защиту? — настаивал Пуаро.

 

Бледные щеки Эйми Карнаби слегка порозовели.

 

— Я ни о чем не жалею, мистер Пуаро. Вы хороший человек, и, может быть, вы меня поймете. Я… я просто очень боялась…

 

— Боялись?

 

— Да. Джентльмену, конечно, трудно это понять, но, видите ли, я — самый обыкновенный человек, без особых талантов, без особого образования, а годы-то идут… У меня нет никакой уверенности в будущем. Мне не удалось ничего отложить на черный день, да и как я могла отложить, когда нужно было заботиться об Эмили? А ведь годы берут свое, и шансов найти приличную работу у меня будет все меньше и меньше… Сейчас предпочитают молодых и проворных. Я… я знаю столько таких же, как я.., живешь в маленькой комнатке, нет денег даже на отопление, ешь от случая к случаю.., а иногда и на жилье денег не остается… Существуют, конечно, дома престарелых, но разве туда сунешься без влиятельных знакомых, а где они, эти знакомые… Нас очень много — несчастных компаньонок, никому не нужных женщин… без профессии… а впереди только страх…

 

Голос мисс Карнаби задрожал, но она продолжала:

 

— И вот.., мы собрались вместе, несколько человек… и я придумала… Собственно, на эту идею меня навел Огастес. Видите ли, для большинства людей все пекинесы на одно лицо, ну.., как для нас китайцы. Это смешно, конечно. Никто из знающих Огастеса никогда не спутает его ни с Нанки Пу, ни с Шан Дуном, ни с каким другим пекинесом. Во-первых, он гораздо умнее, а во-вторых, не в пример красивее, но.., большинство людей даже не заметит никакой разницы. Меня надоумил Огастес — а также то, что многие богатые дамы держат именно пекинесов.

 

— Должно быть, это было прибыльное предприятие! — неприметно усмехнулся Пуаро. — И сколько же человек в вашей.., вашей шайке? Или, может быть, мне следовало бы спросить, сколько успешных операций вам удалось провернуть?

 

— Шан Дун был шестнадцатым, — честно ответила мисс Карнаби.

 

— Поздравляю, — приподнял брови Пуаро. — Вы, видимо, действительно все замечательно организовали.

 

— Эйми всегда это удавалось, — подала голос Эмили Карнаби. — Наш покойный отец — он был викарием в Келлингтоне, в Эссексе, — всегда говорил, что она прекрасно все планирует. Это она организовывала благотворительные ярмарки, приходские собрания и все прочее…

 

— Не могу не согласиться, — произнес с поклоном Пуаро. — Как преступнице, мадемуазель, вам просто нет равных.

 

— Преступница… — прошептала Эйми Карнаби. — Да, пожалуй… Но знаете.., я никогда не чувствовала себя преступницей.

 

— А кем же вы себя чувствовали?

 

— Вы, конечно, правы. Я нарушала закон. Но поймите.., как бы это объяснить? Почти все, кто нас нанимает, далеко не самые симпатичные люди. Взять ту же леди Хоггин — ей ничего не стоит наговорить мне бог знает каких грубостей. Как-то ей показалось, что тоник горчит, так она намекнула, что я туда что-то подсыпала… ну, были и другие случаи… — Мисс Карнаби покраснела. — Знали бы вы, как это неприятно. А так как ответить не можешь, раздражение все накапливается и накапливается.., надеюсь, вы меня понимаете.

 

— Я прекрасно вас понимаю.

 

— Да, а еще видишь, как они деньги швыряют на ветер… А еще сэр Джозеф любит прихвастнуть, какую комбинацию он провернул на бирже. Я, конечно, в финансах ничего не смыслю, но, по-моему, это самый настоящий обман. От всего этого я была сама не своя, ну и подумала, что не грех выманить немного денег у тех, кто этого даже не заметит и кому эти деньги достались не очень-то честным путем.

 

— Современный Робин Гуд! — пробормотал Пуаро. — Скажите, мисс Карнаби, вы когда-нибудь приводили в исполнение содержавшиеся в ваших письмах угрозы?

 

— Угрозы?

 

— Доходило ли до того, что вы калечили собак?

 

— Ну что вы, — с ужасом воскликнула мисс Карнаби. — Боже упаси! Это был просто.., ну, как бы это сказать.., художественный прием.

 

— И в самом деле художественный, и весьма убедительный.

 

— Я и не сомневалась, что он сработает. Я же знала, что было бы со мной, случись такое с Огастесом… Только нужно было действовать так, чтобы мужья раньше времени не узнали. И все проходило без сучка и задоринки. В девяти случаях из десяти письмо с деньгами поручали опустить компаньонке. Мы обычно аккуратно вскрывали письмо, забирали деньги, а в конверт клали бумагу. Пару раз хозяйки сами отправляли письма. Тогда нам приходилось наведываться в гостиницу и изымать письма, только и всего.

 

— А все эти няньки с младенцем? Тоже художественный прием?

 

— Ну, видите ли, мосье Пуаро, всем известно, что старые девы обожают маленьких детей, поэтому казалось вполне естественным, что компаньонка, засмотревшись на младенца, тут же забыла о всем прочем.

 

— Вы тонкий психолог, прекрасно все рассчитала сказал со вздохом Пуаро, — и организовано все прекрасно.

 

К тому же вы превосходная актриса. В тот день, когда я беседовал с леди Хоггин, вы ни единым жестом себя не выдали. Не скромничайте, мисс Карнаби. Может быть, вы и не так образованны, но в уме и предприимчивости вам не откажешь.

 

— И все-таки я попалась, мосье Пуаро, — слабо улыбнулась мисс Карнаби.

 

— Только благодаря моим серым клеточкам, но тут уж иного быть не могло. Побеседовав с миссис Хоггин, я понял, что похищение Шан Дуна — одно из целой серии подобных событий. К тому времени я уже знал, что вам когда-то передали пекинеса и что у вас есть больная сестра.

 

Мне оставалось только попросить моего слугу поискать где-то неподалеку от всех этих потерпевших маленькую квартирку, где живет больная леди с пекинесом, которую раз в неделю, в свой выходной, навещает сестра. Видите, как все просто.

 

— Вы были настолько любезны, — Эйми Карнаби расправила поникшие плечи, — что я осмелюсь обратиться к вам с просьбой. Я понимаю, что должна понести наказание. Меня, очевидно, отправят в тюрьму. Но, мосье Пуаро, нельзя ли избежать огласки? Я обязана подумать о покое Эмили, к тому же.., не хотелось бы огорчать тех немногих, кто помнит нас по прежней жизни. И еще…

 

Нельзя ли устроить так, чтобы в тюрьме я значилась под каким-нибудь другим именем? Или это невозможно?

 

— Погодите, мы попробуем придумать что-нибудь получше, — отозвался Пуаро. — Но я хотел бы оговорить одно условие. С вымогательством нужно покончить. Собаки больше не должны пропадать. Договорились?

 

— Да! Да, конечно!

 

— И придется вернуть деньги леди Хоггин.

 

Эйми Карнаби прошла в другой конец комнаты, открыла ящик письменного стола, достала пачку ассигнаций и вручила ее Пуаро.

 

— Я собиралась сегодня сдать их в общий котел.

 

Пересчитав деньги, Пуаро поднялся.

 

— Полагаю, мне удастся убедить сэра Джозефа не возбуждать против вас дела, мисс Карнаби.

 

— О, мосье Пуаро!

 

Эйми Карнаби стиснула руки. Эмили радостно вскрикнула. Огастес залаял и завилял хвостом.

 

— Что же касается вас, mon ami

, — обратился к нему Пуаро, — я был бы рад кое-что у вас позаимствовать. Мне не помешал бы ваш плащ-невидимка. Ведь никто ни разу не заподозрил, что в операции замешана другая собака, Львиная шкура делает Огастеса невидимым.

 

— А знаете, мосье Пуаро, существует легенда, что пекинесы когда-то были львами. И сердца у них до сих пор львиные!

 

— Огастес, надо полагать, тот самый якобы умерший песик, которого завещала вам леди Хартингфилд. А вы не боитесь отпускать его одного домой, ведь на улицах такое движение?

 

— Что вы, мосье Пуаро, Огастес умеет вести себя на улице. Он даже знает, что такое улица с односторонним движением!

 

— В таком случае, — улыбнулся Пуаро, — он даст фору большинству людей!

 

 

 

 

9

 

Сэр Джозеф встретил Пуаро на пороге своего кабинета:

 

— Ну, мистер Пуаро? Как наши дела?

 

— Позвольте для начала задать вам один вопрос, — сказал Пуаро, присаживаясь. — Я выяснил, кто преступник, и думаю, смогу представить достаточно улик, но в этом случае вы вряд ли вернете свои деньги.

 

— Это почему же? — Сэр Джозеф побагровел от возмущения.

