Глава XII. Гомер, Мильтон и Паниковский (Илья Ильф и Евгений Петров)

 
       Инструкция была самая простая:      1. Случайно встретиться с гражданином Корейко на улице.     2. Не бить его ни под каким видом и вообще не применятьфизического воздействия.     3. Отобрать все, что будет   обнаружено   в   карманахпоименованного гражданина.     4. Об исполнении донести.      Несмотря на исключительную простоту и ясность указаний,сделанных великим комбинатором. Балаганов и Паниковский завелижаркий спор. Сыновья лейтенанта сидели на зеленой скамейке вгородском саду, значительно поглядывая на подъезд "Геркулеса".Препираясь, они не замечали даже, что ветер, сгибавший пожарнуюструю фонтана, сыплет на них сеянную водичку. Они толькодергали головами, бессмысленно смотрели на чистое небо ипродолжали спорить.     Паниковский, который по случаю жары заменил толстую курткутопорника ситцевой рубашонкой с отложным воротником, держалсявысокомерно. Он очень гордился возложенным на него поручением.     — Только кража, — говорил он.     — Только ограбление, — возражал Балаганов, который тожебыл горд доверием командора.     — Вы жалкая, ничтожная личность, — заявил Паниковский, сотвращением глядя на собеседника.     — А вы калека, — заметил Балаганов. -- Сейчас начальникя!     — Кто начальник?     — Я начальник. Мне поручено.     — Вам?     — Мне.     — Тебе?     — А кому же еще? Уж не тебе ли? И разговор перешел вобласть, не имевшую ничего общего с полученной инструкцией.Жулики так разгорячились, что начали даже легонько отпихиватьдруг друга ладонями и наперебой вскрикивать: "А ты кто такой? "Такие действия предшествуют обычно генеральной драке, в которойпротивники бросают шапки на землю, призывают прохожих   всвидетели и размазывают на своих щетинистых мордасах детскиеслезы.     Но драки не произошло. Когда наступил наиболее подходящиймомент для нанесения первой пощечины, Паниковский вдруг убралруки и согласился считать Балаганова своим непосредственнымначальством.     Вероятно, он вспомнил, что его часто били отдельные лица ицелые коллективы и что при этом ему бывало очень больно.Захватив власть в свои руки, Балаганов сразу смягчился.     — Почему бы не ограбить? — сказал он менее настойчиво. -Разве так трудно? Корейко вечером идет по улице. Темно. Яподхожу с левой руки. Вы подходите справа. Я толкаю его в левыйбок, вы толкаете в правый. Этот дурак останавливается иговорит: "Хулиган! " Мне. "Кто хулиган? "-спрашиваю я. И вытоже спрашиваете, кто хулиган, и надавливаете справа. Тут я даюему по морд… Нет, бить нельзя!     — В том-то и дело, что бить нельзя, — лицемерно вздохнулПаниковский. — Бендер не позволяет.     — Да я сам знаю… В общем, я хватаю его за руки, а высмотрите, нет ли в карманах чего лишнего. Он, как водится,кричит "милиция", и тут я его… Ах ты, черт возьми, нельзябить. В общем, мы уходим домой. Ну, как план?     Но Паниковский уклонился от прямого ответа. Он взял из рукБалаганова резную курортную тросточку с   рогаткой   вместонабалдашника и, начертив прямую линию на песке, сказал:     — Смотрите. Во-первых, ждать до вечера. Во-вторых...     И   Паниковский   от правого конца прямой повел вверхволнистый перпендикуляр.     — Во-вторых, он может сегодня вечером просто не выйти наулицу. А если даже выйдет, то...     Тут Паниковский соединил обе линии третьей, так что напеске появилось нечто похожее на треугольник, и закончил:     — Кто его знает? Может быть, он будет прогуливаться вбольшой компании. Как вам это покажется?     Балаганов с уважением посмотрел на треугольник. ДоводыПаниковского показались ему не особенно убедительными, но втреугольнике чувствовалась такая правдивая безнадежность, чтоБалаганов поколебался. Заметив это, Паниковский   не   сталмешкать.     — Поезжайте в Киев! — сказал он неожиданно. — И тогда выпоймете, что я прав. Обязательно поезжайте в Киев!     — Какой там Киев! — пробормотал Шура. — Почему?     — Поезжайте в Киев и спросите там, что делал Паниковскийдо революции. Обязательно спросите!     — Что вы пристаете? — хмуро сказал Балаганов.     — Нет, вы спросите! — требовал Паниковский. — Поезжайте испросите! И вам скажут, что до революции Паниковский былслепым. Если бы не революция, разве я пошел бы в детилейтенанта Шмидта, как вы думаете? Ведь я был богатый человек.У меня была семья и на столе никелированный самовар. А что менякормило? Синие очки и палочка.     Он вынул из кармана картонный футляр, оклеенный чернойбумагой в тусклых серебряных звездочках, и показал синие очки.     — Вот этими очками, — сказал он со вздохом, — я кормилсямного лет. Я выходил в очках и с палочкой на Крещатик и просилкакого-нибудь господина почище помочь бедному слепому перейтиулицу. Господин брал меня под руку и вел. На другом тротуаре унего уже не хватало часов, если у него были часы, илибумажника. Некоторые носили с собой бумажники.     — Почему же вы бросили это дело? -- спросил Балагановоживившись.     — Революция, — ответил бывший слепой. — Раньше я платилгородовому на углу Крещатика и Прорезной пять рублей в месяц, именя никто не трогал. Городовой следил даже, чтобы меня необижали. Хороший был человек! Фамилия ему была Небаба, СеменВасильевич. Я его недавно встретил. Он теперь музыкальныйкритик. А сейчас? Разве можно связываться с милицией? Не виделхуже    народа.    Они   какие-то   идейные   стали,   какие-токультуртрегеры. И вот, Балаганов, на старости лет пришлосьсделаться аферистом. Но для такого экстренного дела можнопустить в ход мои старые очки. Это гораздо вернее ограбления.     Через пять минут из общественной уборной, обсаженнойтабаком и мятой, вышел слепец в синих очках. Задрав подбородокв небо и мелко постукивая перед собой курортной палочкой, оннаправился к выходу из сада. Следом за ним двигался Балаганов.Паниковского нельзя было узнать. Отогнув назад   плечи   иосторожно ставя ноги на тротуар, он вплотную подходил к домам,стуча палочкой по витринным поручням, натыкался на прохожих и,глядя сквозь них, шествовал дальше. Он работал настолькодобросовестно, что даже смял большую очередь, голова которойупиралась в столбик с надписью "Остановка автобуса". Балагановтолько диву давался, глядя на бойкого слепого.     Паниковский злодействовал   до   тех   пор,   покуда   изгеркулесовского подъезда не вышел Корейко. Балаганов заметался.Сначала он подскочил  слишком близко к месту действия, потомотбежал слишком далеко. И лишь после всего этого занял удобнуюдля наблюдений позицию у фруктового киоска. Во рту у негопочему-то появился противный вкус, словно бы он полчаса сосалмедную дверную ручку. Но, взглянув на эволюции Паниковского, онуспокоился.     Балаганов   увидел,   что   слепой повернулся фронтом кмиллионеру, зацепил его палочкой по ноге и ударил плечом. Послеэтого они, видимо, обменялись несколькими словами.   ЗатемКорейко улыбнулся, взял слепого под руку и помог ему сойти намостовую. Для большей правдоподобности Паниковский изо всех силколотил палкой по булыжникам и задирал голову, будто он былвзнуздан. Дальнейшие действия слепого отличались такой чистотойи   точностью,   что   Балаганов   почувствовал даже зависть.Паниковский обнял своего спутника за талию. Его рука скользнулапо левому боку Корейко и на некую долю секунды задержалась надпарусиновым карманом миллионера-конторщика.     — Ну-ну, — шептал Балаганов. — Давай, старик, давай!     