Глава XXIV. Погода благоприятствовала любви (Илья Ильф и Евгений Петров)

      Обо   всем,   что   великий   комбинатор   сделал  в  дни,последовавшие за переселением на  постоялый  двор,  Паниковскийотзывался с большим неодобрением.     — Бендер  безумствует! — говорил он Балаганову. — Он нассовсем погубит!     И на самом деле, вместо того чтобы постараться  как  можнодольше  растянуть  последние  тридцать четыре рубля, обратив ихисключительно на закупку  продовольствия,  Остап  отправился  вцветочный  магазин и купил за тридцать пять рублей большой, какклумба, шевелящийся букет роз.  Недостающий  рубль  он  взял  уБалаганова.  Между  цветов он поместил записку: "Слышите ли вы,как бьется мое большое  сердце?  "  Балаганову  было  приказаноотнести цветы Зосе Синицкой.      — Что  вы  делаете? — сказал Балаганов, взмахнув букетом.— Зачем этот шик?     — Нужно, Шура,  нужно,  -  ответил  Остап.  -  Ничего  неподелаешь!  У  меня  большое сердце. Как у теленка. И потом этовсе равно не деньги. Нужна идея.     Вслед  за  тем  Остап  уселся  в  "Антилопу"  и   попросилКозлевича вывезти его куда-нибудь за город.     — Мне  необходимо,  --  сказал он, — пофилософствовать водиночестве обо всем происшедшем и сделать необходимые прогнозыв будущее.     Весь день верный Адам катал великого комбинатора по  белымприморским   дорогам,  мимо  домов  отдыха  и  санаториев,  гдеотдыхающие шлепали туфлями,  поколачивали  молотками  крокетныешары  или  прыгали  у волейбольных сеток. Телеграфная проволокаиздавала  виолончельные  звуки.  Дачницы  тащили   в   ковровыхкошелках  синие  баклажаны  и  дыни.  Молодые  люди  с носовымиплатками на мокрых после купанья волосах дерзко  заглядывали  вглаза  женщинам  и  отпускали  любезности, полный набор которыхимелся у каждого черноморца в возрасте до  двадцати  пяти  лет.Если  шли  две  дачницы,  молодые черноморцы говорили им вслед:"Ах, какая хорошенькая та, которая с краю! " При  этом  они  отдуши   хохотали.  Их  смешило,  что  дачницы  никак  не  смогутопределить, к которой из  них  относится  комплимент.  Если  женавстречу  попадалась одна дачница, то остряки останавливались,якобы пораженные громом,  и  долго  чмокали  губами,  изображаялюбовное  томление. Молодая дачница краснела и перебегала черездорогу,  роняя  синие  баклажаны,  что  вызывало  у   ловеласовгомерический смех.     Остап   полулежал  на  жестких  антилоповских  подушках  имыслил. Сорвать деньги с Полыхаева или Скумбриевича не  удалось— геркулесовцы уехали в отпуск. Безумный бухгалтер Берлага былне в счет: от него нельзя было ждать хорошего удоя. А между темпланы  Остапа  и  его  большое  сердце  требовали  пребывания вЧерноморске, Срок этого пребывания он сейчас и сам  затруднилсябы определить.     Услышав  знакомый  замогильный  голос,  Остап  взглянул натротуар. За шпалерой тополей шествовала под руку немолодая  ужечета.  Супруги,  видимо, шли на берег. Позади тащился Лоханкин.Он нес в руках дамский зонтик и  корзинку,  из  которой  торчалтермос и свешивалась купальная простыня.     — Варвара, — тянул он, — слушай, Варвара!     — Чего  тебе,  горе  мое?  --  спросила  Птибурдукова, необорачиваясь.     — Я обладать хочу тобой, Варвара!..     — Нет, каков мерзавец! -  заметил  Птибурдуков,  тоже  необорачиваясь.     И странная семья исчезла в антилоповской пыли.     Когда  пыль  упала  на землю, Бендер увидел на фоне моря ицветочного партера большое стеклянное ателье.     Гипсовые львы с  измаранными  мордами  сидели  у  подножьяширокой  лестницы.  Из  ателье  бил  беспокойный запах грушевойэссенции.   Остап   понюхал   воздух   и   попросил   Козлевичаостановиться.  Он  вышел  из  машины и снова принялся втягиватьноздрями живительный запах эссенции.     — Как же это я сразу  не  догадался!  -  пробормотал  он,вертясь у подъезда.     