 

— Но поскольку я не полицейский, — продолжал Пуаро, — то действую исключительно в интересах клиента. Думаю, я смог бы вернуть ваши деньги — при условии, что вы откажетесь от уголовного преследования.

 

— Хм. Надо подумать.

 

— Решать вам. Вообще-то во имя общественного блага вы должны были бы предпочесть наказание преступника.

 

Полагаю, большинство людей одобрили бы именно такой подход.

 

— Еще бы им не одобрить, — пробурчал сэр Джозеф, — не их же деньгам пропадать. Терпеть не могу, когда меня пытаются надуть. Никому еще это с рук не сходило.

 

— Так как же вы поступите?

 

— Естественно, заберу деньги! — стукнул кулаком по столу сэр Джозеф. — Еще не хватает, чтобы кто-то хвастал, как ловко он выманил у меня две сотни.

 

Пуаро встал, подошел к столу, выписал чек на двести фунтов и подал его сэру Джозефу.

 

— Черт меня побери! — процедил сквозь зубы сэр Джозеф. — Да кто же это сделал, в конце концов?

 

— Если вы берете деньги, — покачал головой Пуаро, — то никаких вопросов быть не должно.

 

Сэр Джозеф аккуратно сложил чек и сунул его в карман.

 

— Жаль. Но уж лучше деньги. А сколько я должен вам, мистер Пуаро?

 

— Я с вас много не запрошу. Дело-то, в сущности, пустяковое, — сказал Пуаро и добавил после некоторой паузы:

 

— В последнее время я занимаюсь в основном убийствами…

 

Сэр Джозеф заметно насторожился.

 

— Интересно, должно быть? — поинтересовался он.

 

— Когда как. А знаете, встреча с вами напомнила мне об одном из моих первых дел, еще в Бельгии, — преступник был очень похож на вас. Владелец мыловаренной фабрики, тоже очень богатый. И представьте — отравил жену, чтобы жениться на секретарше… Да-а… Поразительное сходство…

 

Губы сэра Джозефа внезапно посинели, и он слабо охнул Он слегка обмяк, с тугих щек исчез бурый румянец, и он уставился на знаменитого детектива выпученными глазами.

 

Порывшись дрожащей рукой в кармане, он выудил оттуда чек и порвал его на мелкие кусочки.

 

— Я его аннулирую. Считайте, что это ваш гонорар.

 

— Но позвольте, сэр Джозеф, для гонорара это слишком много.

 

— В самый раз. Не откажите.

 

— Ну что ж, перешлю эти деньги в какой-нибудь благотворительный фонд.

 

— Отправляйте куда хотите.

 

— Думаю, не стоит вам напоминать, сэр Джозеф, — наклонился вперед Пуаро, — что в вашем положении следует быть крайне осмотрительным.

 

— Не беспокойтесь, — почти беззвучно отозвался сэр Джозеф. — Я буду очень осмотрительным.

 

Пуаро откланялся.

 

— Итак, я был прав, — пробормотал он, спускаясь по лестнице.

 

 

 

 

10

 

— А в этот раз у тоника совсем другой вкус, — сказала мужу леди Хоггин. — Никакой горечи. И в чем тут дело?

 

— Ну чего ты хочешь от этих аптекарей, — пробурчал сэр Джозеф. — Делают все спустя рукава, вот и получается всякий раз по-разному.

 

— Наверное, все дело в этом, — с сомнением сказала леди Хоггин.

 

— Ну разумеется, в этом. В чем же еще?

 

— Выяснил тот субъект что-нибудь насчет Шан Дуна?

 

— Да. Да, и вернул мне деньги.

 

— И кто же это все устроил?

 

— Он не сказал. Очень скрытный малый, этот Эркюль Пуаро. Во всяком случае, тебе волноваться не о чем.

 

— Он очень забавный, правда?

 

Сэр Джозеф, поежившись, непроизвольно оглянулся, как будто там мог находиться Эркюль Пуаро! Он с содроганием подумал, что до конца дней своих будет ощущать его незримое присутствие.

 

Вслух же он произнес:

 

— Дьявольски умный малый!

 

А про себя подумал:

 

«Черт с ней, с Гретой! Стоит ли так рисковать из-за какой-то смазливой блондинки!»

 

 

 

 

11

 

— Ой! — Эйми Карнаби, не веря собственным глазам, разглядывала чек на двести фунтов. — Эмили! Эмили! — воскликнула она. — Ты только послушай:

 

 

«Дорогая мисс Карнаби!

 

Позвольте мне сделать свой взнос в Ваш достойный всяческого уважения фонд.

 

Искренне Ваш,

 

Эркюль Пуаро».

 

 

— Эйми, — сказала Эмили Карнаби, — тебе несказанно повезло. Подумай, где бы ты могла сейчас оказаться.

 

— В «Вормвуд Скраббз» — хотя нет, пожалуй, в «Хэллоуэй», — пробормотала Эйми Карнаби. — Но это все в прошлом — правда, Огастес? Не ходить тебе больше в парк с мамочкой или мамочкиными подружками и не резать поводки маленькими ножницами.

 

В глазах у нее промелькнуло легкое сожаление.

 

— Милый Огастес! — вздохнула она. — Какая жалость! Он ведь такой умный песик. Его можно научить чему угодно…

 

— Да, — с горечью обронил Пуаро. — Наверное, она могла бы быть хорошей женой и матерью… Ее чувства оказались чересчур сильны.

 

Он вздохнул и тихонько пробормотал:

 

— Жаль, что все так сложилось.

 

Потом он улыбнулся им — нашедшему наконец свое счастье мужчине и девушке с открытым искренним взглядом. И еле слышно произнес:

 

— Эти двое вышли из мрака на свет, а я — я совершил второй подвиг Геракла.

 

 

 

Лернейская гидра

 

 

 

1

 

Эркюль Пуаро ободряюще посмотрел на мужчину, сидевшего напротив него.

 

Доктору Чарльзу Олдфилду было около сорока. Его светлые волосы слегка поседели на висках. В голубых глазах застыло отчаяние. Он умолк, вся его фигура выражала нерешительность. Казалось, ему трудно приступить к делу. Наконец он заговорил, слегка запинаясь:

 

 

— Я пришел к вам, мистер Пуаро, с довольно странным делом. И сейчас, когда я здесь, у меня появились сомнения. Потому что, как я теперь понимаю, с этим ничего нельзя сделать.

 

— Об этом предоставьте судить мне, — заметил Пуаро.

 

— Я не знаю, почему я решил, что, возможно… — Олдфилд снова замолчал в нерешительности.

 

— Что я, возможно, смогу помочь вам? — закончил его фразу Эркюль Пуаро. — Возможно, я смогу. Изложите мне ваше дело.

 

Олдфилд выпрямился. Пуаро снова отметил, как изможденно выглядит посетитель.

 

— Видите ли, тут нет смысла обращаться в полицию. И все же… — В голосе Олдфилда мелькнула надежда. — С каждым днем становится все хуже и хуже. Я… Я не знаю, что делать…

 

— Что становится хуже?

 

— Слухи… О, все очень просто, мистер Пуаро. Чуть меньше года прошло с тех пор, как умерла моя жена. Она болела. Несколько лет. А теперь они говорят, они все говорят, что я убил ее… что я ее отравил!..

 

— А-а… А вы отравили ее?

 

— Мистер Пуаро! — Олдфилд вскочил.

 

— Успокойтесь и сядьте. Мы примем за основу, что вы не отравили вашу жену. Ваша практика, мне кажется, находится в сельской местности?

 

— Да. Лоубороу в Беркшире. Я всегда знал, что у нас много сплетничают, но я не мог себе представить, что до таких пределов… — Он чуть-чуть подвинул свой стул вперед. — Мистер Пуаро, вы не представляете себе, что мне пришлось вынести!.. Сначала я не подозревал, что происходит. Замечал, что люди стали менее приветливы, стараются избегать меня. Но я думал, это из-за горя, постигшего меня. Потом это стало более заметно. Даже на улице знакомые переходили дорогу, чтобы не заговаривать со мной. Моя практика провалилась… Куда бы я ни пошел, повсюду слышались приглушенные голоса, враждебные взгляды провожали меня и злобные языки ядовито шептались за моей спиной. Я получил несколько писем — подлейшие штуки… И… И я не знаю, что делать. Я не знаю, как перенести это, как вырваться из этой сети подлой лжи и подозрений. Как можно опровергнуть то, что никогда не говорилось тебе открыто в лицо. Я бессилен — меня поймали в ловушку и безжалостно губят!..

 

— Да-а… Слухи подобны девятиглавой Лернейской гидре, которую нельзя уничтожить, потому что, как только у нее отсекают одну голову, на ее месте тут же вырастают две, — сказал Пуаро, задумчиво кивая.

 

Доктор Олдфилд воскликнул:

 

— Совершенно верно! Я ничего не могу поделать, ничего! Я рассчитывал на вас как на последнее средство, но мне и в голову не приходило, что вы тоже ничего не сможете сделать.

