<o:p> </o:p>
В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны
деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет
двадцати восьми. За ним бежал беспризорный.
— Дядя,-весело кричал он,-дай десять копеек! Молодой
человек вынул из кармана нагретое яблоко и подал его
беспризорному, но тот не отставал. Тогда пешеход остановился,
иронически посмотрел на мальчика и тихо сказал:
— Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги
лежат?
Зарвавшийся беспризорный понял всю беспочвенность своих
претензий и отстал.
Молодой человек солгал: у него не было ни денег, ни
квартиры, где они могли бы лежать, ни ключа, которым можно было
бы квартиру отпереть. У него не было даже пальто. В город
молодой человек вошел к, зеленом в талию костюме. Его могучая
шея была несколько раз обернута старым шерстяным шарфом, ноги
были в лаковых штиблетах с замшевым верхом апельсинного цвета.
Носков под штиблетами не было. В руке молодой человек держал
астролябию. "О баядерка, ти-ри-рим, ти-ри-ра!"-запел он,
подходя к привозному рынку.
Тут для него нашлось много дела. Он втиснулся в шеренгу
продавцов, торговавших ка развале, выставил вперед астролябию и
серьезным голосом стал кричать:
— Кому астролябию? Дешево продается астролябия! Для
делегаций и женотделов скидка.
Неожиданное предложение долгое время не рождало спроса.
Делегации домашних хозяек больше интересовались дефицитными
товарами и толпились у мануфактурных палаток. Мимо продавца
астролябии уже два раза прошел агент Старгуброзыска. Но так как
астролябия ни в какой мере не походила на украденную вчера из
канцелярии Маслоцентра пишущую машинку, агент перестал
магнетизировать молодого человека глазами и ушел.
К обеду астролябия была продана слесарю за три рубля.
— Сама меряет,-- сказал молодой человек, передавая
астролябию покупателю,-- было бы что мерять.
Освободившись от хитрого инструмента, веселый молодой
человек пообедал в столовой "Уголок вкуса" и пошел осматривать
город. Он прошел Советскую улицу, вышел на Красноармейскую
(бывшая Большая Пушкинская), пересек Кооперативную и снова
очутился на Советской. Но это была уже не та Советская, которую
он прошел: в городе было две Советских улицы. Немало
подивившись этому обстоятельству, молодой человек очутился на
улице Ленских событий (бывшей Денисовской). Подле красивого
двухэтажного особняка № 28 с вывеской
СССР, РСФСР
2-й ДОМ СОЦИАЛЬНОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ СТАРГУБСТРАХА
молодой человек остановился, чтобы прикурить у дворника,
который сидел на каменной скамеечке при воротах.
— А что, отец,- спросил молодой человек, затянувшись,--
невесты у вас в городе есть? Старик дворник ничуть не удивился.
— Кому и кобыла невеста,-- ответил он, охотно ввязываясь
в разговор.
— Больше вопросов не имею,-- быстро проговорил молодой
человек. И сейчас же задал новый вопрос:
— В таком доме да без невест?
— Наших невест,-- возразил дворник,-- давно на том свете
с фонарями ищут. У нас тут государственная богадельня: старухи
живут на полном пенсионе.
— Понимаю. Это которые еще до исторического материализма
родились?
— Уж это верно. Когда родились, тогда и родились.
— А в этом доме что было до исторического материализма?
— Когда было?
— Да тогда, при старом режиме.
— А, при старом режиме барин мой жил.
— Буржуй?
— Сам ты буржуй! Сказано тебе — предводитель дворянства.
— Пролетарий, значит?
— Сам ты пролетарий! Сказано тебе — предводитель.
Разговор с умным дворником, слабо разбиравшимся в
классовой структуре общества, продолжался бы еще бог знает
сколько времени, если бы молодой человек не взялся за дело
решительно.
— Вот что, дедушка, -- молвил он,-- неплохо бы вина
выпить.
— Ну, угости.
На час оба исчезли, а когда вернулись назад, дворник был
уже вернейшим другом молодого человека.
— Так я у тебя переночую,-- говорил новый друг.
— По мне хоть всю жизнь живи, раз хороший человек.
Добившись так быстро своей цели, гость проворно спустился
в дворницкую, снял апельсинные штиблеты и растянулся на
скамейке, обдумывая план действий на завтра.
Звали молодого человека Остап Бендер, Из своей биографии
он обычно сообщал только одну подробность: "Мой папа,-говорил
он,-был турецко-подданный". Сын турецко-подданного за свою
жизнь переменил много занятий. Живость характера, мешавшая ему
посвятить себя какому-нибудь делу, постоянно кидала его в
разные концы страны и теперь привела в Старгород без носков,
без ключа, без квартиры и без денег.
