Глава XV. Рога и копыта (Илья Ильф и Евгений Петров)

 
      Жил на свете частник бедный. Это был довольно богатыйчеловек:   владелец   галантерейного магазина, расположенногонаискось от кино "Капиталий". Он безмятежно торговал бельем,кружевными прошвами, галстуками, пуговицами и другим мелким, ноприбыльным   товаром. Однажды вечером он вернулся домой сискаженным лицом. Молча он полез в буфет, достал оттуда цельнуюхолодную курицу и, расхаживая по комнате, съел ее всю. Сделавэто, он снова открыл буфет, вынул цельное кольцо краковскойколбасы весом ровно в полкило, сел на стул и, остекленело глядяв одну точку, медленно сжевал все полкило. Когда он потянулсяза крутыми яйцами, лежавшими на столе, жена испуганно спросила:     — Что случилось, Боря?     — Несчастье! - ответил он, запихивая в рот твердоерезиновое яйцо. — Меня ужасно обложили налогом. Ты даже себене можешь представить.     — Почему же ты так много ешь?     — Мне   надо развлечься, -- отвечал частник. -- Мнестрашно.     И всю ночь частник ходил по своим комнатам, где однихшифоньеров было восемь штук, и ел. Он съел все, что было вдоме. Ему было страшно.     На другой день он   сдал   полмагазина   под   торговлюписчебумажными   принадлежностями.   Теперь  в одной витринепомещались галстуки и подтяжки, а в другой висел на двухверевочках огромный желтый карандаш.     Потом настали времена еще более лихие. В магазине появилсятретий совладелец. Это был часовых дел мастер, оттеснившийкарандаш в сторону и занявший половину окна бронзовыми часами сфигурой Психеи, но без минутной стрелки. И напротив бедногогалантерейщика, который не переставал уже иронически улыбаться,сидел, кроме постылого карандашника, еще и часовщик с воткнутойв глаз черной лупой.     Еще дважды посетило галантерейщика горе-злосчастье. Вмагазин дополнительно въехали водопроводный мастер, которыйтотчас же зажег какой-то паяльный примус, и совсем уже странныйкупец, решивший, что именно в 1930 году от рождества христованаселение Черноморска набросится на   его   товаркрахмальныеворотнички.     И   когда-то   гордая, спокойная вывеска галантерейщикаприобрела мерзкий вид.     ТОРГОВЛЯ    Галантерейными    Товарами    Галантпром    В.КУЛЬТУРТРИГЕР    ПОЧИНКА Разных часов Б. Павел Буре ГЛАЗИУС-ШЕНКЕР     КАНЦБУМ Все для Художника И совслужащего ЛЕВ СОКОЛОВСКИЙ     РЕМОНТ Труб, раковин и унитазов М. Н. ФАНАТЮК     СПЕЦИАЛЬНОСТЬ Крахмальных Воротничков Из Ленинграда КАРЛПАВИАЙНЕН     Покупатели  и заказчики со страхом входили в некогдаблагоухавший магазин. Часовой мастер ГлазиусШенкер, окруженныйколесиками, пенсне и пружинами, сидел под часами, в числе коихбыли   одни   башенные.   В магазине часто и резко звонилибудильники.   В   глубине   помещения   толпились    школьники,осведомлявшиеся насчет дефицитных тетрадей. Карл Павиайненстриг свои воротнички ножницами, коротая время в ожиданиизаказчиков.   И   не успевал обходительный Б. Культуртригерспросить покупательницу: "Что вы хотели? "-как водопроводчикФанатюк с грохотом ударял молотком по ржавой трубе, и сажа отпаяльной лампы садилась на нежный галантерейный товар.     В конце концов странный комбинат частников развалился, иКарл Павиайнен уехал на извозчике во мглу, увозя свой несозвучный эпохе товар. За ним канули в небытие Галантпром иКанцбум, за которыми гнались конные фининспектора. Фанатюкспился, Глазиус-Шенкер ушел в часовой коллектив "Новое время".Гофрированные   железные  шторы со стуком упали. Исчезла изанятная вывеска.     Вскоре, однако, шторы снова поднялись, и над бывшимковчегом частников появилась небольшая опрятная таблица:     Черноморское отделение     Арбатовской конторы     ПО ЗАГОТОВКЕ     РОГОВ И КОПЫТ     Праздный черноморец, заглянув в магазин, мог бы заметить,что прилавки и полки исчезли, пол был чисто вымыт, стоялияичные конторские столы, а на стенах висели обыкновенныеучрежденские плакаты   насчет   часов   приема   и   вредностирукопожатий. Новоявленное учрежденьице уже пересекал барьер,выставленный против посетителей, которых, однако, еще не было.