 

Эркюль Пуаро немного помолчал, прежде чем ответил:

 

— Я не уверен. Ваше дело, доктор Олдфилд, заинтересовало меня. Я попробую им заняться. Уничтожить многоглавое чудовище… Прежде всего расскажите мне немного об обстоятельствах, которые послужили поводом для злобных сплетен. Вы сказали, что ваша жена умерла приблизительно год назад. Что было причиной смерти?

 

— Язва желудка.

 

— Было ли вскрытие?

 

— Нет. Она страдала от желудка уже долгое время.

 

Пуаро кивнул.

 

— Симптомы желудочного воспаления и отравления мышьяком очень похожи, это сегодня все знают. За последние десять лет было по крайней мере четыре сенсационных процесса об убийствах, когда жертву хоронили без вскрытия с заключением о желудочном воспалении. Ваша жена была старше или моложе вас?

 

— На пять лет старше.

 

— Сколько вы были женаты?

 

— Пятнадцать лет.

 

— Она оставила какое-нибудь состояние?

 

— Да. Она была очень обеспеченная женщина и оставила примерно тридцать тысяч фунтов стерлингов.

 

— Крупная сумма. Она осталась вам?

 

— Да.

 

— У вас с женой были хорошие отношения?

 

— Конечно.

 

— Никаких ссор? Сцен?

 

— M-м… — Чарлз Олдфилд замялся. — У моей жены был тяжелый характер. Она долго болела и постоянно думала о своей болезни, поэтому была раздражительна. Бывали дни, когда, что бы я ни делал, все было не так.

 

— Я знаю такой тип людей. Может быть, у вашей жены была компаньонка, которая убеждала ее, что вы устали от нее и были бы рады ее смерти? — спросил Пуаро, кивнув.

 

Лицо Олдфилда показывало, что догадка Пуаро верна. Криво усмехнувшись, он ответил:

 

— Вы совершенно правы.

 

Пуаро продолжал:

 

— У нее была сиделка или компаньонка. Или преданная служанка?

 

— Медсестра. Очень разумная и компетентная женщина. Но я думаю, она не могла настраивать жену против меня.

 

— Если разумность и компетентность прилагались бы к языку — люди не всегда мудро пользуются своим языком. Я не сомневаюсь, что медсестра говорила это, что то же самое говорили слуги, все кругом говорили то же самое. Вы всегда найдете в болтовне слуг повод для пикантнейших деревенских сплетен. А теперь я хочу спросить у вас еще кое-что. Кто та женщина?

 

— Я не понимаю, — вспыхнул доктор Олдфилд.

 

Пуаро вежливо возразил:

 

— Я думаю, вы понимаете. Я спрашиваю вас, кто та женщина, с которой связывают ваше имя.

 

Олдфилд вскочил. Его лицо стало холодным и высокомерным.

 

— В этом деле нет женщины. Я сожалею, мистер Пуаро, что отнял у вас так много времени.

 

Он направился к двери.

 

— Я также сожалею об этом, — мягко сказал Эркюль Пуаро. — Ваш случай заинтересовал меня, я бы хотел помочь вам. Но я не смогу ничего сделать до тех пор, пока не буду знать всю правду.

 

— Я сказал вам всю правду.

 

— Нет…

 

Доктор Олдфилд остановился и обернулся.

 

— Почему вы настаиваете, что тут замешана женщина?

 

— Mon cher doctor!

 Вы думаете, я не знаю женской психологии? Деревенские слухи всегда основываются на отношениях полов. Если мужчина отравил свою жену, чтобы отправиться на Северный полюс или из любви к холостяцкой жизни, это не вызовет и минутного интереса у его соседей, потому что они убеждены: убийство совершается для того, чтобы мужчина мог жениться на другой женщине. Так и рождаются слухи. Это же элементарная психология!

 

Олдфилд раздраженно заметил:

 

— Откуда я могу знать, о чем думает эта свора мерзких сплетников.

 

— Конечно. Поэтому вам нужно вернуться, присесть и ответить на вопрос, который я вам только что задал.

 

Медленно, нехотя Олдфилд вернулся, снова занял свое место и сказал, нахмурив брови:

 

— Я думаю, возможно, что они сплетничают о мисс Монкрифф. Джейн Монкрифф — мой фармацевт. Она прелестная девушка.

 

— Как долго она работает у вас?

 

— Около трех лет.

 

— Вашей жене она нравилась?

 

— Э-э… не совсем…

 

— Она была ревнива?

 

— Это абсурд!

 

— Женская ревность, — сказал Пуаро улыбнувшись, — вошла в поговорку. Но поверьте моему богатому опыту, каким бы странным ни казалось это утверждение, оно всегда основывается на реальности. Ведь говорят, что клиент всегда прав? Так вот, то же и здесь. И как бы ни ничтожны были конкретные доказательства, в главном, женщина, которая ревнует, всегда права.

 

— Глупости, — грубо отрезал доктор Олдфилд. — Я никогда не говорил Джейн Монкрифф ничего, что не могла бы слышать также и жена.

 

— Возможно и так. Но это не доказывает, что мое утверждение неверно. Доктор Олдфилд, — настойчиво сказал Пуаро, чуть наклонившись вперед. — Я собираюсь сделать все возможное, чтобы помочь вам в этом деле. Но я должен располагать полным вашим доверием, потому оставим на время условности и ваши эмоции. Это правда, не так ли, что вы прекратили близкие отношения с женой задолго до ее смерти?

 

Олдфилд молчал несколько минут, наконец выдавил:

 

— Это дело меня доконает. Но должна же быть хоть какая-то надежда. Так или иначе, я чувствую, что вы сможете мне помочь. Я буду благодарен вам, мистер Пуаро. Я был последнее время не слишком внимателен к жене. Думаю, что я был хорошим мужем, но никогда не любил ее.

 

— А эта девушка, Джейн?

 

Лоб доктора покрылся испариной. Он сказал:

 

— Я… я собирался сделать ей предложение, и, если бы не этот скандал и эти сплетни…

 

Пуаро откинулся на стуле.

 

— Ну теперь наконец у нас есть правдивые факты. Доктор Олдфилд, я займусь вашим делом. Но помните — я собираюсь искать правду.

 

Олдфилд с горечью воскликнул:

 

— То, в чем меня обвиняют, — это не правда! Вы знаете, сначала мне казалось, что есть возможность возбудить дело о клевете. Если бы я смог вынудить хоть кого-нибудь открыто обвинить меня — ведь я смог бы, без сомнения, оправдаться. Иногда я думаю так… А иногда мне кажется, что это бы только все ухудшило: дело приобрело бы широкую огласку, и все вокруг говорили бы: «Это не доказано, но нет дыма без огня».

 

Он посмотрел на Пуаро.

 

— Скажите честно, есть ли какой-нибудь способ избавиться от этого кошмара?

 

— Такой способ есть, — сказал Эркюль Пуаро.

 

 

 

 

2

 

— Мы едем в деревню, Джордж, — сообщил Эркюль Пуаро своему камердинеру.

 

— Неужели, сэр? — невозмутимо сказал Джордж.

 

— И цель нашего путешествия — уничтожить монстра с девятью головами.

 

— Вот как, сэр? Что-нибудь вроде Лохнесского чудовища?

 

— Менее осязаемо, чем это. Я не имел в виду животное из плоти и крови, Джордж.

 

— Я не понимаю вас, сэр.

 

— Нет ничего столь эфемерного, столь трудноуловимого, как источник сплетен.

 

— О да, конечно, сэр. Очень трудно иногда понять, с чего начинаются сплетни.

 

— Конечно.

 

Эркюль Пуаро не стал останавливаться в доме доктора Олдфилда. Он снял номер в гостинице напротив. На следующее утро после приезда он первый раз побеседовал с Джейн Монкрифф.

 

Это была высокая девушка с волосами цвета меди и большими голубыми глазами. Она была настороже!

 

— Так, значит, доктор Олдфилд обратился к вам, — сказала она. — Я знала, что он подумывает об этом.

 

В ее голосе было не слишком много энтузиазма. Пуаро сказал:

 

— И вы не одобряете?..

 

Их взгляды встретились, и она холодно спросила:

 

— А что вы можете сделать?

 

— Должно же быть средство, — тихо заметил Пуаро.

 

— Какое средство? — насмешливо спросила она. — Вы собираетесь обойти всех старух в округе, говоря: «Пожалуйста, перестаньте так говорить. Это так расстраивает бедного доктора Олдфилда». И они ответят вам: «О, конечно, мы никогда не верили в эту историю!» Или, в худшем случае, они скажут: «Дорогой мистер Пуаро, вам не приходило в голову, что, возможно, причина смерти миссис Олдфилд совсем не та, что указана в заключении?» Нет, они скажут: «Дорогой мистер Пуаро, конечно, я не верю в историю про доктора Олдфилда и его жену, я уверена, что он не стал бы делать этого, но все же правда, что он был к ней слегка невнимателен, и я не думаю, что с его стороны было разумно держать фармацевтом такую молодую девушку, конечно, я и на минуту не предполагала, что между ними что-то было. О нет, здесь, я думаю, все в порядке…» — Она остановилась. Лицо ее пылало, дыхание стало прерывистым.