Но в то же мгновение блеснули стекла, тревожно промычалагруша, затряслась земля, и большой   белый   автобус,   елеудержавшись на колесах, резко осадил на средине мостовой.Одновременно с этим раздались два крика:     — Идиот! Автобуса не видит! -- визжал   Паниковский,выскочив из-под колеса и грозя провожатому сорванными с носаочками.     — Он не слепой! — удивленно вскричал Корейко. — Ворюга!     Все заволокло синим дымом, автобус покатил дальше, и,когда бензиновая завеса разодралась, Балаганов увидел, чтоПаниковский окружен небольшой толпой граждан. Вокруг мнимогослепого началась какаято возня. Балаганов подбежал поближе. Полицу Паниковского бродила безобразная улыбка. Он был страннобезучастен ко всему происходящему, хотя одно ухо его было такимрубиновым, что, вероятно, светилось бы в темноте и при егосвете можно было бы даже проявлять фотографические пластинки.     Расталкивая сбегавшихся   отовсюду   граждан,   Балагановбросился в гостиницу "Карлсбад".     Великий комбинатор сидел за бамбуковым столиком и писал.     — Паниковского   бьют! - закричал Балаганов, картиннопоявляясь в дверях.     — Уже? -- деловито спросил Бендер. -- Что-то оченьбыстро.     — Паниковского бьют! — с отчаянием повторил рыжий Шура.— Возле "Геркулеса".     — Чего вы орете, как белый медведь в теплую погоду? -строго сказал Остап. — Давно бьют?     — Минут пять.     — Так бы сразу и сказали. Вот вздорный старик! Ну, пойдемполюбуемся. По дороге расскажете.     Когда великий комбинатор прибыл к месту происшествия,Корейко уже не было, но вокруг Паниковского колыхалась великаятолпа, перегородившая улицу. Автомобили нетерпеливо крякали,упершись в людской массив. Из окон амбулатории   смотрелисанитарки в белых халатах. Бегали собаки с выгнутыми сабельнымихвостами. В городском саду перестал бить фонтан. Решительновздохнув, Бендер втиснулся в толпу.     — Пардон, — говорил он, — еще пардон! Простите, мадам,это не вы потеряли на углу талон на повидло? Скорей бегите, онеще там лежит. Пропустите экспертов, вы, мужчины! Пусти, тебеговорят, лишенец!     Применяя таким образом политику кнута и пряника, Остаппробрался к центру, где томился Паниковский. К этому временипри свете другого уха нарушителя конвенции тоже можно было быпроизводить различные фотографические работы. Увидев командора,Паниковский жалобно понурился.     — Вот этот? — сухо спросил Остап, толкая Паниковского вспину.     — Этот самый, -- радостно подтвердили многочисленныеправдолюбцы. — Своими глазами видели.     Остап призвал граждан к спокойствию, вынул из карманазаписную книжку и, посмотрев на Паниковского, властно произнес:     — Попрошу свидетелей указать фамилии и адреса. Свидетели,записывайтесь!     Казалось бы, граждане, проявившие такую активность впоимке Паниковского, не замедлят уличить преступника своимипоказаниями. На самом же деле при слове "свидетели"  всеправдолюбцы поскучнели, глупо засуетились и стали пятиться. Втолпе образовались промоины и воронки. Она разваливалась наглазах.     — Где же свидетели? — повторил Остап. Началась паника.Работая локтями, свидетели выбирались прочь, и в минуту улицаприняла свой обычный вид. Автомобили сорвались с места, окнаамбулатории    захлопнулись,   собаки   принялись   внимательноосматривать основания тротуарных тумб, и в городском саду снарзанным визгом снова поднялась струя фонтана.     Убедившись, что улица очищена и что Паниковскому уже негрозит опасность, великий комбинатор ворчливо сказал:     — Бездарный старик! Неталантливый сумасшедший! Еще одинвеликий слепой выискался -- Паниковский! Гомер, Мильтон иПаниковский!  