У маленького столика, на котором желтый самовар пускал пары итоненько жаловался на свою самоварную судьбу, сидел курьер сзолотым зубом. Перетирая чайные кружки, он раздраженно напевал:     Что за времена теперь настали, Что за времена теперьнастали, — В бога верить перестали, В бога верить перестали.     За барьером бродил рыжий молодец. Он изредка подходил кпишущей машинке, ударял толстым негнущимся пальцем по клавише изаливался смехом. В самой глубине конторы, под табличкой"начальник отделения", сидел великий комбинатор, озаренныйсветом штепсельной лампы.     Гостиница "Карлсбад" была давно покинута. Все антилоповцы,за исключением Козлевича, поселились в "Вороньей слободке" уВасисуалия Лоханкина, чрезвычайно этим скандализованного. Ондаже пытался протестовать, указывая на то, что сдавал комнатуне трем, а одному-одинокому  интеллигентному холостяку. "Мондье, Васисуалий Андреич, -- отвечал Остап беззаботно, — немучьте себя. Ведь интеллигентный-то из всех трех я один, такчто условие соблюдено". На дальнейшие сетования хозяина Бендеррассудительно молвил: "Майн готт, дорогой Васисуалий! Можетбыть, именно в этом великая сермяжная правда". И Лоханкин сразууспокоился, выпросив у Остапа двадцать рублей. Паниковский иБалаганов отлично ужились в "Вороньей слободке", и их голосауверенно звучали в общем квартирном хоре. Паниковского успелидаже обвинить в том, что он по ночам отливает керосин из чужихпримусов, Митрич не преминул сделать Остапу какое-то въедливоезамечание, на что великий комбинатор молча толкнул его в грудь.     Контора по заготовке рогов и копыт была открыта по многимпричинам.     — Следствие по делу Корейко, — говорил Остап, — можетпоглотить много времени. Сколько-знает один бог. А так как боганет, то никто не знает. Ужасное положение. Может быть-год, аможет быть-и месяц. Во всяком случае нам нужна легальность.Нужно смешаться с бодрой массой служащих. Все это даст контора.Меня давно влечет к административной деятельности. В душе ябюрократ и головотяп. Мы будем заготовлять что-нибудь оченьсмешное, например, чайные   ложечки,   собачьи   номера   илишмуклерский товар. Или рога и копыта. Прекрасно! Рога и копытадля нужд гребеночной и мундштучной промышленности. Чем неучреждение? К тому же в моем чемоданчике имеются чудные бланкина все случаи жизни и круглая, так называемая мастичная печать.     Деньги, от которых Корейко отрекся и которые щепетильныйОстап счел возможным заприходовать, были положены в банк натекущий счет нового учреждения. Паниковский снова бунтовал итребовал   дележа,   в   наказание   за что был назначен нанизкооплачиваемую и унизительную для его свободолюбивой натурыдолжность   курьера. Балаганову достался ответственный поступолномоченного по копытам с окладом в девяносто два рубля. Набазаре была куплена старая пишущая машинка "Адлер", в которойне хватало буквы "е", и ее пришлось заменять буквой "э".Поэтому первое же отношение, отправленное Остапом в магазинканцелярских принадлежностей, звучало так:     Отпуститэ податэлю сэго курьэру  т. Паниковскому   дляЧэрноморского   отдэлэния   на   150   рублэй (сто пятьдэсят)канцпринадлэжностэй и крэдит за счэт Правлэния в   городэАрбатовэ.                                     ПРИЛОЖЭНИЭ.            Бэзприложэний.     — Вот послал бог дурака уполномоченного по копытам! -сердился Остап. - Ничего поручить нельзя. Купил машинку стурецким акцентом. Значит, я начальник отдэлэния? Свинья вы,Шура, после этого! Но даже машинка с удивительным прононсом немогла омрачить светлой радости великого комбинатора. Ему оченьнравилось новое поприще. Ежечасно он прибегал в контору спокупками. Он приносил такие сложные канцелярские машины иприборы, что курьер и уполномоченный только ахали. Тут былидыропробиватели, копировальные прессы, винтовой табурет   идорогая бронзовая чернильница в виде нескольких избушек дляразного цвета чернил. Называлось это произведение "Лицом кдеревне" и стоило полтораста рублей. Венцом всего был чугунныйжелезнодорожный компостер, вытребованный Остапом с пассажирскойстанции. Под конец Бендер притащил ветвистые оленьи рога.Паниковский, кряхтя и жалуясь на свою низкую ставку, прибил ихнад столом начальника. Все шло хорошо и даже превосходно. Напланомерной работе сказывалось только непонятное отсутствиеавтомобиля и его славного водителя-Адама Козлевича.     