Глава VI. "Антилопа-Гну" (Илья Ильф и Евгений Петров)

      Зеленый ящик с четырьмя жуликами скачками понесся подымной дороге.     Машина подвергалась давлению таких же сил стихии, какиеиспытывает на себе пловец, купающийся в штормовую погоду. Еевнезапно сбивало налетавшим ухабом, втягивало в ямы, бросало состороны на сторону и обдавало красной закатной пылью.     — Послушайте, студент, -- обратился Остап к   новомупассажиру, который уже оправился от недавнего потрясения ибеззаботно сидел рядом с  командором, - как же вы посмелинарушить    сухаревскую   конвенцию,   этот   почтенный   пакт,утвержденный трибуналом Лиги наций?     Паниковский притворился, что не слышит, и даже отвернулсяв сторону.     — И вообще, — продолжал Остап, — у вас нечистая хватка.Только что мы были свидетелями отвратительной сцены. За вамигнались арбатовцы, у которых вы увели гуся.     — Жалкие,   ничтожные   люди!   -   сердито    забормоталПаниковский.     -- Вот как! -- сказал Остап. -- А себя вы считаете,очевидно, врачом-общественником? Джентльменом? Тогда вот что:если вам, как истому джентльмену, взбредет на мысль делатьзаписи на манжетах, вам придется — писать мелом.     — Почему? — раздраженно спросил новый пассажир.     — Потому что они у вас совершенно черные. Не от грязи ли?     — Вы жалкий, ничтожный человек!   --   быстро   заявилПаниковский.     — И это вы говорите мне, своему спасителю? — кроткоспросил Остап, — Адам Казимирович, остановите на минутку вашумашину.    Благодарю   вас.   Шура,   голубчик,   восстановите,пожалуйста, статус-кво.     Балаганов не понял, что означает "статус-кво". Но онориентировался   на   интонацию,   с   какой   эти слова былипроизнесены. Гадливо улыбаясь, он принял Паниковского подмышки, вынес из машины и посадил на дорогу.     — Студент, идите назад, в Арбатов, — сухо сказал Остап,— там вас с нетерпением ожидают хозяева гуся. А нам грубияновне надо. Мы сами грубияны. Едем.     — Я больше не буду! -- взмолился Паниковский. - Янервный!     — Встаньте на колени, — сказал Остап. Паниковский такпоспешно опустился на колени, словно ему подрубили ноги.     — Хорошо!   --   сказал   Остап.   --   Ваша   поза меняудовлетворяет. Вы приняты условно, до   первого   нарушениядисциплины, с возложением на вас обязанностей прислуги за все.     "Антилопа-Гну" приняла присмиревшего грубияна и покатиладальше, колыхаясь, как погребальная колесница.     Через полчаса машина свернула на большой Новозайцевскийтракт и, не уменьшая хода, въехала в село. У бревенчатого дома,на   крыше которого росла сучковатая и кривая радиомачта,собрался народ. Из толпы решительно выдвинулся мужчина безбороды. В руке безбородый держал листок бумаги.     — Товарищи,    --   сердито   крикнул   он,   --   считаюторжественное заседание открытым! Позвольте, товарищи, считатьэти аплодисменты… Он, видимо, заготовил речь и уже заглядывалв бумажку, но, заметив, что машина не Останавливается, не сталраспространяться.     — Все в Автодор! -- поспешно сказал он, глядя   напоравнявшегося с ним Остапа. — Наладим серийное производствосоветских автомашин. Железный конь идет на смену крестьянскойлошадке.     И   уже   вдогонку   удаляющемуся   автомобилю,   покрываяпоздравительный гул толпы, выложил последний лозунг:     — Автомобиль — не роскошь, а средство передвижения.     За исключением Остапа, все антилоповцы были несколькообеспокоены торжественной встречей. Ничего  не понимая, онивертелись в машине, как воробышки в гнезде. Паниковский,который вообще не любил большого скопления честных людей водном месте, опасливо присел на корточки, так что глазам селянпредставилась только лишь грязная соломенная крыша его шляпы.Но Остап ничуть не смутился. Он снял фуражку с белым верхом ина приветствия отвечал гордым наклонением головы то вправо, товлево.     — Улучшайте дороги! — закричал он на прощание. - Мерсиза прием!     И машина снова очутилась на белой дороге, рассекавшейбольшое тихое поле.     — Они за нами не погонятся? -- озабоченно   спросилПаниковский. — Почему толпа? Что случилось?     — Просто люди никогда не видели автомобиля, — сказалБалаганов.     — Обмен впечатлениями продолжается, — отметил Бендер. --Слово за водителем машины. Ваше мнение, Адам Казимирович?     Шофер подумал, пугнул звуками матчиша собаку,   сдурувыбежавшую на дорогу, и высказал предположение, что толпасобралась по случаю Храмового праздника.     — Праздники   такого   рода,   --   разъяснил    водитель"Антилопы", — часто бывают у селян.     — Да, - сказал Остап. — Теперь я ясно вижу, что попал вобщество некультурных людей, то есть босяков без высшегообразования. Ах, дети, милые дети лейтенанта Шмидта, почему выне читаете газет? Их нужно читать. Они довольно часто сеютразумное, доброе, вечное.     Остап вынул из кармана "Известия" и громким голосом прочелэкипажу "Антилопы" заметку об автомобильном пробеге Москва --Харьков — Москва.     — Сейчас, — самодовольно сказал он, — мы находимся налинии автопробега, приблизительно в полутораста километрахвпереди головной машины. Полагаю, что вы уже догадались, о чемя говорю?     Нижние чины  "Антилопы" молчали. Паниковский расстегнулпиджак и почесал голую грудь под грязным шелковым галстуком.     — Значит, вы не поняли? Как видно, в некоторых случаях непомогает даже чтение газет. Ну хорошо,   выскажусь   болееподробно, хотя это  и не в моих правилах. Первое: крестьянеприняли "Антилопу" за головную машину автопробега. Второе: мыне отказываемся от этого звания, более того -- мы будемобращаться ко всем учреждениям и лицам с просьбой оказать намнадлежащее содействие, напирая именно на то, что мы головнаямашина. Третье... Впрочем, хватит с вас и двух пунктов.Совершенно ясно, что некоторое время мы продержимся впередиавтопробега, снимая пенки, сливки и тому подобную сметану сэтого высококультурного начинания.     Речь великого комбинатора произвела огромное впечатление.Козлевич бросал на командора преданные взгляды. Балагановрастирал   ладонями   свои рыжие вихры и заливался смехом.Паниковский, в предвкушении безопасной наживы, кричал "ура".     — Ну, хватит эмоций, — сказал Остап, — Ввиду наступлениятемноты объявляю вечер открытым. Стоп!     Машина остановилась, и усталые антилоповцы сошли на землю.В поспевающих хлебах кузнечики ковали свое маленькое счастье.Пассажиры уже уселись в кружок у самой дороги, а старая"Антилопа" все еще кипятилась: иногда сам по себе потрескивалкузов, иногда слышалось в моторе короткое бряканье.     Неопытный Паниковский развел такой большой костер, чтоказалось — горит целая деревня. Огонь, сопя, кидался во всестороны. Покуда путешественники боролись с огненным столбом,Паниковский, пригнувшись, убежал в поле и вернулся, держа вруке теплый кривой огурец. Остап быстро вырвал его из рукПаниковского, говоря:      — Не делайте из еды культа.     После этого он съел огурец сам. Поужинали колбасой,захваченной из дому хозяйственным Козлевичем, и заснули подзвездами.     — Ну-с, -- сказал на рассвете Остап   Козлевичу,   -приготовьтесь как следует. Такого дня, какой предстоит сегодня,ваше механическое корыто еще не видело и никогда не увидит.     Балаганов   схватил   цилиндрическое   ведро   с надписью"Арбатовский родильный дом" и побежал за водой на речку.     Адам Казимирович поднял   капот   машины,   посвистывая,запустил руки в мотор и стал копаться в его медных кишечках.     Паниковский оперся спиной на автомобильное колесо и,пригорюнившись, не мигая, смотрел на клюквенный солнечныйсегмент, появившийся над горизонтом. У Паниковского оказалосьморщинистое лицо со множеством старческих мелочей: мешочков,пульсирующих жилок и клубничных румянцев. Такое лицо бывает учеловека, который прожил долгую порядочную   жизнь,   имеетвзрослых детей, пьет по утрам здоровый кофе "Желудин" ипописывает   в   учрежденской   стенгазете   под    псевдонимом"Антихрист".     — Рассказать   вам,   Паниковский,   как   вы умрете? -неожиданно сказал Остап. Старик вздрогнул и обернулся.     — Вы умрете так. Однажды, когда вы вернетесь в пустой,холодный номер гостиницы "Марсель" (это будет где-нибудь вуездном городе, куда занесет вас профессия), вы почувствуетесебя плохо. У вас отнимется нога. Голодный и небритый, выбудете лежать на деревянном топчане, и никто к вам не придет.Паниковский, никто вас не пожалеет. Детей вы не родили изэкономии, а жен бросали. Вы будете мучиться целую неделю.