Глава XXII. Командовать парадом буду я (Илья Ильф и Евгений Петров)

  

       — Я умираю от скуки, — сказал Остап, — мы с вами беседуемтолько два часа, а вы уже надоели мне так, будто я знал вас всюжизнь. С таким строптивым характером хорошо быть миллионером  вАмерике. У нас миллионер должен быть более покладистым.     — Вы сумасшедший! — ответил Александр Иванович.     — Не оскорбляйте меня, — кротко заметил Бендер. — Я сынтурецко-подданного и, следовательно, потомок янычаров. Я вас непощажу,  если  вы будете меня обижать. Янычары не знают жалостини  к  женщинам,  ни  к  детям,  ни  к   подпольным   советскиммиллионерам.     — Уходите,   гражданин!   --   сказал   Корейко   голосомгеркулесовского бюрократа. --  Уже  третий  чае  ночи,  я  хочуспать, мне рано на службу идти.     — Верно,  верно,  я  и  забыл!  — воскликнул Остап. — Вамнельзя  опаздывать  на  службу.  Могут  уволить  без  выходногопособия.  Все-таки  двухнедельный  оклад — двадцать три рубля!При вашей экономии можно прожить полгода.     — Не  ваше  дело.  Оставьте  меня   в   покое.   Слышите?Убирайтесь!     — Но  эта экономия вас погубит. Вам, конечно, небезопаснопоказать свои  миллионы.  Однако  вы  чересчур  стараетесь.  Выподумали  над  тем,  что  с  вами произойдет, если вы, наконец,сможете тратить деньги? Воздержание-вещь опасная! Знакомая  мнеучительница  французского  языка  Эрнестина  Иосифовна Пуанкареникогда в жизни не пила вина. И что же! На одной  вечеринке  ееугостили рюмкой коньяку. Это ей так понравилось, что она выпилацелую  бутылку  и  тут  же,  за ужином, сошла с ума. И на светестало меньше одной учительницей французского языка. То же можетпроизойти и с вами.     — Чего вы, черт возьми, хотите от меня добиться?     — Того, чего  хотел  добиться  друг  моего  детства  КоляОстен-Бакен  от  подруги  моего  же детства, польской красавицыИнги Зайонц. Он добился любви. И я  добиваюсь  любви.  Я  хочу,чтобы  вы,  гражданин  Корейко,  меня  полюбили и в знак своегорасположения выдали мне один миллион рублей.     — Вон! — негромко сказал Корейко.     — Ну вот, опять вы забыли, что я потомок янычаров.     С этими словами Остап поднялся с места. Теперь собеседникистояли друг против друга. У  Корейко  было  штурмовое  лицо,  вглазах  мелькали  белые  барашки.  Великий  комбинатор сердечноулыбался, показывая белые кукурузные зубы. Враги подошли близкок настольной лампочке, и на стену легли их исполинские тени.     — Тысячу  раз  я  вам  повторял,  -   произнес   Корейко,сдерживаясь,  --  что  никаких  миллионов у меня нет и не было.Поняли? Поняли? Ну, и убирайтесь! Я на вас буду жаловаться.     — Жаловаться на меня вы никогда не будете, -  значительносказал  Остап,  --  а  уйти я могу, но не успею я выйти на вашуМалую Касательную улицу, как вы с плачем  побежите  за  мной  ибудете лизать мои янычарские пятки, умоляя меня вернуться.     — Почему же это я буду вас умолять?     — Будете.   Так  надо,  как  любил  выражаться  мой  другВасисуалий Лоханкин, именно в этом сермяжная правда. Вот она!     Великий комбинатор  положил  на  стол  папку  и,  медленноразвязывая ее ботиночные тесемки, продолжал:     — Только  давайте  условимся.  Никаких  эксцессов!  Вы недолжны меня душить, не должны выбрасываться из  окна  и,  самоеглавное,  не  умирайте  от  удара.  Если  вы  вздумаете  тут жескоропостижно скончаться,  то  поставите  меня  этим  в  глупоеположение.  Погибнет  плод длительного добросовестного труда. Вобщем, давайте потолкуем. Уже не секрет, что вы меня не любите.Никогда я не добьюсь того, чего  Коля  Остен-Бакен  добился  отИнги Зайонц, подруги моего детства. Поэтому я не стану вздыхатьнапрасно,  не  стану  хватать  вас  за талию. Считайте серенадузаконченной. Утихли балалайки, гусли  и  позолоченные  арфы.  Я"пришел  к  вам  как  юридическое лицо к юридическому лицу. Вотпачка весом в три-четыре кило. Она продается  и  стоят  миллионрублей, тот самый миллион, который вы из жадности не хотите мнеподарить. Купите!     Корейко  склонился  над  столом  и  прочел на папке: "ДелоАлександра Ивановича Корейко. Начато 25 июня 1930  г.  Окончено10 августа 1930 г. ".     — Какая  чепуха!  -  сказал  он, разводя руками. — Что занесчастье такое! То вы приходили ко мне с  какими-то  деньгами,теперь дело выдумали. Просто смешно.     — Ну   что,   состоится   покупка?  -  настаивал  великийкомбинатор,  --  Цена  невысокая.  За   кило   замечательнейшихсведений  из  области  подземной коммерции беру всего по тристатысяч.     — Какие там  еще  сведения?  --  грубо  спросил  Корейко,протягивая руку к папке.     — Самые  интересные,  — ответил Остап, вежливо отводя егоруку. — Сведения о  вашей  второй  и  главной  жизни,  котораяразительно  отличается  от  вашей  первой, сорокашестирублевой,геркулесовской. Первая ваша жизнь всем известна. От  десяти  дочетырех вы за советскую власть. Но вот о вашей второй жизни, отчетырех до десяти, знаю я один. Вы учли ситуацию?     Корейко  не  ответил.  Тень лежала в ефрейторских складкахего лица.     — Нет, — решительно сказал  великий  комбинатор,  --  выпроизошли  не  от  обезьяны,  как все граждане, а от коровы. Высоображаете очень туго, совсем как парнокопытное млекопитающее.Это я говорю вам как специалист по рогам и копытам.  Итак,  ещераз.  У  вас,  по  моим сведениям, миллионов семь-восемь. Папкапродается за миллион. Если вы ее не купите, я сейчас же  отнесуее  в другое место. Там мне за нее ничего не дадут, ни копейки.Но  вы  погибнете.  Это  я  говорю  вам  как  юридическое  лицоюридическому   лицу.  Я  останусь  таким  же  бедным  поэтом  имногоженцем, каким был, но до самой смерти  меня  будет  тешитьмысль, что я избавил общественность от великого сквалыжника.     — Покажите дело, — сказал Корейко задумчиво.     — Не  суетитесь,  --  заметил  Остап, раскрывая папку, --командовать парадом буду я. В свое время вы  были  извещены  обэтом  по телеграфу. Так вот, парад наступил, и я, как вы можетезаметить, им командую.     Александр Иванович взглянул на  первую  страницу  дела  и,увидев  наклеенную  на  ней  собственную  фотографию, неприятноулыбнулся и сказал:     — Что-то не пойму, чего вы  от  меня  хотите?  Посмотретьразве из любопытства.     — Я тоже из любопытства, — заявил великий комбинатор. --Ну что  ж,  давайте  приступим,  исходя из этого в конце концовневинного  чувства.  Господа  присяжные  заседатели,  АлександрИванович  Корейко  родился… Впрочем, счастливое детство можноопустить.  В  то  голубенькое  время  Саша  еще  не   занималсякоммерческим   грабежом.   Дальше  идет  розоватое  отрочество.Пропустим еще страницу. А вот и юность, начало жизни. Здесь ужеможно остановиться. Из любопытства. Страница шестая дела...     Остап перевернул  страницу  шестую  и  огласил  содержаниестраниц седьмой, восьмой и далее, по двенадцатую включительно.     — И  вот, господа присяжные заседатели, перед вами толькочто прошли первые крупные делишки моего подзащитного,  как  то:торговля  казенными  медикаментами  во  время  голода и тифа, атакже работа  по  снабжению,  которая  привела  к  исчезновениюжелезнодорожного   маршрута   с   продовольствием,   шедшего  вголодающее  Поволжье.  Все   эти   факты,   господа   присяжныезаседатели, интересуют нас с точки зрения чистого любопытства.     Остап   говорил   в   скверной   манере   дореволюционногоприсяжного поверенного, который,  ухватившись  за  какое-нибудьсловечко,  уже  не  выпускает  его  из зубов и тащит за собой втечение всех десяти дней большого процесса.     — Нелишено также любопытства появление моего подзащитногов Москве в 1922 году...     Лицо Александра Ивановича сохраняло нейтральность, но  егоруки бесцельно шарили по столу, как у слепого.     — Позвольте,  господа  присяжные  заседатели,  задать вамодин  вопрос.  Конечно,  из  любопытства.  Какой  доход   могутпринести   человеку   две   обыкновенные   бочки,   наполненныеводопроводной водой? Двадцать рублей? Три рубля? Восемь копеек?Нет, господа присяжные  заседатели!  Александру  Ивановичу  онипринесли  четыреста  тысяч  золотых  рублей  ноль  ноль копеек.Правда, бочки эти носили выразительное  название:  "Промысловаяартель  химических  продуктов  "Реванш".  Однако пойдем дальше.Страницы     сорок     вторая-пятьдесят      третья.      