Теплая компания! А Балаганов? Тоже-матрос   сразбитого корабля. Паниковского бьют, Паниковского бьют! Асам… Идемте в городской сад. Я вам устрою сцену у фонтана.     У фонтана Балаганов сразу же переложил всю вину наПаниковского.   Оскандалившийся   слепой   указывал   на   своирасшатавшиеся за годы лихолетья нервы и кстати заявил, что вовсем   виноват   Балаганов-личность, как известно, жалкая иничтожная. Братья тут же принялись отпихивать друг другаладонями. Уже послышались однообразные возгласы: "А ты ктотакой? ", уже вырвалась из очей Паниковского крупная слеза,предвестница   генеральной драки, когда великий комбинатор,сказав "брек", развел противников, как судья на ринге.     — Боксировать будете по выходным дням, — промолвил он. -Прелестная пара: Балаганов в весе петуха, Паниковский в весекурицы! Однако, господа чемпионы, работники из вас-как изсобачьего хвоста сито. Это кончится плохо. Я вас уволю, темболее что ничего социально ценного вы собою не представляете.     Паниковский   и Балаганов, позабыв о ссоре, принялисьбожиться и уверять, что сегодня же к вечеру во что бы то нистало обыщут Корейко. Бендер только усмехался.     — Вот увидите, - хорохорился Балаганов. — Нападение наулице. Под покровом ночной темноты. Верно, Михаил Самуэлевич?     — Честное, благородное слово, — поддержал Паниковский. -Мы с Шурой… не беспокойтесь! Вы имеете дело с Паниковским.     — Это меня и печалит, -- сказал Бендер, --   хотя,пожалуйста... Как вы говорите? Под покровом ночной темноты?Устраивайтесь под покровом. Мысль, конечно, жиденькая. Да иоформление тоже, вероятно, будет убогое.     После нескольких часов уличного дежурства объявились,наконец, все необходимые данные: покров ночной темноты и сампациент, вышедший с девушкой из дома, где жил старый ребусник.Девушка не укладывалась в план. Пока что пришлось последоватьза гуляющими, которые направились к морю.     Горящий обломок луны низко висел над остывающим берегом.На скалах сидели черные базальтовые, навек обнявшиеся парочки.Море шушукалось о любви до гроба, о счастье без возврата, омуках сердца и тому подобных неактуальных мелочах. Звездаговорила со звездой по азбуке Морзе, зажигаясь и потухая.Световой туннель прожектора соединял берега залива. Когда онисчез, на его месте долго еще держался черный столб.     — Я устал, -- хныкал Паниковский, тащась по обрывам заАлександром Ивановичем и его дамой. — Я старый. Мне трудно.     Он спотыкался о сусликовые норки и падал, хватаясь рукамиза сухие коровьи блины. Ему хотелось на постоялый двор, кдомовитому Козлевичу, с которым так приятно попить чаю ипокалякать о всякой всячине.     И в тот момент, когда Паниковский твердо уже решил идтидомой, предложив Балаганову довершить начатое дело одному,впереди сказали:     — Как тепло! Вы не купаетесь ночью, Александр Иванович?Ну, тогда подождите здесь. Я только окунусь — и назад.     Послышался шум сыплющихся с обрыва камешков, белое платьеисчезло, и Корейко остался один.     — Скорей! - шепнул Балаганов, дергая Паниковского заруку. — Значит, я захожу с левой стороны, а вы-справа. Толькоживее!     — Я-слева, — трусливо сказал нарушитель конвенции.     — Хорошо, хорошо, вы — слева. Я толкаю его в левый бок,нет, в правый, а вы жмете слева.     — Почему слева?     — Вот еще! Ну, справа. Он говорит: "Хулиган", а выотвечаете: "Кто хулиган? "     — Нет, вы первый отвечаете.     — Хорошо. Все Бендеру скажу. Пошли, пошли. Значит, выслева...     И доблестные сыны лейтенанта, отчаянно труся, приблизилиськ Александру Ивановичу.     План был нарушена самом же начале. Вместо того чтобы,согласно   диспозиции,   зайти с правой стороны и толкнутьмиллионера в правый бок, Балаганов потоптался на месте инеожиданно сказал:     — Позвольте прикурить.     — Я не курю, — холодно ответил Корейко.     — Так, — глупо молвил Шура, озираясь на Паниковского. — Акоторый час, вы не знаете?     — Часов двенадцать.     — Двенадцать, - повторил Балаганов. — Гм… Понятия неимел.     — Теплый вечер, — заискивающе сказал Паниковский.     Наступила пауза, во время которой неистовствовали сверчки.Луна побелела, и при ее свете можно было заметить хорошоразвитые плечи Александра Ивановича. Паниковский не выдержалнапряжения, зашел за спину Корейко и визгливо крикнул:     — Руки вверх!     — Что? — удивленно спросил Корейко.     — Руки вверх, — повторил Паниковский упавшим голосом.     Тотчас же он получил короткий, очень болезненный удар вплечо и упал на землю. Когда он поднялся, Корейко уже сцепилсяс Балагановым. Оба тяжело дышали, словно перетаскивали рояль.Снизу донесся русалочный смех и плеск.     — Что же вы меня бьете? — надрывался Балаганов. — Я жетолько спросил, который час!..     — Я тебе покажу, который час!   --   шипел   Корейко,вкладывавший в свои удары вековую ненависть богача к грабителю.     Паниковский на четвереньках подобрался к месту побоища исзади запустил обе руки в карманы геркулесовца. Корейко лягнулего ногой, но было уже поздно. Железная коробочка от папирос"Кавказ" перекочевала из левого кармана в руки Паниковского. Издругого кармана посыпались на землю бумажонки и членскиекнижечки.     — Бежим! — крикнул Паниковский откуда-то из темноты.     Последний удар Балаганов получил в спину. Через несколькоминут помятый и взволнованный Александр Иванович увидел высоконад собою две лунные, голубые фигуры. Они бежали по гребнюгоры, направляясь в город.     Свежая, пахнущая йодом Зося застала Александра Ивановичаза странным занятием. Он стоял на коленях и, зажигая спичкисрывающимися пальцами, подбирал с травы бумажонки. Но, преждечем Зося успела спросить, в чем дело, он уже нашел квитанцию начемоданишко, покоящийся в камере хранения ручного багажа, междукамышовой корзинкой с черешнями и байковым портпледом.     — Случайно выронил, - сказал он, напряженно улыбаясь ибережно пряча квитанцию.     О папиросной коробке "Кавказ" с десятью тысячами, которыеон не успел переложить в чемодан, вспомнилось eмy только привходе в город.     Покуда шла титаническая борьба на морском берегу, ОстапБендер решил, что пребывание в гостинице на виду у всего городавыпирает из рамок затеянного дела и придает ему ненужнуюофициальность. Прочтя в черноморской вечорке объявление: "Сд.пр. ком. в. уд. в. н. м. од. ин. ход. ", и мигом сообразив, чтообъявление это означает — "Сдается прекрасная комната со всемиудобствами и видом   на   море   одинокому   интеллигентном"ухолостяку", Остап подумал: "Сейчас я, кажется, холост. Ещенедавно старгородский загс прислал мне извещение о том, чтобрак мой с гражданкой Грицацуевой расторгнут по заявлению с еестороны и что мне присваивается добрачная фамилия О. Бендер.Что ж, придется вести добрачную жизнь. Я холост, одинок иинтеллигентен. Комната безусловно остается за мной".     И, натянув прохладные белые брюки, великий комбинаторотправился по указанному в объявлении адресу. 

Похожие статьи:

Проза → Глава IV. Швейка выгоняют из сумасшедшего дома (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → Глава II. Бравый солдат Швейк в полицейском управлении (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → УИЛЬЯМ ФОЛКНЕР. ОСКВЕРНИТЕЛЬ ПРАХА. Необычный детектив

Проза → Глава III. Швейк перед судебными врачами (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ТЫЛУ. Глава I. Вторжение бравого солдата Швейка в мировую войну (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)