Агония ваша будет ужасна. Вы будете умирать долго, и это всемнадоест. Вы еще не совсем умрете, а бюрократ, заведующийгостиницей,   уже   напишет отношение в отдел коммунальногохозяйства о выдаче бесплатного гроба... Как ваше имя   иотчество?     — Михаил Самуэлевич, — ответил пораженный Паниковский.      — ... о выдаче бесплатного гроба для гражданина М. С.Паниковского. Впрочем, не надо слез, годика два вы   ещепротянете.   Теперь   --   к   делу.   Нужно   позаботиться   окультурно-агитационной стороне нашего похода.     Остап вынул из автомобиля свой акушерский саквояж иположил его на траву.     — Моя   правая   рука,   -- сказал великий комбинатор,похлопывая саквояж по толстенькому колбасному боку. -- Здесьвсе, что только может понадобиться элегантному гражданину моихлет и моего размаха.     Бендер присел над чемоданчиком, как бродячий китайскийфокусник над своим волшебным мешком, и одну за другой сталвынимать различные вещи. Сперва он вынул красную нарукавнуюповязку, на которой золотом было вышито слово "Распорядитель".Потом на траву легла милицейская фуражка с гербом города Киева,четыре колоды карт с одинаковой рубашкой и пачка документов скруглыми сиреневыми печатями.     Весь экипаж "Антилопы-Гну"с уважением смотрел на саквояж.А оттуда появлялись все новые предметы.     — Вы — голуби, — говорил Остап, — вы, конечно, никогдане поймете, что честный советский паломник-пилигрим вроде меняне может обойтись без докторского халата.     Кроме халата, в саквояже оказался и стетоскоп.     — Я не хирург, -- заметил Остап. — Я невропатолог, япсихиатр. Я изучаю души своих пациентов. И мне почему-то всегдапопадаются очень глупые души.     Затем на свет были извлечены: азбука для глухонемых,благотворительные открытки, эмалевые нагрудные знаки и афиша спортретом самого Бендера в шальварах и чалме. На афише былонаписано:     Приехал Жрец     (Знаменитый бомбейский брамин-йог) сын Крепыша     Любимец Рабиндраната Тагора ИОКАНААН МАРУСИДЗЕ     (Заслуженный артист союзных республик) Номера по опытуШерлока Холмса. Индийский факир. Курочка невидимка. Свечи сАтлантиды. Адская палатка. Пророк Самуил отвечает на вопросыпублики. Материализация духов и раздача слонов. Входные билетыот 50 к. до 2 р.     Грязная, захватанная руками чалма  появилась вслед заафишей.     — Этой забавой я пользуюсь очень редко, — сказал Остап.— Представьте себе, что на жреца больше всего ловятся такиепередовые люди, как заведующие железнодорожными клубами. Работалегкая, но противная. Мне   лично   претит   быть   любимцемРабиндраната Тагора. А пророку Самуилу задают одни и тевопросы: "Почему в продаже нет животного масла? " или: "Еврейли вы? "     В конце концов Остап нашел то, что искал: жестяную лаковуюкоробку с медовыми красками в фарфоровых ванночках и двекисточки.     — Машину, которая идет в голове пробега, нужно украситьхотя бы одним лозунгом, — сказал Остап.     И на длинной полоске желтоватой бязи, извлеченной из тогоже саквояжа, он вывел печатными буквами коричневую надпись:     АВТОПРОБЕГОМ-ПО БЕЗДОРОЖЬЮ И РАЗГИЛЬДЯЙСТВУ!     Плакат укрепили над автомобилем на двух хворостинах. Кактолько машина тронулась, плакат выгнулся под напором ветра иприобрел настолько лихой вид, что не могло быть больше сомненийв   необходимости   грохнуть   автопробегом   по    бездорожью,разгильдяйству, а заодно, может быть, даже и по бюрократизму.Пассажиры "Антилопы" приосанились. Балаганов напялил на своюрыжую   голову кепку, которую постоянно таскал в кармане.Паниковский вывернул манжеты на левую сторону и выпустил ихиз-под рукавов на два сантиметра. Козлевич заботился больше омашине, чем о себе. Перед отъездом он вымыл ее водой, и нанеровных боках "Антилопы" заиграло солнце. Сам командор веселощурился и задирал спутников.     — Влево на борту деревня! — крикнул Балаганов, полочкойприставив ладонь ко лбу. — Останавливаться будем?     — Позади нас, — сказал Остап, — идут пять первоклассныхмашин. Свидание с ними не входит в наши планы. Нам надопоскорей снимать сливки. Посему остановку назначаю в городеУдоеве. Там нас, кстати, должна поджидать бочка с горючим.Ходу, Казимирович.     — На приветствия   отвечать?   --   озабоченно   спросилБалаганов.     — Отвечать поклонами и улыбками. Ртов прошу не открывать.Не то вы черт знает чего наговорите.     Деревня встретила головную машину приветливо. Но обычноегостеприимство здесь носило довольно странный характер. Видимо,деревенская общественность была извещена о том, что кто-топроедет, но кто проедет и с какой целью — не знала. Поэтому навсякий   случай   были   извлечены   все изречения и девизы,изготовленные за последние несколько лет. Вдоль улицы стоялишкольники с разнокалиберными старомодными плакатами: "ПриветЛиге Времени и ее основателю, дорогому товарищу Керженцеву","Не боимся буржуазного звона, ответим на ультиматум Керзона","Чтоб дети наши не угасли, пожалуйста, организуйте ясли".     Кроме   того,   было   множество   плакатов,   исполненныхпреимущественно церковнославянским шрифтом, с одним и тем жеприветствием: "Добро пожаловать! ".     Все это живо пронеслось мимо путешественников. На этот разони уверенно размахивали шляпами. Паниковский не удержался и,несмотря   на   запрещение,   вскочил и выкрикнул невнятное,политически безграмотное приветствие. Но за шумом мотора икриками толпы никто ничего не разобрал.     — Гип, гип, ура! -- закричал Остап. Козлевич открылглушитель, и машина выпустила шлейф синего дыма, от которогозачихали бежавшие за автомобилем собаки.     — Как с бензином? — спросил Остап. — До Удоева хватит?Нам только тридцать километров сделать. А там — все отнимем.     — Должно хватить, — с сомнением ответил Козлевич.     — Имейте в виду, — сказал Остап, строго оглядывая своевойско, -- мародерства не допущу. Никаких нарушений закона.Командовать   парадом   буду   я.   Паниковский   и   Балагановсконфузились.     — Все, что нам надо, удоевцы отдадут сами. Вы это сейчасувидите. Заготовьте место для хлеб-соли.     Тридцать километров "Антилопа" пробежала за полтора часа.Последний километр Козлевич очень суетился, поддавал газу исокрушенно крутил головою. Но все усилия, а также крики ипонукания Балаганова ни к чему не привели. Блестящий финиш,задуманный Адамом Казимировичем, не удался из-за нехваткибензина. Машина позорно остановилась посреди улицы, не дойдяста метров до кафедры, убитой хвойными гирляндами в честьотважных автомобилистов.     Собравшиеся   с   громкими   криками бросились навстречуприбывшему из мглы веков "лорен-дитриху". Тернии славы сейчасже впились в благородные лбы путников. Их грубо вытащили измашины и принялись качать с таким ожесточением, будто они былиутопленниками и их во что бы то ни стало нужно было вернуть кжизни.     Козлевич остался у машины, а всех остальных повели ккафедре, где по плану намечен был летучий трехчасовой митинг. КОстапу протиснулся молодой человек шоферского типа и спросил:     — Как остальные машины?     — Отстали, -- равнодушно ответил Остап. -- Проколы,поломки, энтузиазм населения. Все это задерживает.     — Вы   в   командорской   машине?    --    не    отставалшофер-любитель. — Клептунов с вами?     — Клептунова   я   снял   с   пробега, -- сказал Остапнедовольно.     — А профессор Песочников? На "паккарде"?     — На "паккарде".     — А писательница Вера Круц? — любопытствовал полушофер.— Вот бы на нее посмотреть! На нее и на товарища Нежинского.Он тоже с вами?     — Знаете, — сказал Остап, — я утомлен пробегом.     — А вы на "студебеккере"?     — Можете считать нашу машину "студебеккером", -- сказалОстап злобно, -- но до сих пор она называлась "лорен-дитрих".Вы удовлетворены? Но шофер-любитель удовлетворен не был.     — Позвольте, — воскликнул он с юношеской назойливостью,— но ведь в пробеге нет никаких "лорен-дитрихов"! Я читал вгазете, что идут два "паккарда",   два   "фиата"   и   один"студебеккер".     — Идите к чертовой матери со своим "студебеккером"! --заорал Остап. — Кто такой Студебеккер? Это ваш родственникСтудебеккер? Папа ваш Студебеккер? Чего вы прилипли к человеку?Русским языком ему говорят, что "студебеккер"  в последниймомент заменен "лорен-дитрихом",   а   он   морочит   голову!"Студебеккер! "     Юношу уже давно оттеснили распорядители, а Остап долго ещевзмахивал руками и бормотал:     — Знатоки! Убивать надо таких знатоков! "Студебеккер" емуподавай!     