Местодействия-маленькая доверчивая республика. Синее небо, верблюды,оазисы  и пижоны в золотых тюбетейках. Мой подзащитный помогаетстроить электростанцию. Подчеркиваю — помогает. Посмотрите  наего лицо, господа присяжные заседатели!..     Увлекшийся  Остап  повернулся  к  Александру  Ивановичу  иуказал на него пальцем. Но эффектно описать рукой плавную дугу,как  это  делывали  присяжные  поверенные,  ему   не   удалось.Подзащитный  неожиданно  захватил его руку на лету и молча сталее выкручивать. В то  же  время  г.  подзащитный  другой  рукойвознамерился  вцепиться  в  горло  г. присяжного поверенного. Сполминуты противники ломали друг друга, дрожа от напряжения. НаОстапе  расстегнулась   рубашка,   и   в   просвете   мелькнулататуировка.  Наполеон  по-прежнему держал пивную кружку, но былтак красен, словно бы успел основательно нализаться.     — Не давите на мою психику! — сказал Остап,  оторвав  отсебя Корейко и переводя дыхание. — Невозможно заниматься.     — Негодяй!  Негодяй! — шептал Александр Иванович. — Вотнегодяй!     Он сел на пол, кривясь от боли, причиненной  ему  потомкомянычаров.     — Заседание  продолжается! — молвил Остап как ни в чем небывало. — И, как видите,  господа  присяжные  заседатели,  ледтронулся.  Подзащитный пытался меня убить. Конечно, из детскоголюбопытства. Он просто  хотел  узнать,  что  находится  у  менявнутри.  Спешу  это  любопытство  удовлетворить.  Там внутри --благородное и очень здоровое сердце, отличные легкие  и  печеньбез  признака  камней.  Прошу  занести  этот факт в протокол. Атеперь  --  продолжим   наши   игры,   как   говорил   редакторюмористического  журнала, открывая очередное заседание и строгоглядя на своих сотрудников.     Игры  чрезвычайно  не  понравились  Александру  Ивановичу.Командировка, из которой Остап вернулся, дыша вином и барашком,оставила  в  деле  обширные  следы.  Тут  была  копия  заочногоприговора, снятые на кальку планы благотворительного комбината,выписки из "Счета  прибылей  и  убытков",  а  также  фотографииэлектрического ущелья и кинокоролей.     — И  наконец,  господа  присяжные заседатели, третий этандеятельности моего драчливого подзащитного-скромная  конторскаяработа в "Геркулесе" для общества и усиленная торгово-подземнаядеятельность   --  для  души.  Просто  из  любопытства  отметимспекуляции валютой, мехами,  камушками  и  прочими  компактнымипредметами  первой  необходимости.  И,  наконец, остановимся насерии  самовзрывающихся  акционерных  обществ  под   цветистыминахально-кооперативными  названиями:  "Интенсивник",  "Трудовойкедр", "Пилопомощь" и "Южный лесорубник". И всем этим вертел негосподин Фунт, узник частного капитала, а мой друг подзащитный.     При этом великий комбинатор снова указал рукой на  Корейкои описал ею давно задуманную эффектную дугу.     Затем   Остап   в   напыщенных   выражениях   попросил   увоображаемого  суда  разрешения  задать  подсудимому  нескольковопросов и, подождав из приличия одну минуту, начал:     — Не  имел  ли  подсудимый  каких-либо внеслужебных дел сгеркулесовцем Берлагой? Не имел. Правильно! А  с  геркулесовцемСкумбриевичем? Тоже нет. Чудесно. А с геркулесовцем Полыхаевым?Миллионер-конторщик молчал.     — Вопросов  больше  не  имею.  Ф-фу! Я устал и есть хочу.Скажите, Александр Иванович, нет ли у вас холодной  котлеты  запазухой?   Нету?  Удивительная  бедность,  в  особенности  еслипринять во внимание  величину  суммы,  которую  вы  при  помощиПолыхаева выкачали из доброго "Геркулеса". Вот собственноручныеобъяснения Полыхаева, единственного геркулесовца, который знал,кто  скрывается  под  видом сорокашестирублевого конторщика. Ноион по-настоящему не понимал, кто вы такой. Зато  это  знаю  я.Да,  господа  присяжные заседатели, мой подзащитный грешен. Этодоказано. Но я все-таки позволю себе  просить  о  снисхождении,при том, однако, условии, что подзащитный купит у меня папку. Якончил.     К  концу  речи  великого  комбинатора  Александр  Ивановичуспокоился. Заложив руки в карманы легких брюк,  он  подошел  кокну.  Молодой  день в трамвайных бубенцах уже шумел то городу.За полисадом шли осоавиахимовцы, держа винтовки вкривь и вкось,будто несли мотыги. По оцинкованному  карнизу,  стуча  краснымивербными  лапками  и  поминутно срываясь, прогуливались голуби.