Он   устремил   взор   на   вывеску:   "1-я   Черноморскаякинофабрика", погладил лестничного  льва  по  теплой  гриве  и,промолвив:  "Голконда",  быстро  отправился назад, на постоялыйдвор.     Всю  ночь  он  сидел  у  подоконника  и  писал  при  светекеросиновой  лампочки.  Ветер,  забегавший  в  окно,  перебиралисписанные листки.  Перед  сочинителем  открывался  не  слишкомпривлекательный  пейзаж.  Деликатный месяц освещал не бог вестькакие хоромы. Постоялый двор дышал, шевелился и хрипел во  сне.Невидимые,   в  темных  углах  перестукивались  лошади.  Мелкиеспекулянты спали на подводах, подложив  под  себя  свой  жалкийтовар.   Распутавшаяся   лошадь  бродила  по  двору,  осторожнопереступая через оглобли, волоча за собою недоуздок и суя мордув подводы в поисках ячменя. Подошла она и к окну сочинителя  и,положив голову на подоконник, с печалью посмотрела на Остапа.     — Иди,  иди,  лошадь,  — заметил великий комбинатор, — нетвоего это ума дело!     Перед рассветом, когда постоялый двор стал оживать и междуподводами уже бродил мальчик с ведром воды, тоненько  выкликая:"Кому кони напувать? ", Остап окончил свой труд, вынул из "делаКорейко" чистый лист бумаги и вывел на нем заголовок:     "ШЕЯ"     Многометражный фильм     Сценарий О. Бендера     На  1-й  Черноморской  кинофабрике  был  тот ералаш, какойбывает только на конских ярмарках и именно в ту  минуту,  когдавсем обществом ловят карманника.     В  подъезде  сидел  комендант.  У  всех входящих он строготребовал пропуск, но если ему пропуска не давали, то он  пускали  так.  Люди  в  синих беретах сталкивались с людьми в рабочихкомбинезонах,  разбегались  по   многочисленным   лестницам   инемедленно  по  этим  же лестницам бежали вниз. В вестибюле ониописывали круг, на секунду останавливались,  остолбенело  глядяперед  собой, и снова пускались наверх с такой прытью, будто быих  стегали  сзади  мокрым   линьком.   Стремглав   проносилисьассистенты,  консультанты,  эксперты, администраторы, режиссерысо  своими   адъютантшами,   осветители,   редакторы-монтажеры,пожилые  сценаристки, заведующие запятыми и и хранители большойчугунной печати.     Остап, принявшийся было расхаживать по кинофабрике обычнымсвоим шагом, вскоре заметил, что никак не  может  включиться  вэтот  кружащийся  мир. Никто не отвечал на его расспросы, никтоне останавливался.     — Надо будет примениться к  особенностям  противника,  --сказал Остап.     Он  тихонько  побежал  и сразу же почувствовал облегчение.Ему удалось  даже  перекинуться  двумя  словечками  с  какой-тоадъютантшей.  Тогда  великий  комбинатор  побежал  с  возможнойбыстротой и вскоре заметил, что включился  в  темп.  Теперь  онбежал ноздря в ноздрю с заведующим литературной частью.     — Сценарий! — крикнул Остап.     — Какой? — спросил завлит, отбивая твердую рысь.     — Хороший!  --  ответил  Остап,  выдвигаясь на полкорпусавперед.     — Я вас спрашиваю, какой? Немой или звуковой?     — Немой.     Легко выбрасывая ноги  в  толстых  чулках,  завлит  обошелОстапа на повороте и крикнул:     — Не надо!     — То  есть  как-не  надо?  -  спросил великий комбинатор,начиная тяжело скакать.     — А так! Немого кино уже нет. Обратитесь к звуковикам.     Оба они на миг остановились, остолбенело  посмотрели  другна друга и разбежались в разные стороны.     Через пять минут Бендер, размахивая рукописью, опять бежалв подходящей компании, между двумя рысистыми консультантами.     — Сценарий!  -  сообщил Остап, тяжело дыша. Консультанты,дружно перебирая рычагами, оборотились к Остапу:     — Какой сценарий?     — Звуковой.     — Не надо, — ответили консультанты, наддав ходу. Великийкомбинатор опять сбился с ноги и позорно заскакал.     — Как же это — не надо?     — Так вот и не надо. Звукового кино еще  нет.  