Председатель комиссии по встрече автопробега протянул всвоей приветственной речи такую длинную цепь   придаточныхпредложений,   что не мог из них выкарабкаться в течениеполучаса. Все это время командор пробега провел в большомбеспокойстве. С высоты кафедры он следил за подозрительнымидействиями Балаганова и Паниковского, которые слишком оживленношныряли в толпе. Бендер делал страшные глаза и в конце концовсвоей сигнализацией пригвоздил детей лейтенанта Шмидта к одномуместу.     — Я рад, товарищи, -- заявил Остап в ответной речи, --нарушить автомобильной сиреной патриархальную тишину городаУдоева.   Автомобиль,   товарищи,   не   роскошь,   а средствопередвижения. Железный конь идет на смену крестьянской лошадке.Наладим серийное производство советских автомашин.   Ударимавтопробегом   по   бездорожью   и разгильдяйству. Я кончаю,товарищи. Предварительно закусив, мы продолжим наш далекийпуть.     Пока толпа, недвижимо расположившаяся вокруг кафедры,внимала   словам   командора,    Козлевич    развил    обширнуюдеятельность. Он наполнил бак бензином, который, как и говорилОстап, оказался высшей очистки, беззастенчиво захватил в запастри больших бидона горючего, переменил камеры и протекторы навсех четырех колесах, захватил помпу и даже домкрат. Этим онсовершенно опустошил как базисный, так и операционный складыудоевского отделения Автодора.     Дорога до Черноморска была обеспечена материалами. Небыло, правда, денег. Но это командора не беспокоило. В Удоевепутешественники прекрасно пообедали.     — О карманных деньгах не надо думать, — сказал Остап, -они валяются на дороге, и мы их будем подбирать по меренадобности.     Между древним Удоевым, основанным   в   794   году,   иЧерноморском, основанным в 1794 году, лежали тысяча лет итысяча километров грунтовой и шоссейной дороги.     За эту тысячу лет на магистрали   Удоев-Черное   морепоявлялись различные фигуры.     Двигались   по   ней   разъездные приказчики с товарамивизантийских торговых фирм. Навстречу им из гудящего лесавыходил Соловей-разбойник, грубый мужчина в каракулевой шапке.Товары он отбирал, а приказчиков выводил в расход. Брели поэтой дороге завоеватели со своими дружинами, проезжали мужики,с песнями тащились странники.     Жизнь страны менялась с каждым столетием. Менялась одежда,совершенствовалось оружие, были усмирены картофельные бунты.Люди научились брить бороды. Полетел первый воздушный шар. Былиизобретены   железные близнецы-пароход и паровоз. Затрубилиавтомашины.     А   дорога   осталась   такой   же,   какой    была    приСоловье-разбойнике.     Горбатая, покрытая вулканической грязью или засыпаннаяпылью, ядовитой, словно порошок   от   клопов,   протянуласьотечественная   дорога   мимо   деревень, городков, фабрик иколхозов, протянулась тысячеверстной западней. По ее сторонам,в желтеющих, оскверненных травах, валяются скелеты телег изамученные, издыхающие автомобили.     Быть может, эмигранту, обезумевшему от продажи газет средиасфальтовых полей Парижа, вспоминается российский проселокочаровательной подробностью родного пейзажа: в лужице сидитмесяц, громко молятся сверчки и позванивает пустое ведро,подвязанное к мужицкой телеге.     Но месячному свету дано уже другое назначение. Месяцсможет отлично сиять на гудронных шоссе. Автомобильные сирены иклаксоны заменят симфонический звон крестьянского ведерка. Асверчков можно будет слушать в специальных заповедниках; тамбудут   построены   трибуны,   и    граждане,    подготовленныевступительным словом какого-нибудь седого сверчковеда, смогутвдосталь насладиться пением любимых насекомых. 

Похожие статьи:

Проза → ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ТЫЛУ. Глава I. Вторжение бравого солдата Швейка в мировую войну (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → Глава II. Бравый солдат Швейк в полицейском управлении (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → УИЛЬЯМ ФОЛКНЕР. ОСКВЕРНИТЕЛЬ ПРАХА. Необычный детектив

Проза → Глава III. Швейк перед судебными врачами (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → Глава IV. Швейка выгоняют из сумасшедшего дома (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)