Александр  Иванович,  приучивший  себя  к   экономии,   потушилнастольную лампу и сказал:     — Так это вы посылали мне дурацкие телеграммы?     — Я,  --  ответил  Остап.  --  "Грузите  апельсины бочкахбратья Карамазовы". Разве плохо?     — Глуповато.     — А нищий-полуидиот? — спросил Остап, чувствуя, что парадудался. — Хорош?     — Мальчишеская выходка! И книга о миллионерах — тоже.  Акогда  вы  пришли  в виде киевского надзирателя, я сразу понял,что вы мелкий жулик. К сожалению, я ошибся. Иначе черта  с  двавы бы меня нашли.     — Да,  вы  ошиблись.  И  на  старуху  бывает проруха, каксказала  польская  красавица  Инга  Зайонц  через  месяц  послесвадьбы с другом моего детства Колей Остен-Бакеном.     — Ну,  ограбление  — это еще понятно, но гири! Почему выукрали у меня гири?     — Какие гири? Никаких гирь я не крал.     — Вам просто стыдно  признаться.  И  вообще  вы  наделалимассу глупостей.     — Возможно,  — заметил Остап. — Я не ангел. У меня естьнедочеты.  Однако  я  с  вами  заболтался.  Меня  ждут  мулаты.Прикажете получить деньги?     — Да,  деньги!  — сказал Корейко. — С деньгами заминка.Папка хорошая, слов нет,  купить  можно,  но,  подсчитывая  моидоходы, вы совершенно упустили из виду расходы и прямые убытки.Миллион — это несуразная цифра.     — До свиданья, — холодно молвил Остап, — и, пожалуйста,побудьте  дома  полчаса.  За  вами  приедут в чудной решетчатойкарете.     — Так дела не делают,  --  сказал  Корейко  с  купеческойулыбкой.     — Может  быть,  --  вздохнул  Остап,  — но я, знаете, нефинансист. Я-свободный художник и холодный философ.     — За что же вы хотите получить деньги? Я их заработал,  авы...     — Я   не   только   трудился.  Я  даже  пострадал.  Послеразговоров с Берлагой, Скумбриевичем  и  Полыхаевым  я  потерялверу в человечество. Разве это не стоит миллиона рублей, вера вчеловечество?     — Стоит, стоит, — успокоил Александр Иванович.     — Значит,  пойдем  в  закрома? — спросил Остап. — Кстати,где вы держите свою наличность? Надо полагать, не в сберкассе?     — Пойдем! — ответил Корейко. — Там увидите,     — Может быть, далеко?  --  засуетился  Остап.  -  Я  могумашину.     Но  миллионер  от  машины  отказался  и  заявил,  что идтинедалеко  и  что  вообще  не  нужно  лишней  помпы.  Он  учтивопропустил  Бендера  вперед и вышел, захватив со стола небольшойпакетик, завернутый в газетную бумагу.  Спускаясь  с  лестницы,Остап напевал: "Под небом знойной Аргентины… "

Похожие статьи:

Проза Глава II. Бравый солдат Швейк в полицейском управлении (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)
Проза Глава III. Швейк перед судебными врачами (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)
Проза ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ТЫЛУ. Глава I. Вторжение бравого солдата Швейка в мировую войну (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)
ПрозаУИЛЬЯМ ФОЛКНЕР. ОСКВЕРНИТЕЛЬ ПРАХА. Необычный детектив
Проза Глава IV. Швейка выгоняют из сумасшедшего дома (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Свежее в блогах

Они кланялись тем кто выше
Они кланялись тем кто выше Они рвали себя на часть Услужить пытаясь начальству Но забыли совсем про нас Оторвали куски России Закидали эфир враньём А дороги стоят большие Обнесенные...
Говорим мы с тобой как ровня, так поставил ты дело сразу
У меня седина на висках, К 40 уж подходят годы, А ты вечно такой молодой, Веселый всегда и суровый Говорим мы с тобой как ровня, Так поставил ты дело сразу, Дядька мой говорил...
Когда друзья уходят, это плохо (памяти Димы друга)
Когда друзья уходят, это плохо Они на небо, мы же здесь стоим И солнце светит как то однобоко Ушел, куда же друг ты там один И в 40 лет, когда вокруг цветёт Когда все только начинает жить...
Степь кругом как скатерть росписная
Степь кругом как скатерть росписная Вся в траве пожухлой от дождя Я стою где молодость играла Где мальчонкой за судьбой гонялся я Читать далее.........
Мне парень сказал что я дядя Такой уже средних лет
Мне парень сказал что я дядя Такой уже средних лет А я усмехнулся играя Словами, как ласковый зверь Ты думаешь молодость вечна Она лишь дает тепло Но жизнь товарищ бесконечна И молодость...