На третий день существования конторы   явился   первыйпосетитель. К общему удивлению, это был почтальон. Он принесвосемь пакетов и, покалякав с курьером Паниковским о том о сем,ушел. В пакетах же оказались три повестки, коими представительконторы срочно вызывался на совещания и заседания, причем всетри повестки подчеркивали, что явка обязательна. В остальныхбумагах заключались требования незнакомых, но, как видно,бойких учреждений о представлении различного рода сведений,смет и ведомостей во многих экземплярах, и все это тоже всрочном и обязательном порядке.     — Что это такое? — кричал Остап. -- Еще три дня томуназад я был свободный горный орел-стервятник, трещал крыльями,где хотел, а теперь пожалуйтеявка обязательна! Оказывается, вэтом городе есть множество людей, которым Остап Бендер нужен дозарезу. И потом, кто будет вести всю эту переписку с друзьями?Придется понести расход и пересмотреть штаты. Нужна знающаяконторщица. Пусть сидит над делами.     Через два часа стряслась новая беда. Пришел мужик стяжелым мешком.     — Рога кто будет принимать? — спросил он, сваливая кладьна пол.    Великий комбинатор косо посмотрел на посетителя и егодобро. Это были маленькие кривые грязные рога, и Остап взирална них с отвращением.     — А   товар   хороший?   - осторожно спросил начальникотделения.     — Да ты посмотри, рожки какие! -- загорячился мужик,поднося желтый рог к носу великого комбинатора. — Рожки первыйсорт. Согласно кондиций.     Кондиционный товар пришлось купить. Мужик долго потом пилчай с Паниковским и рассказывал о деревенской жизни, вызывая вОстапе  естественное раздражение человека, зря потерявшегопятнадцать рублей.     — Если Паниковский пустит еще одного рогоносца, — сказалОстап, дождавшись ухода посетителя, - не служить   большеПаниковскому. Уволю без выходного пособия. И вообще хватит снас государственной деятельности. Пора заняться делом.     Повесив на стеклянную дверь табличку "перерыв на обед",начальник отделения вынул из шкафа папку, в которой якобызаключалось синее море и белый пароход, и, ударив по нейладонью, сказал:     — Вот над чем будет работать наша контора. Сейчас в этом"деле" нет ни одного листка, но мы найдем концы, если для этогопридется даже командировать Паниковского и   Балаганова   вкара-кумские пески или куда-нибудь в Кременчуг за следственнымматериалом.     В эту минуту дверная ручка конторы задергалась. За стекломтоптался старик в заштопанной белыми нитками панаме и широкомчесучовом пиджаке, изпод которого виднелся пикейный жилет.Старик вытягивал куриную шею и прикладывал к стеклу большоеухо.     — Закрыто,   закрыто!   --   поспешно крикнул Остап. -Заготовка копыт временно прекращена. Однако старик продолжалделать   руками   знаки. Если бы Остап не впустил старогобеложилетника, то, может быть, магистральная линия романа пошлабы в ином направлении и никогда не произошли быте удивительныесобытия, в которых пришлось участвовать и великому комбинатору,и его раздражительному курьеру, и беспечному уполномоченному покопытам, и еще многим людям, в том числе некоему восточномумудрецу, внучке старого ребусника, знаменитому общественнику,начальнику "Геркулеса", а также большому числу советских ииностранных граждан.     Но Остап отворил дверь. Старик, скорбно улыбаясь, прошелза барьер и опустился на стул. Он закрыл глаза и молча просиделна стуле минут пять. Слышны были только короткие свистки,которые время от времени подавал его бледный нос. Когдасотрудники конторы решили, что посетитель никогда уже незаговорит и стали шепотом совещаться, как бы поудобнее вынестиего тело на улицу, старик поднял коричневые веки и низкимголосом сказал:     — Моя фамилия — Фунт. Фунт.     — И этого, по-вашему, достаточно, чтобы врываться вучреждения, закрытые на обед? — весело сказал Бендер.     — Вот вы смеетесь, -- ответил старик, а моя фамилия --Фунт. Мне девяносто лет.     — Что же вам угодно? - спросил Остап, начиная терятьтерпение.     Но тут гражданин Фунт снова замолк и молчал довольнопродолжительное время.     — У вас контора, — сказал он, наконец.     — Да, да, контора, — подбадривал Остап. — Дальше, дальше.     Но старик только поглаживал себя рукой по колену.     — Вы видите на мне эти брюки? -- промолвил он последолгого молчания. — Это пасхальные брюки. Раньше я надевал ихтолько на пасху, а теперь я ношу их каждый день.     И несмотря на то, что Паниковский шлепнул его по спине,дабы слова выходили без задержки, Фунт снова затих. Слова онпроизносил быстро, но между фразами делал промежутки, которыепростирались иногда до трех минут. Для людей, не привыкших кэтой особенности Фунта, разговор с ним был невыносим. Остап ужесобирался взять Фунта за крахмальный ошейник и указать емупуть-дорогу,  когда старик снова раскрыл рот. В дальнейшемразговор принял такой занятный характер, что Остапу пришлосьпримириться с фунтовской манерой вести беседу.     — Вам не нужен председатель? — спросил Фунт.     — Какой председатель? — воскликнул Бендер.     — Официальный. Одним словом, глава учреждения.     — Я сам глава.     — Значит, вы собираетесь отсиживать сами? Так бы сразусказали. Зачем же вы морочите мне голову уже два часа?     Старик в пасхальных брюках разозлился, но паузы междуфразами не уменьшились.     — Я -- Фунт, — повторил он с чувством. — Мне девяностолет. Я всю жизнь сидел за других. Такая моя профессия --страдать за других.     — Ах, вы подставное лицо?     — Да, -- сказал старик, с достоинством тряся головой. --Я-- зицпредседатель Фунт. Я всегда сидел. Я   сидел   приАлександре   Втором   "Освободителе", при Александре Третьем"Миротворце", при Николае Втором "Кровавом".     И старик медленно загибал пальцы, считая царей.     — При Керенском я сидел тоже. При военном коммунизме я,правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не былоработы. Но зато как я сидел при нэпе) Как я сидел при нэпе! Этобыли лучшие дни моей жизни. За четыре года я провел на свободене   больше трех месяцев. Я выдал замуж внучку, ГолкондуЕвсеевну, и дал за ней концертное фортепьяно, серебряную птичкуи восемьдесят рублей золотыми десятками. А теперь я хожу и неузнаю нашего Черноморска. Где это все? Где частный капитал? Гдепервое общество взаимного кредита? Где, спрашиваю я вас, второеобщество взаимного кредита? Где товарищество на вере? Гдеакционерные компании со смешанным капиталом? Где это все?Безобразие!     Эта короткая речь длилась сравнительно недолгополчаса.Слушая Фунта, Паниковский растрогался. Он отвел Балаганова всторону и с уважением зашептал:     — Сразу видно человека с раньшего времени. Таких теперьуже нету и скоро совсем не будет. И он любезно подал старикукружку сладкого чай. Остап перетащил зицпредседателя за свойначальнический стол, велел закрыть контору и принялся терпеливовыспрашивать вечного узника, отдавшего жизнь за "други своея".Зицпредседатель говорил е удовольствием. Если бы он не отдыхалтак долго между фразами, можно было бы даже сказать, что онтрещит без умолку.     — Вы не знаете такого-Корейко Александра Ивановича? -спросил Остап, взглянув на папку с ботиночными тесемками.     — Не знаю, — ответил старик. — Такого не знаю.     — А с "Геркулесом" у вас были дела? При слове "Геркулес"зицпредседатель чуть пошевелился. Этого легкого движения Остапдаже не заметил, но будь на его месте любой пикейный жилет изкафе "Флорида", знавший Фунта издавна, например, Валиадис, тоон подумал бы: "Фунт ужасно разгорячился, он просто вне себя".     Как фунту не знать "Геркулеса", если последние четыреотсидки были связаны непосредственно с этим учреждением! Вокруг"Геркулеса" кормилось несколько частных акционерных обществ.Было, например, общество "Интенсивник". Председателем   былприглашен Фунт. "Интенсивник" получил от "Геркулеса" большойаванс на заготовку чего-то лесного-зицпредседатель не обязанзнать, чего именно. И сейчас же лопнул. Кто-то загреб деньгу, аФунт   сел   на   полгода. После "Интенсивника" образовалосьтоварищество на вере "Трудовой кедр" --   разумеется   подпредседательством благообразного Фунта. Разумеется, аванс в"Геркулесе" на поставку   выдержанного   кедра.   