 

Эркюль Пуаро сказал:

 

— Кажется, вы очень хорошо знаете, о чем говорят…

 

Ее губы скривились, она жестко сказала:

 

— Я очень хорошо знаю!

 

— А каково ваше собственное мнение?

 

— Лучше всего для него было бы продать свою практику, — ответила Джейн Монкрифф, — и уехать куда-нибудь.

 

— Вы не думаете, что сплетня может последовать за ним?

 

— Он должен рискнуть, — пожала плечами девушки.

 

Пуаро помолчал, потом спросил:

 

— Вы собираетесь замуж за доктора Олдфилда, мисс Монкрифф?

 

Этот вопрос ее не удивил, и она коротко ответила:

 

— Он не делал мне предложения.

 

— Почему?

 

Несколько секунд она пристально глядела на Пуаро, наконец ответила:

 

— Потому что я откажу ему.

 

— Ах, какое счастье найти хоть кого-нибудь, кто может быть искренним!

 

— Я могу быть искренней, сколько хотите. Когда я поняла, что люди болтают, будто Чарльз избавился от жены, чтобы жениться на мне, мне казалось, что, если бы мы поженились, это положило бы конец всем сплетням. Но потом я решила… Я надеялась, что, если не возникнет вопрос о нашем браке, разговоры прекратятся сами собой.

 

— Но они не прекратились.

 

— Нет.

 

— Это немного странно, правда? — задумчиво спросил Эркюль Пуаро.

 

— У них не слишком много развлечений здесь, — горько улыбнулась Джейн.

 

— А вы хотите выйти замуж за Чарльза Олдфилда?

 

Девушка ответила достаточно твердо:

 

— Да, хочу. Я хотела этого с той самой минуты, как только встретила его.

 

— Значит, смерть его жены вполне устраивала вас?

 

— Его жена была пренеприятная особа. Говоря откровенно, я испытала облегчение, когда она умерла. — Она иронически усмехнулась.

 

— У меня есть предложение, — сказал Пуаро.

 

— Да?

 

— Здесь потребуется сильнодействующее средство. Я думаю, что кто-нибудь — может быть, вы сами — должен написать в Главное полицейское управление…

 

— Что вы имеете в виду?

 

— Я имею в виду лучший способ разъяснить эту историю сразу для всех — эксгумацию трупа и проведение вскрытия.

 

Джейн остановилась. Она хотела что-то сказать, но потом передумала. Пуаро пристально посмотрел на нее.

 

— Ну, мадемуазель? — наконец произнес он.

 

— Я не могу согласиться с вами, — тихо ответила Джейн Монкрифф.

 

— Но почему? Ведь официальное свидетельство о смерти заставит умолкнуть все злые языки.

 

— Если у вас будет такое свидетельство — да.

 

— Вы понимаете, что вы говорите, мадемуазель?

 

— Я знаю, о чем я говорю, — нетерпеливо отозвалась Джейн Монкрифф. — Вы думали об отравлении мышьяком. Но есть другие яды — растительные алкалоиды. Я сомневаюсь, что вы обнаружите какие-нибудь следы от них через год, если ими даже воспользовались. И я не знаю, что за люди эти эксперты.

 

Они могут выдать заключение, в котором говорится, что причина смерти не обнаружена, и тогда болтовни будет еще больше!

 

Эркюль Пуаро помолчал, затем спросил:

 

— А кто, вы думаете, самый заядлый сплетник в деревне?

 

Девушка задумалась, потом сказала:

 

— Я думаю, старая мисс Лизеран хуже всех.

 

— А-а! А не могли бы вы представить меня мисс Лизеран — случайно, если возможно.

 

— Ничего не может быть проще. Все старые вешалки шляются по магазинам в это время дня. Нам нужно только прогуляться по главной улице.

 

Как и сказала Джейн, никакой сложности дело не составило. Джейн остановилась возле почты и заговорила с высокой, средних лет женщиной с длинным носом и пристальным, инквизиторским взглядом.

 

— Доброе утро, мисс Лизеран.

 

— Доброе утро, Джейн. Какой прекрасный день, правда?

 

Острый инквизиторский взгляд скользнул по спутнику Джейн Монкрифф. Джейн сказала:

 

— Позвольте представить вам мистера Пуаро, он недавно приехал к нам.

 

 

 

 

3

 

Аккуратно откусывая сдобную булочку и балансируя с чашкой чая на колене, Эркюль Пуаро предоставил себя в полное распоряжение своей хозяйки. Мисс Лизеран была столь любезна, что пригласила Эркюля Пуаро на чай и пыталась выяснить, что собирается делать в их краях этот странный маленький иностранец.

 

Некоторое время он с ловкостью парировал ее удары, разжигая ее любопытство. Наконец он решил, что момент настал, и перешел в наступление.

 

— Ах, мисс Лизеран, — сказал он, — я вижу, вы очень догадливы. Я здесь по запросу Главного полицейского управления. Но пожалуйста, он понизил голос, — держите эту информацию в секрете.

 

— Конечно, конечно. — Мисс Лизеран заволновалась, затрепетала в душе. — Главное полицейское управление… вы имеете в виду бедного доктора Олдфилда?..

 

Пуаро важно кивнул.

 

— Хоро-о-шо! — Мисс Лизеран вдохнула в одно слово всю гамму положительных эмоций.

 

— Это очень деликатный случай, — сказал Пуаро. — Вы понимаете?.. Мне приказано выяснить, есть ли здесь основания для эксгумации.

 

Мисс Лизеран воскликнула:

 

— Вы собираетесь выкапывать останки! Как ужасно!

 

Если бы она сказала «как прекрасно» вместо «как ужасно», слова больше подходили бы к выражению ее лица.

 

— А как вы думаете, мисс Лизеран?

 

— О, конечно, мистер Пуаро, было много слухов. Всегда так много невероятных слухов!.. Несомненно, доктор Олдфилд вел себя немного странно, когда это произошло, но я всегда повторяла, что мы не должны относить это за счет угрызений совести. Это может быть от горя. Нет, конечно, их отношения не были особенно пылкими. Это я знаю из первых уст. Сестра Харрисон, которая была рядом с миссис Олдфилд в течение трех или четырех лет, до самой ее смерти, заметила это. Я всегда чувствовала, знаете ли, что у сестры Харрисон есть подозрения, хоть она их и не высказывает, но ведь это видно по поведению человека, не так ли?

 

Пуаро грустно заметил:

 

— Человек так мало может…

 

— Да, я знаю, конечно, мистер Пуаро, если тело будет извлечено, вы узнаете все.

 

— Да, — сказал Пуаро, — мы узнаем.

 

— Бывали случаи, как этот, конечно, — сказала мисс Лизеран, и ее нос дернулся от удовольствия, — Армстронг, например, и еще один — я не помню его имени, — и Криппен, конечно. Мне всегда было интересно, замешана в этом Этель Ле Нев или нет. Конечно Джейн Монкрифф очаровательная девушка… Я не хочу сказать, что она совершенно обольстила его, но мужчины так глупеют, когда дело касается женщин, не так ли? Ну конечно, они нравятся друг другу!

 

Пуаро молчал. Он смотрел на нее с невинным выражением исследователя, взвешивающего все обстоятельства. Внутренне он забавлялся, подсчитывая, сколько раз будет употреблено слово «конечно».

 

— И, конечно, после смерти многое связанное с женой Олдфилда должно перемениться, исчезнуть. Слуги и тому подобное… Слуги всегда много знают, правда ведь? И, конечно, невозможно удержать их от сплетен, правда? Беатрис рассчитали сразу после похорон миссис Олдфилд, и я слышала, некоторые считают, что это подозрительно. Особенно теперь, когда трудно найти прислугу. Это выглядит так, будто доктор Олдфилд боялся, что ей что-нибудь известно.

 

— Что ж, похоже, необходимо фундаментальное расследование, — сказал Пуаро задумчиво.

 

Лицо мисс Лизеран передернулось от отвращения.

 

— Вся сжимаешься от этой мысли, — сказала она. — Наша тихая, маленькая деревушка попадет в газеты, все станет известно…

 

— Это пугает вас? — осведомился Пуаро.

 

— Немного. Видите ли, я старомодна.

 

— И к тому же, по вашему мнению, это всего лишь сплетни.

 

— M-м… я бы не хотела утверждать это так определенно. Ведь недаром говорят: нет дыма без огня.

 

— Я тоже так думаю, — сказал Пуаро, поднимаясь. — Я могу положиться на вас, мадемуазель?

 

— О, конечно! Я не скажу никому ни слова.

 

Пуаро улыбнулся и попрощался. На пороге он сказал маленькой служанке, которая подавала ему шляпу и пальто:

 

— Я здесь для расследования обстоятельств смерти миссис Олдфилд, но я был бы признателен вам, если бы вы сохранили это в секрете.