Лежа в теплой до вонючести дворницкой, Остап Бендер
отшлифовывал в мыслях два возможных варианта своей карьеры.
Можно было сделаться многоженцем и спокойно переезжать из
города в город, таская за собой новый чемодан с захваченными у
дежурной жены ценными вещами.
А можно было завтра же пойти в Стардеткомиссию и
предложить им взять на себя распространение еще не написанной,
но гениально задуманной картины; "Большевики пишут письмо
Чемберлену", по популярной картине художника Репина: "Запорожцы
пишут письмо султану", В случае удачи этот вариант мог бы
принести рублей четыреста.
Оба варианта были задуманы Остапом во время его последнего
пребывания в Москве. Вариант с многоженством родился под
влиянием вычитанного в вечерней газете судебного отчета, где
ясно указывалось, что некий многоженец получил всего два года
без строгой изоляции. Вариант э 2 родился в голове Бендера,
когда он по контрамарке обозревал выставку АХРР*.
Однако оба проекта имели свои недостатки. Начать карьеру
многоженца без дивного, серого в яблоках, костюма было
невозможно. К тому же нужно было иметь хотя бы десять рублей
для представительства и обольщения. Можно было, конечно,
жениться и в походном зеленом костюме, потому что мужская сила
и красота Бендера были совершенно неотразимы для провинциальных
Маргарит на выданье, но это было бы, как говорил Остап: "низкий
сорт, не чистая работа". С картиной тоже не все обстояло
гладко: могли встретиться чисто технические затруднения. Удобно
ли будет рисовать т. Калинина в папахе и белой бурке, а т.
Чичерина — голым по пояс? В случае чего можно, конечно,
нарисовать всех персонажей в обычных костюмах, но это уже не
то.
— Не будет того эффекта! — произнес Остап вслух.
* АХРР -- Ассоциация художников революционной России
(Ред.).
Тут он заметил, что дворник уже давно о чем-то горячо
говорит. Оказывается, дворник предался воспоминаниям о бывшем
владельце дома:
— Полицмейстер ему честь отдавал... Приходишь к нему,
положим, буду говорить, на Новый год с поздравлением-трешку
дает... На пасху, положим, буду говорить, еще трешку. Да,
положим, в день ангела ихнего поздравляешь... Ну, вот одних
поздравительных за год рублей пятнадцать и набежит… Медаль
даже обещался мне представить. "Я, говорит, хочу, чтобы дворник
у меня с медалью был". Так и говорил: "Ты, Тихон, считай себя
уже с медалью..."
— Ну и что, дали?
— Ты погоди... "Мне, говорит, дворника без медали не
нужно". В Санкт-Петербург поехал за медалью. Ну, в первый раз,
буду говорить, не вышло. Господа чиновники не захотели. "Царь,
говорит, в заграницу уехал, сейчас невозможно". Приказал мне
барин ждать. "Ты, говорит, Тихон, жди, без медали не будешь".
— А твоего барина что, шлепнули? — неожиданно спросил
Остап.
— Никто не шлепал. Сам уехал. Что ему тут было с
солдатней сидеть… А теперь медали за дворницкую службу дают?
— Дают. Могу тебе выхлопотать. Дворник с уважением
посмотрел на Бендера,
— Мне без медали нельзя. У меня служба такая.
— Куда ж твой барин уехал?
— А кто его знает! Люди говорили, в Париж уехал.
— А!.. Белой акации, цветы эмиграции... Он, значит,
эмигрант?
— Сам ты эмигрант… В Париж, люди говорят, уехал. А дом
под старух забрали… Их хоть каждый день поздравляй-гривенника
не получишь!.. Эх! Барин был!..
В этот момент над дверью задергался ржавый звонок.
Дворник, кряхтя, поплелся к двери, открыл ее и в сильнейшем
замешательстве отступил.
На верхней ступеньке стоял Ипполит Матвеевич Воробьянинов,
черноусый и черноволосый. Глаза его сияли под пенсне довоенным
блеском.
— Барин! — страстно замычал Тихон.-- Из Парижа!
Ипполит Матвеевич, смущенный присутствием в дворницкой
постороннего, голые фиолетовые ступни которого только сейчас
увидел из-за края стола, смутился и хотел было бежать, но Остап
Бендер живо вскочил и низко склонился перед Ипполитом
Матвеевичем.
— У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему
шалашу.
— Здравствуй, Тихон,-- вынужден был сказать Ипполит
Матвеевич,-- я вовсе не из Парижа. Чего тебе это взбрело в
голову?
Но Остап Бендер, длинный благородный нос которого
явственно чуял запах жареного, не дал дворнику и пикнуть.
— Отлично,-- сказал он, кося глазом,-- вы не из Парижа.
Конечно, вы приехали из Кологрива навестить свою покойную
бабушку.