Разумеется,неожиданный   крах, кто-то  разбогател, а Фунт отрабатываетпредседательскую ставку -- сидит. Потом   "Пилопомощь"   --"Геркулес" — аванс — крах-- кто-то загреб — отсидка. И снова:аванс   --   "Геркулес"   --   "Южный   лесорубник"-для   Фунтаотсидка-кому-то куш.     — Кому же? - допытывался Остап,   расхаживая   вокругстарика. — Кто фактически руководил?     Старик молча сосал чай из кружки и с трудом приподымалтяжелые веки.     — Кто его знает? — сказал он горестно. — От Фунта всескрывали. Я должен только сидеть, в этом моя профессия. Я сиделпри   Александре   Втором,   и   при Третьем, и при НиколаеАлександровиче Романове, и при Александре Федоровиче Керенском.И при нэпе, до угара нэпа и во время угара, и после угара. Асейчас я без работы и должен носить пасхальные брюки.     Остап долго еще продолжал выцеживать из старика словечки.Он действовал, как старатель, неустанно промывающий тонны грязии песка, чтобы найти на дне несколько золотых крупинок. Онподталкивал Фунта плечом, будил его и даже щекотал под мышками.После всех этих ухищрений ему удалось узнать, что, по мнениюФунта, за всеми лопнувшими обществами, и   товариществами,несомненно, скрывалось какое-то одно лицо. Что же касается"Геркулеса", то у него выдоили не одну сотню тысяч.     — Во всяком случае, — добавил ветхий зицпредседатель, --во всяком случае этот неизвестный человек-голова. Вы знаетеВалиадиса? Валиадис этому человеку пальца в рот не положил бы.     — А Бриану? — спросил Остап с улыбкой, вспомнив собраниепикейных жилетов у бывшего кафе "Флорида". -- Положил быВалиадис палец в рот Бриану? Как вы думаете?     — Ни за что! — ответил Фунт. — Бриан — это голова.     Три минуты он беззвучно двигал губами, а потом добавил:      — Гувер-это   голова.   И   Гинденбург-голова.   Гувер иГинденбург — это две головы.     Остапом овладел испуг. Старейший из пикейных жилетовпогружался в трясину высокой политики. С минуты на минуту онмог заговорить о пакте Келлога или  об испанском диктатореПримо-де-Ривера, и тогда никакие силы не смогли бы отвлечь егоот этого почтенного занятия. Уже в глазах его   появилсяидиотический блеск, уже над желтоватым крахмальным воротничкомзатрясся кадык, предвещая рождение новой фразы, когда Бендервывинтил электрическую лампочку и бросил ее на пол. Лампочкаразбилась с холодным треском винтовочного выстрела. И толькоэто происшествие отвлекло зицпредседателя от международных дел.Остап быстро этим воспользовался.      — Но с кем-нибудь из "Геркулеса" вы все-таки виделись? --спросил он. — По авансовым делам?     — Со мною имел дело только геркулесовский бухгалтерБерлага. Он у них был на жалованье. А я ничего не знаю. От менявсе скрывали. Я нужен людям для сиденья. Я сидел при царизме, ипри социализме, и при гетмане, и при французской оккупации.Бриан — это голова.     Из старика больше ничего нельзя было выжать. Но и то, чтобыло сказано, давало возможность начать поиски.     "Тут чувствуется лапа Корейко",   --   подумал   Остап,Начальник   черноморского   отделения Арбатовской конторы позаготовке рогов и копыт присел за стол и перенес   речьзицпредседателя Фунта на бумагу. Рассуждения о взаимоотношенияхВалиадиса и Бриана он опустил.     Первый лист подпольного следствия о подпольном миллионеребыл занумерован, проколот в надлежащих местах и подшит к делу.     — Ну что, будете брать председателя? - спросил старик,надевая свою заштопанную панаму. — Я вижу, что вашей конторенужен председатель. Я беру недорого: сто двадцать рублей вмесяц на свободе и двести сорок-в тюрьме. Сто процентовприбавки на вредность.     — Пожалуй, возьмем, — сказал Остап. - Подайте заявлениеуполномоченному по копытам.

Похожие статьи:

Проза → Глава II. Бравый солдат Швейк в полицейском управлении (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → УИЛЬЯМ ФОЛКНЕР. ОСКВЕРНИТЕЛЬ ПРАХА. Необычный детектив

Проза → Глава III. Швейк перед судебными врачами (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → Глава IV. Швейка выгоняют из сумасшедшего дома (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ТЫЛУ. Глава I. Вторжение бравого солдата Швейка в мировую войну (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)