 

Глэдис, служанка мисс Лизеран, чуть не упала на подставку для зонтиков. Она взволнованно выдохнула:

 

— О, сэр, значит, доктор сделал это?

 

— Вы так думали какое-то время, не правда ли?

 

— Нет, сэр, не я. Беатрис. Она была там, когда миссис Олдфилд умерла.

 

— И она думала, — Пуаро с трудом подбирал соответствующие слова, — что там была «нечестная игра»?

 

Глэдис утвердительно кивнула.

 

— Да. И она говорила, что то же самое думала медсестра, которая была так предана миссис Олдфилд, сестра Харрисон. Она была так опечалена смертью миссис Олдфилд, и Беатрис говорила, что, наверное, она что-то знает, потому что после всего этого ее отношение к доктору изменилось. Этого бы не произошло, если бы все было в порядке, правда?

 

— Где сейчас сестра Харрисон?

 

— Она присматривает за старой мисс Бристоу — это в самом конце деревни. Вы не пропустите их дом — у него колонны и портик.

 

 

 

 

4

 

Прошло совсем немного времени, и Эркюль Пуаро уже сидел рядом с женщиной, которая, конечно же, должна была знать об обстоятельствах, давших повод к сплетням, больше, чем кто-либо другой.

 

Сестра Харрисон была все еще красивая женщина лет сорока. У нее были мягкие, безмятежные черты мадонны и большие привлекательные темные глаза. Она спокойно и внимательно выслушала его и затем медленно произнесла:

 

— Да, я знаю, что ходят эти слухи. Я сделала все, что могла, чтобы остановить их, но бесполезно. Такие разговоры возбуждают, а людям это нравится, вы понимаете…

 

— Но должно быть что-то, что дало толчок к сплетням.

 

Он заметил, что ее лицо выразило глубокую печаль. Но она только покачала головой.

 

— Возможно, — предположил Пуаро, — доктор Олдфилд не ладил с женой и это породило слухи?

 

Сестра Харрисон вновь нерешительно покачала головой.

 

— О нет, доктор Олдфилд всегда был добр и терпелив с ней.

 

— Он действительно любил ее?

 

— Н-нет, я не могу утверждать этого, — поколебавшись, ответила мисс Харрисон. — У миссис Олдфилд был очень тяжелый характер, ей было трудно угодить, она постоянно требовала к себе внимания.

 

— Вы думаете, она преувеличивала тяжесть своей болезни? — переспросил Пуаро.

 

— Да, ее болезнь была в основном плодом ее воображения.

 

— И все-таки, — сурово заметил Пуаро, — она умерла…

 

— О да…

 

Он изучающе посмотрел на нее: ужасное замешательство, явное смущение. Он сказал:

 

— Я уверен, что вы знаете причину всех этих сплетен.

 

Сестра Харрисон вспыхнула:

 

— Я догадываюсь. Наверно, это Беатрис начала распускать сплетни. И мне кажется, я знаю, что толкнуло ее на это.

 

— Да?

 

Сестра Харрисон заговорила быстро и сбивчиво:

 

— Знаете, случилось так, что я кое-что подслушала — разговор между доктором Олдфилдом и мисс Монкрифф, — и я совершенно уверена, что Беатрис его тоже слышала, но я не предполагала, что она придаст этому такое значение.

 

— Что это был за разговор?

 

Сестра Харрисон некоторое время молчала, как будто собиралась с мыслями.

 

— Это было приблизительно за три недели до последнего приступа миссис Олдфилд. Они были в столовой. Я спускалась по лестнице, когда услышала, как Джейн Монкрифф сказала: «Как долго это будет тянуться? Такое ожидание невыносимо». И доктор ответил ей: «Теперь уже недолго, дорогая, клянусь». И она снова сказала: «Это ожидание невыносимо. Ты действительно думаешь, что все будет в порядке?» Он ответил: «Конечно. В этот день через год мы уже будем женаты».

 

Она помолчала.

 

— Тут я впервые поняла, мистер Пуаро; что между доктором и мисс Монкрифф что-то было. Конечно, я знала, что она нравится ему и они очень дружны, но ничего больше. Я поднялась по ступенькам обратно. Хотя я была в шоке, но все же заметила, что дверь в кухню была приоткрыта, и я думаю, что Беатрис могла все слышать. Вы понимаете смысл их разговора: доктор знал, что его жена очень больна и не проживет долго — я не сомневаюсь, что именно это он и имел в виду, — но для кого-нибудь вроде Беатрис это могло звучать иначе: так, будто доктор и Джейн Монкрифф… м-м… договариваются сделать что-нибудь с миссис Олдфилд.

 

— Но вы-то сами так не думаете?

 

— Нет, конечно нет…

 

Эркюль Пуаро посмотрел на нее изучающе.

 

— Сестра Харрисон, можете ли вы еще что-нибудь сообщить? Вы ничего не забыли?

 

Она покачала головой, и ее лицо приобрело прежнее печальное выражение.

 

— Возможно, — продолжал Пуаро, — что Главное полицейское управление даст разрешение на эксгумацию тела миссис Олдфилд.

 

— О нет! — сестра Харрисон ужаснулась. — Это невозможно!

 

— Вы думаете, это будет как-то… неприлично?

 

— Я думаю, это будет страшно! Это породит новые слухи. Это будет просто ужасно… ужасно для бедного доктора Олдфилда!

 

— Вы не находите, что как раз для него так будет лучше?

 

— Что вы имеете в виду?

 

Пуаро объяснил:

 

— Если он невиновен, его невиновность будет подтверждена документально.

 

Он замолчал, потому что видел, что какая-то мысль пришла в голову медсестре Харрисон, она нахмурилась, потом лоб ее разгладился, она грустно вздохнула и взглянула на Пуаро.

 

— Конечно, это единственное, что нужно сделать…

 

Сверху послышался стук, сестра Харрисон вскочила.

 

— Это моя старушка, мисс Бристоу. Она проснулась. Я должна пойти и уложить ее поудобнее, перед тем как ей принесут чай. Да, мистер Пуаро, я думаю, вы правы. Заключение о смерти поставит все на свои места, прекратит все слухи и ужасные сплетни о бедном докторе Олдфилде.

 

И она поспешила из комнаты.

 

 

 

 

5

 

Эркюль Пуаро дошел в одиночестве до почты и позвонил в Лондон.

 

Голос на другом конце провода был раздраженный:

 

— И нужно вам было поднимать шум из-за таких вещей, мой дорогой Пуаро. Вы уверены, что это наш случай? Вы же знаете, эти провинциальные слухи всегда преувеличивают — и на пустом месте…

 

— Это, — сказал Пуаро, — особый случай.

 

— Ну ладно, если вы так уверены. У вас есть одно свойство — вы постоянно правы. Но если вы попали пальцем в небо, мы вам спасибо не скажем, так и знайте.

 

Эркюль Пуаро улыбнулся и проворчал:

 

— Я сам себе скажу спасибо.

 

— Что вы говорите? Не слышно.

 

— Ничего. Совсем ничего.

 

Он повесил трубку. Подойдя к почтмейстерше, Пуаро сказал своим самым обворожительным тоном:

 

— Не могли бы вы мне случайно сказать, мадам, где я могу найти Беатрис, которая прежде служила у доктора Олдфилда?

 

— Беатрис Кинг? После этого она сменила два места. Сейчас она служит у миссис Марлей, что живет за банком.

 

Пуаро поблагодарил ее, купил две почтовые открытки, несколько марок и сувенир. Делая покупки, он искал повод завести разговор о смерти миссис Олдфилд и сразу заметил странное выражение, которое появилось на лице почтмейстерши, когда он спросил:

 

— Очень неожиданно, правда? Это вызвало столько разговоров, вы, наверное, слышали…

 

— Может быть, из-за этого вы хотите видеть Беатрис Кинг? — Искра интереса мелькнула в глазах женщины. — Нам всем казалось подозрительным, что она ушла оттуда так неожиданно. Некоторые думают, что она что-то знает… Она на что-то намекала…

 

Беатрис Кинг была невысокая, довольно хитрого вида девица с хроническим насморком. Она прикидывалась туповато-флегматичной, но ее глаза были умнее, чем можно было ожидать по ее поведению. Как бы то ни было, казалось, от Беатрис Кинг ничего не добьешься. Она повторяла:

 

— Я ничего не знаю… Это не в моих правилах — говорить, что там было… Я не знаю, какой разговор между доктором Олдфилдом и мисс Монкрифф вы имеете в виду. Я не подслушиваю под дверью, вы не имеете права думать обо мне так. Я ничего не знаю.

 

Пуаро спросил:

 

— Вы когда-нибудь слышали об отравлении мышьяком?

 

На угрюмом лице девушки промелькнул интерес:

 

— Так вот что было в том пузырьке.

 

— В каком пузырьке?