В  течениеполучаса  добросовестной  рыси  Бендер  уяснил  себе щекотливоеположение дел на 1-й Черноморской кинофабрике. Вся щекотливостьзаключалась в  том,  что  немое  кино  уже  не  работало  ввидунаступления  эры  звукового кино, а звуковое еще не работало попричине организационных неполадок, связанных с ликвидацией  эрынемого кино.     В   разгаре   рабочего   дня,   когда   бег   ассистентов,консультантов,    экспертов,    администраторов,    режиссеров,адъютантш,   осветителей,   сценаристов  и  хранителей  большойчугунной  печати  достиг  резвости  знаменитого  в  свое  время"Крепыша",  распространился слух, что где-то в какой-то комнатесидит человек, который в срочном порядке конструирует  звуковоекино.   Остап  со  всего  ходу  вскочил  в  большой  кабинет  иостановился,  пораженный  тишиной.  За   столом   боком   сиделмаленький  человек  с бедуинской бородкой и в золотом пенсне соштурком. Нагнувшись, он с усилием стаскивал с ноги ботинок.     — Здравствуйте,  товарищ!  --   громко   сказал   великийкомбинатор.     Но   человек  не  ответил.  Он  снял  ботинок  и  принялсявытряхивать из него песок.     — Здравствуйте! — повторил Остап. — Я принес сценарий!     Человек с бедуинской бородкой не  спеша  надел  ботинок  имолча  стал  его  шнуровать. Закончив это дело, он повернулся ксвоим бумагам и, закрыв  один  глаз,  начал  выводить  бисерныекаракули.     — Что  же  вы молчите? — заорал Бендер с такой силой, чтона столе кинодеятеля звякнула телефонная трубка.     Только  тогда  кинодеятель  поднял  голову,  посмотрел  наОстапа и сказал:     — Пожалуйста, говорите громче. Я не слышу.     — Пишите  ему  записки,  — посоветовал проносившийся мимоконсультант в пестром жилете, — он глухой.     Остап подсел к столу  и  написал  на  клочке  бумаги:  "Вызвуковик? "     — Да, — ответил глухой.     "Принес  звуковой  сценарий.  Называется  "Шея".  народнаятрагедия в шести частях", — быстро написал Остап.     Глухой  посмотрел  на  записку  сквозь  золотое  пенсне  исказал:     — Прекрасно!  Мы сейчас же втянем вас в работу. Нам нужнысвежие силы.     "Рад содействовать. Как в смысле аванса? "-написал Бендер.     — "Шея"-это как раз то, что нам нужно! — сказал  глухой.— Посидите  здесь, я сейчас приду. Только никуда не уходите. Яровно через минуту.     Глухой захватил сценарий многометражного  фильма  "Шея"  ивыскользнул из комнаты.     — Мы   вас  втянем  в  звуковую  группу!  -  крикнул  он,скрываясь за дверью. — Через минуту я вернусь.     После этого Остап просидел в  кабинете  полтора  часа,  ноглухой не возвращался. Только выйдя на лестницу и включившись втемп,  Остап  узнал,  что глухой уже давно уехал в автомобиле исегодня не вернется. И вообще никогда сюда не вернется,  потомучто  его  внезапно  перебросили в Умань для ведения культработысреди ломовых извозчиков. Но ужаснее всего было то, что  глухойувез  сценарий многометражного фильма "Шея". Великий комбинаторвыбрался из круга бегущих, опустился на скамью, припав к  плечусидевшего тут же швейцара.     — Вот,  например,  я!  -  сказал вдруг швейцар, развивая,видимо, давно мучившую его мысль. — Сказал мне помреж Терентьевбороду отпустить. Будешь, говорит,  Навуходоносора  играть  илиВалтасара  в  фильме,  вот  названия  не  помню.  Я и отрастил,смотри, какая бородища-патриаршая! А теперь что с ней делать, сбородой! Помреж говорит: не будет больше  немого  фильма,  а  взвуковом,   говорит,  тебе  играть  невозможно,  голос  у  тебянеприятный. Вот и сижу с бородой, тьфу, как козел! Брить жалко,а носить стыдно. Так и живу.     — А  съемки  у  вас  производятся?  -   спросил   Бендер,постепенно приходя в сознание.     — Какие  могут  быть  съемки?  — важно ответил бородатыйшвейцар. — Летошний год сняли немой фильм из римской жизни.  Досих пор отсудиться не могут по случаю уголовщины.     — Почему  же  они  все  бегают?  --  осведомился  великийкомбинатор, показывая на лестницу.     — У нас не все бегают, — заметил швейцар, -  вот  товарищСупругов  не  бегает.  Деловой человек. Все думаю к нему насчетбороды сходить, как за бороду платить будут: по  ведомости  илиордер отдельный...     Услышав слово "ордер", Остап пошел к Супругову. Швейцар несоврал.  Супругов  не  скакал  по  этажам, не носил альпийскогоберета, не носил даже заграничных приставских шаровар-гольф. Нанем приятно отдыхал взор.     Великого комбинатора он встретил чрезвычайно сухо.     — Я занят, — сказал он павлиньим голосом, -  вам  я  могууделить только две минуты.     — Этого  вполне достаточно, — начал Остап. — Мой сценарий"Шея"...     — Короче, — сказал Супругов.     — Сценарий "Шея"...     — Вы говорите толком, что вам нужно?     — "Шея"...     — Короче. Сколько вам следует?     — У меня какой-то глухой...     — Товарищ! Если вы сейчас  же  не  скажете,  сколько  вамследует, то я попрошу вас выйти. Мне некогда.     — Девятьсот рублей, — пробормотал великий комбинатор.     — Триста! — категорически заявил Супругов. — Получите иуходите.  И  имейте  в  виду,  вы  украли у меня лишних полторыминуты.     Супругов   размашистым   почерком   накатал   записку    вбухгалтерию,  передал  ее  Остапу  и  ухватился  за  телефоннуютрубку.     Выйдя из  бухгалтерии,  Остап  сунул  деньги  а  карман  исказал:     — Навуходоносор  прав.  Один  здесь деловой человек-и тотСупругов.     Между тем беготня по лестницам, кружение, визг и гоготаньена 1-й Черноморской кинофабрике  достигли  предела.  Адъютантшискалили  зубы.  Помрежи  вели  черного  козла,  восхищаясь  егофотогеничностью. Консультанты, эксперты  и  хранители  чугуннойпечати  сшибались  друг  с другом и хрипло хохотали. Пронесласькурьерша с помелом. Великому комбинатору почудилось  даже,  чтоодин из ассистентов-аспирантов в голубых панталонах взлетел надтолпой и, обогнув люстру, уселся на карнизе.     И в ту же минуту раздался бой вестибюльных часов. "Бамм! "— ударили часы.     Вопли  и  клекот  потрясли  стеклянное ателье. Ассистенты,консультанты, эксперты и редакторы-монтажеры катились  вниз  полестницам.  У  выходных  дверей  началась  свалка. "Бамм! Бамм!"-били часы.     Тишина  выходила  из  углов.  Исчезли  хранители   большойпечати,   заведующие  запятыми,  администраторы  и  адъютантши.Последний раз мелькнуло помело курьерши.     "Бамм! "-ударили часы в четвертый раз. В ателье уже никогоне было.  И  только  в  дверях,  зацепившись  за  медную  ручкукарманом   пиджака,  бился,  жалобно  визжал  и  рыл  копытцамимраморный  пол   ассистент-аспирант   в   голубых   панталонах.Служебный  день  завершился.  С  берега,  из рыбачьего поселка,донеслось пенье петуха.     Когда  антилоповская   касса   пополнилась   киноденьгами,авторитет командора, несколько поблекший после бегства Корейко,упрочился.  Паниковскому была выдана небольшая сумма на кефир иобещаны  золотые  челюсти.  Балаганову  Остап  купил  пиджак  ивпридачу  к  нему  скрипящий, как седло, кожаный бумажник. Хотябумажник был пуст, Шура часто вынимал его и заглядывал  внутрь.Козлевич получил пятьдесят рублей на закупку бензина.     Антилоповцы   вели   чистую,   нравственную,   почти   чтодеревенскую жизнь. Они помогали  заведующему  постоялым  дворомнаводить  порядки  и  вошли  в  курс  цен  на ячмень и сметану.Паниковский иногда выходил во двор,  озабоченно  раскрывал  ротближайшей  лошади,  глядел в зубы и бормотал: "Добрый жеребец",хотя перед ним стояла добрая кобыла.     Один  лишь  командор  пропадал  по  целым  дням,  а  когдапоявлялся  на  постоялом  дворе,  бывал  весел  и  рассеян.  Онподсаживался к друзьям, которые пили чай в  грязной  стекляннойгалерее,  закладывал за колено сильную ногу в красном башмаке идружелюбно говорил:     — В самом ли деле прекрасна жизнь, Паниковский,  или  мнеэто только кажется?     — Где   это   вы   безумствуете?   --  ревниво  спрашивалнарушитель конвенции.     — Старик! Эта девушка не про вас, — отвечал Остап.     При этом  Балаганов  сочувственно  хохотал  и  разглядывалновый  бумажник, а Козлевич усмехался в свои кондукторские усы.Он не раз уже катал командора и Зосю по Приморскому шоссе.     Погода   благоприятствовала   любви.    Пикейные    жилетыутверждали,   что   такого   августа  не  было  еще  со  временпорто-франко. Ночь показывала чистое  телескопическое  небо,  адень  подкатывал  к городу освежающую морскую волну. Дворники усвоих ворот  торговали  полосатыми  монастырскими  арбузами,  играждане надсаживались, сжимая арбузы с полюсов, и склоняя ухо,чтобы  услышать  желанный треск. По вечерам со спортивных полейвозвращались потные счастливые  футболисты.  За  ними,  подымаяпыль,  бежали  мальчики. Они показывали пальцами на знаменитогоголкипера, а иногда даже подымали его на плечи  и  с  уважениемнесли.     Однажды  вечером  командор  предупредил экипаж "Антилопы",что назавтра предстоит большая увеселительная прогулка за городс раздачей гостинцев.     — Ввиду того,  что  наш  детский  утренник  посетит  однадевушка,  --  сказал  Остап  значительно, — попросил бы господвольноопределяющихся  умыть  лица.  почиститься,  а  главное-неупотреблять в поездке грубых выражений.     Паниковский  очень  взволновался, выпросил у командора трирубля, сбегал в баню и всю ночь потом чистился и  скребся,  каксолдат  перед  парадом.  Он  встал  раньше всех и очень торопилКозлевича. Антилоповцы смотрели на Паниковского  с  удивлением.Он  был гладко выбрит, припудрен так, что походил на отставногоконферансье. Он поминутно обдергивал на себе пиджак и с  трудомворочал шеей в оскар-уайльдовском воротничке.     Во время прогулки Паниковский держался весьма чинно. Когдаего знакомили  с  Зосей, он изящно согнул стан, но при этом таксконфузился, что даже пудра на его  щеках  покраснела.  Сидя  вавтомобиле, он поджимал левую ногу, скрывая прорванный ботинок,из.  которого  смотрел большой палец. Зося была в белом платье,обшитом красной ниткой. Антилоповцы ей  очень  понравились.  Еесмешил  грубый  Шура Балаганов, который всю дорогу причесывалсягребешком "Собинов". Иногда же он  очищал  нос  пальцем,  послечего обязательно вынимал носовой платок и томно им обмахивался.Адам  Казимирович  учил  Зосю  управлять "Антилопой", чем такжезавоевал ее расположение. Немного смущал  ее  Паниковский.  Онадумала,  что  он  не  разговаривает  с ней из гордости. Но чащевсего она останавливала взгляд на медальном лице командора.     На заходе солнца Остап роздал обещанные гостинцы. Козлевичполучил брелок в виде компаса,  который  очень  подошел  к  еготолстым    серебряным   часам.   Балаганову   был   преподнесен"Чтец-декламатор" в дерматиновом переплете, а  Паниковскому  --розовый галстук с синими цветами.     — А теперь, друзья мои, — сказал Бендер, когда "Антилопа"возвратилась  в  город,  --  мы  с  Зосей  Викторовной  немногопогуляем, а вам пора на постоялый двор, бай-бай.     Уж постоялый двор заснул и Балаганов с Козлевичем выводилиносами арпеджио, а Паниковский с новым галстуком на шее  бродилсреди подвод, ломая руки в немой тоске.     — Какая фемина! — шептал он. — Я люблю ее, как дочь!     Остап  сидел  с  Зосей  на ступеньках музея древностей. Наплощади,  выложенной   лавой,   прогуливались   молодые   люди,любезничая   и   смеясь.  За  строем  платанов  светились  окнамеждународного клуба  моряков.  Иностранные  матросы  в  мягкихшляпах шагали по два и потри, обмениваясь непонятными короткимизамечаниями.     — Почему  вы  меня  полюбили?  --  спросила  Зося, трогаяОстапа за руку.     — Вы нежная и удивительная, — ответил  командор,  --  вылучше всех на свете.     Долго  и  молча  сидели они в черной тени музейных колонн,думая о своем маленьком счастье. Было тепло и темно, как  междуладонями.     — Помните, я рассказывала вам о Корейко? — сказала вдругЗося. — О том, который делал мне предложение.     — Да, — сказал Остап рассеянно.     — Он  очень  забавный  человек,  -  продолжала  Зося.  --Помните, я вам рассказывала, как неожиданно он уехал?     — Да, — сказал Остап  более  внимательно,  --  он  оченьзабавный.     — Представьте  себе,  сегодня  я получила от него письмо,очень забавное...     — Что? — воскликнул влюбленный, поднимаясь с места.     — Вы ревнуете? — лукаво спросила Зося.     — М-м, немножко. Что же вам пишет этот пошляк?     — Он вовсе не пошляк. Он просто очень несчастный и бедныйчеловек. Садитесь, Остап. Почему вы  встали?  Серьезно,  я  егосовсем не люблю. Он просит меня приехать к нему.     — Куда, куда приехать? — закричал Остап. — Где он?     — Нет, я вам не скажу. Вы ревнивец. Вы его еще убьете.     — Ну что вы, Зося! — осторожно сказал командор. — Простолюбопытно узнать, где это люди устраиваются.     — О,  он  очень  далеко!  Пишет, что нашел очень выгоднуюслужбу,  здесь  ему  мало  платили.  Он  теперь  на   постройкеВосточной Магистрали,     — В каком месте?     — Честное  слово, вы слишком любопытны! Нельзя быть такимОтелло!     — Ей-богу, Зося,  вы  меня  смешите.  Разве  я  похож  настарого глупого мавра? Просто хотелось бы узнать, в какой частиВосточной Магистрали устраиваются люди.     — Я  скажу,  если  вы  хотите.  Он работает табельщиком вСеверном укладочном городке, — кротко сказала девушка, — но онтолько так называется-городок. На самом  деле  это  поезд.  МнеАлександр   Иванович   очень   интересно   описал.  Этот  поездукладывает рельсы. Понимаете? И по ним же движется. А навстречуему, с юга, идет другой такой же городок. Скоро они встретятся.Тогда будет торжественная смычка. Все это в пустыне, он  пишет,верблюды… Правда интересно?     — Необыкновенно  интересно, — сказал великий комбинатор,бегая под колоннами.  --  Знаете  что,  Зося,  надо  идти.  Ужепоздно. И холодно. И вообще идемте!     Он  поднял  Зосю  со  ступенек,  вывел  на площадь и здесьзамялся.     — Вы разве меня не проводите домой? -  тревожно  спросиладевушка.     — Что? — сказал Остап. — Ах, домой? Видите, я...      — Хорошо,  -  сухо  молвила  Зося,  -  до  свиданья. И неприходите больше ко мне. Слышите?     Но  великий  комбинатор  уже  ничего  не  слышал.   Толькопробежав квартал, он остановился.     — Нежная   и   удивительная!  --  пробормотал  он.  Остапповернул назад, вслед за  любимой.  Минуты  две  он  несся  подчерными  деревьями.  Потом  снова остановился, снял капитанскуюфуражку и затоптался на месте.     — Нет, это не Рио-де-Жанейро! — сказал он, наконец.     Он сделал еще два колеблющихся  шага,  опять  остановился,нахлобучил  фуражку  и, уже не рассуждая, помчался на постоялыйдвор.     В ту же ночь  из  ворот  постоялого  двора,  бледно  светяфарами,   выехала  "Антилопа".  Заспанный  Козлевич  с  усилиемповорачивал рулевое колесо. Балаганов успел заснуть в машине вовремя коротких сборов, Паниковский  грустно  поводил  глазками,вздрагивая  от ночной свежести. На его лице еще виднелись следыпраздничной пудры.     — Карнавал   окончился!   -   крикнул   командор,   когда"Антилопа"  со  стуком проезжала под железнодорожным мостом. --Начинаются суровые будни.     А в  комнате  старого  ребусника  у  букета  засохших  розплакала нежная и удивительная.

Похожие статьи:

Проза → Глава III. Швейк перед судебными врачами (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ТЫЛУ. Глава I. Вторжение бравого солдата Швейка в мировую войну (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → УИЛЬЯМ ФОЛКНЕР. ОСКВЕРНИТЕЛЬ ПРАХА. Необычный детектив

Проза → Глава II. Бравый солдат Швейк в полицейском управлении (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → Глава IV. Швейка выгоняют из сумасшедшего дома (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)