Говоря так, он нежно обнял очумевшего дворника и выставил
его за дверь прежде, чем тот понял, что случилось, а когда
опомнился, то мог сообразить лишь то, что из Парижа приехал
барин, что его, Тихона, выставили из дворницкой и что в левой
руке его зажат бумажный рубль.
Тщательно заперев за дворником дверь, Бендер обернулся к
все еще стоявшему среди комнаты Воробьянинову и сказал:
— Спокойно, все в порядке. Моя фамилия Бендер! Может,
слыхали?
— Не слышал,-- нервно ответил Ипполит Матвеевич,
— Ну, да откуда же в Париже может быть известно имя
Остапа Бендера? Тепло теперь в Париже? Хороший город. У меня
там двоюродная сестра замужем, Недавно прислала мне шелковый
платок в заказном письме...
— Что за чепуха!-воскликнул Ипполит Матвеевич.-- Какие
платки? Я приехал не из Парижа, а из...
— Чудно, чудно! Из Моршанска. Ипполит Матвеевич никогда
еще не имел дела с таким темпераментным молодым человеком, как
Бендер, и почувствовал себя плохо.
— Ну, знаете, я пойду,-- сказал он.
— Куда же вы пойдете? Вам некуда торопиться. ГПУ к вам
само придет.
Ипполит Матвеевич не нашелся, что ответить, расстегнул
пальто с осыпавшимся бархатным воротником и сел на лавку,
недружелюбно глядя на Бендера.
— Я вас не понимаю,-сказал он упавшим голосом.
— Это не страшно. Сейчас поймете. Одну минуточку,
Остап надел на голые ноги апельсинные штиблеты, прошелся
по комнате и начал:
— Вы через какую границу? Польскую? Финляндскую?
Румынскую? Должно быть, дорогое удовольствие. Один мой знакомый
переходил недавно границу, он живет в Славуте, с нашей стороны,
а родители его жены -- с той стороны. По семейному делу
поссорился он с женой, а она из обидчивой фамилии. Плюнула ему
в рожу и удрала через границу к родителям. Этот знакомый
посидел дня три один и видит-дело плохо: обеда нет, в комнате
грязно, и решил помириться. Вышел ночью и пошел через границу к
тестю. Тут его пограничники и взяли, пришили дело, посадили на
шесть месяцев, а потом исключили из профсоюза. Теперь, говорят,
жена прибежала назад, дура, а муж в допре сидит. Она ему
передачу носит… А вы тоже через польскую границу переходили?
— Честное слово,-- вымолвил Ипполит Матвеевич, чувствуя
неожиданную зависимость от разговорчивого молодого человека,
ставшего на его дороге к брильянтам,-- честное слово, я
подданный РСФСР. В конце концов я могу показать паспорт...
— При современном развитии печатного дела на Западе
напечатать советский паспорт-это такой пустяк, что об этом
смешно говорить… Один мой знакомый доходил до того, что
печатал даже доллары. А вы знаете, как трудно подделать
американские доллары? Там бумага с такими, знаете,
разноцветными волосками. Нужно большое знание техники. Он
удачно сплавлял их на московской черной бирже; потом оказалось,
что его дедушка, известный валютчик, покупал их в Киеве и
совершенно разорился, потому что доллары были все-таки
фальшивые. Так что вы со своим паспортом тоже можете прогадать.
Ипполит Матвеевич, рассерженный тем, что вместо энергичных
поисков брильянтов он сидит в вонючей дворницкой и слушает
трескотню молодого нахала о темных делах его знакомых, все же
никак не решался уйти. Он чувствовал сильную робость при мысли
о том, что неизвестный молодой человек разболтает по всему
городу, что приехал бывший предводитель. Тогда — всему конец, а
может быть, еще посадят.
— Вы все-таки никому не говорите, что меня видели,--
просительно сказал Ипполит Матвеевич,-- могут и впрямь
подумать, что я эмигрант,
— Вот! Вот! Это конгениально! Прежде всего актив: имеется
эмигрант, вернувшийся в родной город. Пассив: он боится, что
его заберут в ГПУ.
— Да ведь я же вам тысячу раз говорил, что я не эмигрант.
— А кто вы такой? Зачем вы сюда приехали?
— Ну, приехал из города N по делу.
— По какому делу?
— Ну, по личному делу.
— И после этого вы говорите, что вы не эмигрант?.. Один
мой знакомый тоже приехал...
Тут Ипполит Матвеевич, доведенный до отчаяния историями о
знакомых Бендера и видя, что его не собьешь с позиции,
покорился.
— Хорошо,-- сказал он,-- я вам все объясню. "В конце
концов без помощника трудно,-- подумал Ипполит Матвеевич,-- а
жулик он, кажется, большой. Такой может быть полезен".
Свежее в блогах