 

Беатрис сказала:

 

— В одном из пузырьков с лекарствами, которые мисс Монкрифф приготовила для миссис Олдфилд. Медсестра была расстроена — я это видела. Она попробовала лекарства, понюхала, а потом вылила в раковину и налила в пузырек воды из-под крана. По крайней мере это была бесцветная жидкость. А еще однажды, когда мисс Монкрифф принесла хозяйке чайник с чаем, медсестра унесла его и заварила снова, сказав, что он был заварен не кипятком, но я же своими глазами видела… Я подумала, что это обычная суета медсестры… но я не знаю… может быть, что-то там и было…

 

Пуаро кивнул и спросил:

 

— Беатрис, вам нравилась мисс Монкрифф?

 

— Я ее терпеть не могла… Воображала… Конечно, я сразу поняла, что она влюблена в доктора. Вы бы только видели, как она смотрела на него. — Пуаро снова кивнул.

 

Он вернулся в гостиницу и там проинструктировал Джорджа…

 

 

 

 

6

 

Доктор Алан Гарсия, полицейский эксперт-криминалист, потирая руки, уставился на Эркюля Пуаро.

 

— Ну как, я думаю, вы довольны, мистер Пуаро? Вы ведь человек, который всегда прав!..

 

— Вы очень любезны, — отозвался Пуаро.

 

— Что вас навело на эту мысль? Сплетни?

 

— Слухами земля полнится.

 

На следующий день Пуаро отправился на поезде до рынка Лоубороу.

 

Рынок Лоубороу гудел как улей. До процедуры эксгумации он был менее оживлен. Теперь, когда результаты вскрытия уже просачивались, возбуждение достигло критической отметки.

 

Пуаро был в гостинице около часа и только что закончил завтрак, который состоял из бифштекса, пудинга с почками и пива, когда ему передали, что его ждет женщина.

 

Это была сестра Харрисон. Ее лицо было бледным и испуганным. Она направилась прямо к Пуаро.

 

— Это правда? Неужели это правда, мистер Пуаро?

 

Он вежливо усадил ее в кресло.

 

— Да. Мышьяка обнаружено более чем достаточно, чтобы считать его причиной смерти.

 

Сестра Харрисон воскликнула:

 

— Я никогда не думала… Я ни одной минуты не думала… — и разразилась слезами.

 

Пуаро вежливо сказал:

 

— Истину не скроешь, вы же знаете.

 

— Они арестуют его? — всхлипнула она.

 

— Многое еще предстоит выяснить, — разъяснил Пуаро. — Прежде всего, кто имел доступ к ядам, к месту, где они хранятся.

 

— Но предположим, мистер Пуаро, что он не имеет ничего общего с этим… Совсем ничего?..

 

— В этом случае, — Пуаро пожал плечами, — он будет оправдан.

 

Сестра Харрисон медленно проговорила:

 

— Я должна вам кое-что сообщить. Наверное, я должна была сказать об этом раньше, но я не думала, что это так важно. Это было подозрительно.

 

— Я знал, что вам есть что рассказать, — заметил Пуаро, — и лучше сделать это сейчас.

 

— Вообще-то это пустяки. Просто однажды, когда я спустилась в аптеку за чем-то, Джейн Монкрифф была там… и вела себя довольно подозрительно.

 

— Да?

 

— Наверное, это глупо… Она просто наполняла свою пудреницу от компактной пудры… такая розовая эмаль…

 

— Продолжайте!

 

— Но она наполняла ее не пудрой… Она капала туда что-то из пузырька из шкафа с ядами. Когда она увидела меня, то поскорее закрыла пудреницу и сунула ее в свою сумочку, а пузырек быстро поставила в шкаф, чтобы я не увидела, что это было. Я не придала значения, но теперь, когда я знаю, что миссис Олдфилд действительно отравлена… Она замолчала.

 

— Вы извините меня? — Пуаро отошел и позвонил в беркширскую полицию инспектору Грею. Он вернулся, и они с сестрой Харрисон сидели молча. Пуаро разглядывал ее лицо с рыжими волосами и вдруг ясно услышал свой внутренний голос: «Я не согласен». Джейн Монкрифф не хотела вскрытия. Она привела достаточно правдоподобную причину, но все же факт остается фактом. Умная девушка. Образованная. Решительная. Влюблена в мужчину, уставшего от жены-инвалида, которая, быть может, еще долго проживет, по словам сестры Харрисон.

 

Пуаро молчал.

 

— О чем вы думаете? — спросила его сестра Харрисон.

 

— О грустных вещах, — ответил он.

 

— Я никогда не поверю, что он знал что-нибудь об этом, — сказала сестра Харрисон.

 

— Нет, я уверен, он не знал, — отозвался Пуаро.

 

Наконец дверь открылась, и вошел инспектор Грей. Он нес в руке что-то, завернутое в шелковый платок. Он развернул это и осторожно вынул. Это была светло-розовая эмалированная пудреница.

 

— Та самая, которую я видела, — воскликнула мисс Харрисон.

 

— Обнаружена за выдвижным ящиком бюро мисс Монкрифф, — ответил инспектор Грей. — За саше для носовых платков. Как я вижу, на ней нет отпечатков пальцев, но все же надо быть осторожнее.

 

Обернув руку носовым платком, он нажал на крышку. Пудреница открылась.

 

— Это вещество — не пудра, — сказал Грей. Он окунул в вещество палец и, очень осторожно понюхав его, пожал плечами. — Ничего не чувствую.

 

— Белый мышьяк не имеет запаха, — отозвался Пуаро.

 

— Это нужно сейчас же отправить на анализ, — сказал Грей, взглянув на сестру Харрисон. — Вы можете подтвердить, что это тот же самый предмет?..

 

— Да, я уверена. Именно с этой пудреницей я видела мисс Монкрифф в аптеке за неделю до смерти миссис Олдфилд.

 

Сержант Грей вздохнул. Он посмотрел на Пуаро и кивнул. Последний час настал.

 

— Пришлите сюда моего камердинера, пожалуйста.

 

Джордж, безупречный камердинер, сдержанный, сообразительный, вошел и посмотрел вопросительно на своего хозяина. Пуаро сказал:

 

— Вы признали, мисс Харрисон, что эта пудреница — та самая, которую вы видели у мисс Монкрифф около года назад, не так ли? Вы будете удивлены, узнав, что этот предмет был куплен у Вулворта всего несколько недель назад и, более того, эта модель и цвет выпускаются только последние три месяца?

 

Сестра Харрисон остолбенела. Она неотрывно смотрела на Пуаро, глаза ее округлились.

 

Пуаро продолжал:

 

— Вы видели эту пудреницу прежде, Джордж?

 

— Да, сэр. Я следил за этой женщиной, медсестрой Харрисон, когда она восемнадцатого числа, в среду, покупала ее у Вулворта. Согласно вашим инструкциям, я следовал за этой женщиной, куда бы она ни пошла. В тот день она добралась на автобусе до Дарнингтона, купила эту пудреницу и принесла ее с собой домой. В тот же самый день, позже, медсестра вошла в дом, где была квартира мисс Монкрифф. Следуя вашим инструкциям, я тоже был в доме. Я проследил, как она зашла в спальню мисс Монкрифф и засунула пудреницу за ящик бюро. Я все прекрасно видел через приоткрытую дверь. Потом она покинула дом, уверенная, что ее никто не видел. Я заметил, что никто не запирает здесь входные двери до самых сумерек.

 

Пуаро обратился к сестре Харрисон, и голос его был суров и строг:

 

— Можете вы объяснить эти факты, сестра Харрисон? Я думаю, нет. В этой пудренице не было мышьяка, когда она находилась в магазине, но мышьяк появился, когда она была спрятана в доме мисс Монкрифф. Было крайне неосторожно с вашей стороны хранить у себя мышьяк, — добавил он мягко.

 

Сестра Харрисон, закрыв лицо руками, прошептала:

 

— Это правда… Это правда. Я убила ее. Все напрасно, напрасно… Я схожу с ума.

 

 

 

 

7

 

— Я должна просить у вас прощения, мистер Пуаро, — сказала Джейн Монкрифф, — я была сердита на вас, ужасно сердита. Мне казалось, вы все делаете только хуже.

 

— С этого я и начал, — ответил Пуаро с улыбкой. — Это как в мифе о Лернейской гидре. Все время, когда отрубали одну голову, на ее месте вырастали две новые. Ну, начнем с того, что слухи распространились. Но вы же понимаете мою задачу: раз меня зовут Геркулес, сначала нужно найти главную голову — кто первым пустил этот слух? Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что история была выдумана сестрой Харрисон. Я отправился посмотреть на нее. Она оказалась приятной женщиной — умной и симпатичной. Но тут же сделала одну ошибку — повторила мне разговор между вами и доктором, который якобы слышала. И это меня насторожило. Это психология. Если бы вы и доктор собирались убить миссис Олдфилд — вы оба умные люди, — у вас достало бы рассудительности не вести такие разговоры в комнате с открытыми дверями, где любой может подслушивать на лестнице или в кухне. Более того, слова, которые вам приписывала миссис Харрисон, не отвечают вашему характеру. Это слова более зрелой женщины, к тому же совершенно другого типа. Такие слова могла употребить сама сестра Харрисон, если бы оказалась в подобном положении.

 

Я понял тогда, что случай довольно простой. Сестра Харрисон, как я вижу, красивая женщина, еще довольно молодая. Она была очень близка с доктором Олдфилдом последние три года — ему нравились ее такт и мягкость. Ей казалось, что, если миссис Олдфилд умрет, возможно, доктор Олдфилд сделает ей предложение. Но когда миссис Олдфилд умерла, выяснилось, что доктор увлечен вами. Движимая ревностью и отчаянием, она пустила о нем сплетню.

 

Вот как я представлял себе дело первоначально. Но в мыслях у меня засело, что нет дыма без огня. Я стал думать, не совершила ли сестра Харрисон чего-нибудь более серьезного… Некоторые вещи казались мне довольно странными. Она сказала мне, что миссис Олдфилд была не слишком сильно больна, что все это было игрой ее воображения. Но сам доктор в болезни жены не сомневался. Он не был удивлен ее смертью. Незадолго до ее смерти он консультировался с другим врачом, и тот отметил ухудшение ее состояния. Когда я говорил с мисс Харрисон об эксгумации… Сначала она страшно испугалась. Потом внезапно ее злоба и ненависть изменили ее настроение: «Пусть они найдут мышьяк. Никто не сможет заподозрить меня». Доктор и Джейн Монкрифф — вот на кого падет подозрение.

 

Оставался только один шанс — заставить сестру Харрисон раскрыться. Я проинструктировал Джорджа, которого она не знала в лицо. Он повсюду следовал за нею. И… И все кончилось хорошо.

 

— Вы великолепны, — воскликнула Джейн Монкрифф.

 

— Я никогда не смогу вас отблагодарить, — присоединился доктор Олдфилд. — Но какой же слепой дурак я был!

 

— А вы были так же слепы, мадемуазель? — спросил Пуаро удивленно.

 

— Я очень волновалась… — медленно ответила Джейн.

 

— Джейн!.. — закричал Олдфилд. — Неужели ты думала, что я… — Нет, нет, не вы. Я думала, что миссис Олдфилд так или иначе раздобыла мышьяк и принимала его понемножку, чтобы вызвать у себя боли и добиться жалости, в которой она так нуждалась. Но я боялась, что она в конце концов отравилась и, когда обнаружат мышьяк, никто не поверит в эту историю и все придут к такому же выводу, что и вы. Вот почему я никогда не заявляла о пропаже мышьяка. Но я в последнюю очередь могла заподозрить сестру Харрисон.

 

— Как и я. Она, возможно, стала бы хорошей женой и матерью… Но чувства были намного сильнее ее… Как жаль, — грустно сказал Пуаро.

 

Он вздохнул и пробормотал в усы, скорее для себя, чем для собеседников:

 

— Как жаль…

 

Но, взглянув на мужчину средних лет и девушку со счастливым лицом, сидевших напротив, он улыбнулся и сказал:

 

— Эти двое на заре своего счастья… И я совершил второй подвиг Геркулеса.

 

 

 

Керинейская лань

 

 

 

1

 

Эркюль Пуаро переминался с ноги на ногу и дышал на пальцы, стараясь согреться. Хлопья снега таяли на его усах, и капли скатывались на одежду.

 

За дверью послышался шум, и появилась горничная — тяжеловесная деревенская деваха, воззрившаяся на Пуаро с нескрываемым любопытством. Похоже было, что ничего подобного она прежде не видала.

 

— Вы звонили? — спросила она.

 

— Звонил. Не будете ли вы так добры разжечь огонь?

 

Деваха вышла и тут же вернулась с бумагой и щепками.

 

Встав на колени перед большим викторианским камином, она принялась за растопку.

 

А Пуаро продолжал притопывать, размахивать руками и дуть на пальцы.

 

Он был не в духе. Его автомобиль — роскошный «мессарро грац» — который казался ему просто чудом техники, сильно его разочаровал. Шофер, молодой человек, кстати, получающий весьма неплохое жалованье, ничего не мог поделать. На захолустном шоссе, милях в полутора от какого бы то ни было жилья, в метель мотор заглох окончательно, и Пуаро в его излюбленных лакированных ботинках пришлось тащиться эти полторы мили до приречной деревушки Хартли Дин, весьма оживленной летом, но зимой не подающей ни малейших признаков жизни. В гостинице «Черный лебедь» появление постояльца вызвало настоящее смятение. Ее владелец проявил чудеса красноречия, утешая Пуаро. Ничего страшного: в местном гараже джентльмен может нанять машину и продолжить путь.

 

Пуаро отверг это предложение. В нем взыграла чисто галльская прижимистость — только еще не хватало потратиться на автомобиль. У него есть свой — и притом далеко не самый дешевый, на нем — и только на нем — он и отправится дальше. Но в любом случае, даже если ремонт не займет много времени, он не двинется с места раньше следующего утра — в такую-то метель! Пуаро потребовал номер с растопленным камином и ужин. Владелец, вздыхая, проводил его в номер, послал горничную развести огонь и удалился, дабы обсудить с женой, что подавать на ужин.

 

Час спустя, удобно вытянув ноги к уютному пламени, Пуаро снисходительно размышлял о только что съеденном ужине. Конечно, мясо оказалось жестким и хрящеватым, брюссельская капуста чересчур крупной и водянистой, картофель недоваренным, сыр чересчур твердым, а печенье чересчур мягким, да и поданные на десерт печеное яблоко и заварной крем тоже оставляли желать лучшего. Все так.

 

Тем не менее, размышлял Пуаро, вглядываясь в языки пламени и отхлебывая понемногу мутную жидкость, почему-то гордо именуемую кофе, лучше быть сытым, чем голодным, а уж отдых у камина — просто райское наслаждение по сравнению с прогулкой в лакированных ботинках по занесенным снегом дорогам.

 

Раздался стук в дверь, и появилась давешняя горничная.

 

— Сэр, тут механик из гаража пришел, хочет вас видеть.

 

— Пригласите его сюда, — любезно отозвался Пуаро.

 

Деваха прыснула и ретировалась. Пуаро благодушно подумал, что рассказы о его персоне скрасят ее приятелям не один зимний вечер.

 

Вновь послышался стук, но уже более робкий, и Пуаро отозвался:

 

— Войдите.

 

Он благосклонно взглянул на молодого человека, смущенно стоявшего у двери и мявшего в руках кепку. Этот простой парень был хорош как античный бог. Пуаро редко встречал подобных красавцев.

 

— Мы отбуксировали сюда вашу машину, сэр, — сказал молодой человек тихим хрипловатым голосом, — и нашли повреждение. Тут дела на час, не больше.

 

— И что с нею случилось? — осведомился Пуаро.

 

Юноша с готовностью пустился в технические детали.

 

Пуаро вежливо кивал, но не вслушивался. Физическое совершенство всегда восхищало его — уж слишком много было вокруг очкастых заморышей. «Да, красив как бог, — размышлял он про себя. — Аркадский пастушок, да и только».

 

Молодой человек внезапно замолчал, и в ту же секунду Пуаро слегка сдвинул брови и глаза его сузились. Отвлекшись наконец от созерцания, он стал слушать.

 

— Понимаю, понимаю. Вообще-то мой шофер уже сообщил мне об этом, — добавил он после паузы и тут же заметил, что собеседнику кровь бросилась в лицо, а пальцы его нервно стиснули кепку.

 

— Д-да, сэр, — с запинкой пробормотал юноша, — я знаю.

 

— И все же вы решили прийти и лично рассказать мне об этом? — продолжал Пуаро.

 

— Да… Да, сэр, я решил, так будет лучше.

 

— Весьма любезно с вашей стороны. Благодарю вас.

 

Аудиенция была окончена, но Пуаро предчувствовал, что посетитель не уйдет. И действительно, юноша не тронулся с места.

 

Пальцы его крепче сжали многострадальную кепку, и он еле слышно произнес:

 

— Э-э.., простите, сэр.., это правда, что вы — тот самый сыщик.., мистер Геркулес Пуаррот? — Он старательно выговорил иностранное имя.

 

— Да, это так, — отозвался Пуаро.

 

— Я про вас в газете читал, — сказал молодой человек, покраснев еще гуще.

 

— И что же?

 

Бедный малый стал совсем пунцовым. В глазах его застыла горечь — горечь и мольба. Пуаро мягко сказал:

 

— Ну, так о чем же вы хотели меня спросить?

 

Его собеседника прорвало:

 

— Боюсь, что вам это покажется нахальством, сэр…

 

Но раз уж вас сюда занесло — не могу я упустить такого случая! Я же про вас читал и про то, какие дела вы распутывали. В общем, я решил: почему не спросить? За спрос, что называется, денег не берут.

 

— Вы хотите, чтобы я вам каким-то образом помог?

 

Собеседник кивнул и смущенно пробубнил хрипловатым голосом:

 

— Ага. Это.., это насчет одной девушки. Если бы вы смогли ее найти…

 

— Найти? Она что, пропала?

 

— Пропала, сэр.

 

Пуаро выпрямился на стуле и строго произнес:

 

— Не исключено, что я мог бы помочь вам. Но прежде всего вам следовало бы обратиться в полицию. Это их прямая обязанность. К тому же у них гораздо больше возможностей.

 

Переминаясь с ноги на ногу, посетитель еле слышно пояснил:

 

— В полицию я пойти не могу, сэр. Тут все не так, как вы думаете… Немного необычно, что ли…

 

Внимательно на него поглядев, Пуаро указал на стул.

 

— Eh bien, в таком случае садитесь… Да, как вас зовут?

 

— Уильямсон, сэр. Тед Уильямсон.

 

— Садитесь, Тед, и расскажите мне все поподробнее.

 

— Спасибо, сэр. — Молодой человек придвинул к себе стул и осторожно присел на краешек. Взгляд у него по-прежнему был умоляющим.

 

— Ну, я вас слушаю, — мягко сказал ему Пуаро.

 

Тед Уильямсон глубоко вздохнул.

 

— В общем, сэр, дело было так. Я ее и видел-то всего один раз и даже имени ее настоящего не знаю. Но все это как-то странно, и что письмо мое назад пришло, да и остальное тоже.

 

— Начните с самого начала, — посоветовал Пуаро. — Не торопитесь — расскажите обо всем, что произошло.

 

— Да, сэр. Вы, может, знаете «Грасслон», большой такой дом, за мостом?

 

— Впервые слышу.

 

— Его хозяин — сэр Джордж Сэндерфилд. Он летом туда на выходные приезжает и вечеринки устраивает — там обычно собираются веселые компании, актрисы и всякое такое. Ну вот, прошлым летом в июне у них радио сломалось, ну, меня и послали посмотреть, в чем дело. Прихожу я, а хозяин с гостями на реке, повара нету, слуга тоже уехал на лодке гостям напитки и еду всякую подавать, а в доме одна девушка — чья-то горничная. Впустила это она меня, показала, где приемник.., и посидела со мной, пока я работал. Ну, мы, понятно, и разговорились… Она сказала, что зовут ее Нита и что она горничная у русской балерины, которая там в гостях.

 

— А сама она кто была, англичанка?

 

— Нет, сэр, француженка, наверное. Она в общем-то по-английски бойко болтала, но слова так смешно выговаривала. Она.., она по-свойски держалась, так что немного погодя я ее пригласил в кино, но она сказала, что вечером будет нужна хозяйке. Но днем, сказала она, может отлучиться, потому что все эти гости на реке допоздна проторчат. Одним словом, я пораньше ушел с работы, меня потом за это хотели уволить, и пошли мы пройтись вдоль реки.

 

Он замолк, на губах появилась улыбка, а глаза мечтательно затуманились.

 

— Она была красива? — мягко спросил Пуаро.

 

— В жизни таких красавиц не видел. Волосы золотые, по бокам собраны, как крылья, а походка до того легкая, веселая. Я.., я, сэр, в нее с первого взгляда влюбился, чего уж там скрывать.

 

Пуаро кивнул.

 

— Она сказала, что через пару недель ее хозяйка опять сюда приедет, — продолжал молодой человек, — и мы договорились встретиться. Да вот только она больше не приехала. Я ждал ее там, где она сказала, но ее не было. Ну, я набрался храбрости и отправился узнать о ней прямо в дом. Мне сказали, что русская леди у них, и горничная ее тоже, и послали за ней, но Пришла вовсе не Нита, а какая-то нахальная смуглая девчонка, Мари, кажется, ее звали. «Вы, — говорит, — хотели меня видеть?» А сама ухмыляется, рот до ушей, заметила небось, как я растерялся.

 

Ну, я спросил ее насчет горничной русской леди и брякнул что-то насчет того, что она не та, которую я прежде видел, а она расхохоталась и говорит, что прежнюю горничную срочно отослали. «Куда, — говорю, — отослали? И за что?» Она плечами пожала, руками развела: «Я, — говорит, — откуда знаю? Меня тут не было».

 

Тут, сэр, я еще больше растерялся, не знал, чего и сказать. Но потом с мыслями собрался, расхрабрился и опять к этой Мари пошел, попросить, чтоб она мне адрес Ниты раздобыла. Я не сказал, что даже фамилии ее не знаю, а Мари пообещал подарок — такие, как она, задаром палец о палец не ударят. Ну, она адрес-то достала — в Северном Лондоне где-то, — я Ните туда и написал, да только письмо скоро назад пришло, а на нем кое-как нацарапано: «Адресат выбыл».

 

Тед Уильямсон замолчал. Его глаза, грустные синие глаза, неотрывно смотрели на Пуаро.

 

— Вот видите, сэр, — сказал он наконец, — полиции тут делать нечего, но я хочу ее найти, только вот не знаю, как за это взяться… Вот если бы вы помогли… — Щеки его опять запылали. — Я… Я тут немного откладывал на черный день… Я бы мог вам положить фунтов пять… Или даже десять…

 

— Не будем пока обсуждать финансовую сторону, — мягко остановил его Пуаро. — Сначала подумайте: а эта девушка, Нита, знала ваше имя и место работы?

 

— Да, сэр.

 

— Значит, она могла бы с вами связаться, если бы захотела?

 

— Да, сэр, — помедлив, ответил Тед.

 

— В таком случае не думаете ли вы…

 

— По-вашему, сэр, — прервал его Тед Уильямсон, — что я в нее влюбился, а она в меня нет? Может, и так…

 

Но она ко мне со всей душой, это точно — не ради забавы… И потом, сэр, я думаю, а что, если все это не просто так? Ей там с разными людьми приходилось дело иметь… Ну как она в интересном положении оказалась, понимаете, сэр?

 

— Вы хотите сказать, что у нее может быть ребенок?

 

Ваш ребенок?

 

— Нет, сэр, не мой, — зарумянился Тэд. — Между нами нечего такого не было, сэр.

 

Пуаро задумчиво поглядел на него и спросил:

 

— А если ваше предположение справедливо, вы все равно хотите ее отыскать?

 

Тут уж вся кровь бросилась Теду в лицо.

 

— Да, — рубанул он, — хочу, и все тут! Я на ней женюсь, если она согласится. И плевать мне, во что она там вляпалась! Вы только найдите ее, сэр!

 

Улыбнувшись, Эркюль Пуаро пробормотал себе под нос:

 

— «Волосы как золотые крылья». Да, по-моему, это третий подвиг Геракла… Если мне не изменяет память, дело было в Аркадии, у горы Керинеи…

 

 

 

 

2

 

Пуаро задумчиво разглядывал клочок бумаги, на котором Тед Уильямсон старательно записал имя и адрес:

 

«Мисс Валетта, Северный Лондон, 15, Аппер Ренфрю-Лейн, дом 17».

 

У него были серьезные сомнения относительно того, удастся ли ему что-нибудь выяснить по этому адресу, но больше Тед ничем ему помочь не мог.

 

Аппер Ренфрю-Лейн оказалась грязноватой, но вполне приличной улицей. На стук Пуаро дверь открыла плотная особа со слезящимися глазами.

 

— Могу я видеть мисс Валетту?

 

— Она давно съехала.

 

Пуаро успел втиснуться в закрывающуюся дверь.

 

Страницы: 1 2 > >>

Свежее в блогах

Они кланялись тем кто выше
Они кланялись тем кто выше Они рвали себя на часть Услужить пытаясь начальству Но забыли совсем про нас Оторвали куски России Закидали эфир враньём А дороги стоят большие Обнесенные...
Говорим мы с тобой как ровня, так поставил ты дело сразу
У меня седина на висках, К 40 уж подходят годы, А ты вечно такой молодой, Веселый всегда и суровый Говорим мы с тобой как ровня, Так поставил ты дело сразу, Дядька мой говорил...
Когда друзья уходят, это плохо (памяти Димы друга)
Когда друзья уходят, это плохо Они на небо, мы же здесь стоим И солнце светит как то однобоко Ушел, куда же друг ты там один И в 40 лет, когда вокруг цветёт Когда все только начинает жить...
Степь кругом как скатерть росписная
Степь кругом как скатерть росписная Вся в траве пожухлой от дождя Я стою где молодость играла Где мальчонкой за судьбой гонялся я Читать далее.........
Мне парень сказал что я дядя Такой уже средних лет
Мне парень сказал что я дядя Такой уже средних лет А я усмехнулся играя Словами, как ласковый зверь Ты думаешь молодость вечна Она лишь дает тепло Но жизнь товарищ бесконечна И молодость...