В четырехугольном замкнутом дворе "Гранд-Отеля" слышалиськухонные стуки, шипение пара и крики: "Два чайных комплекта вшестнадцатый! ", а в белых коридорах было ясно и тихо, как враспределительном зале электростанции. В ста пятидесяти номерахспал конгресс почвоведов, вернувшись из поездки, тридцатьномеров было отведено для заграничных коммерсантов, которыевыясняли наболевший вопрос, можно ли в конце концов прибыльноторговать с Советским Союзом, лучший апартамент из четырехкомнат занимал знаменитый индусский поэт и философ, а вмаленьком номере, отведенном дирижеру симфонического оркестра,спал Остап Бендер. Он лежал на плюшевом одеяле, одетый, прижимая к грудичемодан с миллионом. За ночь великий комбинатор вдохнул в себявесь кислород, содержащийся в комнате, и оставшиеся в нейхимические элементы можно было назвать азотом только извежливости. Пахло скисшим вином, адскими котлетами и еше чемтонепередаваемо гадким. Остап застонал и повернулся. Чемодансвалился на пол. Остап быстро открыл глаза. — Что ж это было? -- пробормотал он, гримасничая. --Гусарство в ресторанном зале! И даже, кажется, какое-токавалергардство! Фу! Держал себя как купец второй гильдии! Божемой, не обидел ли я присутствующих? Там какой-то дурак кричал:"Почвоведы, встаньте! "-а потом плакал и клялся, что в душе онсам почвовед. Конечно, это был я! Да, но по какому этоповоду?.. И он вспомнил, что вчера, решив начать подобающую жизнь,он постановил выстроить себе особняк в мавританском стиле. Утроон провел в грандиозных мечтах. Он представлял себе дом сминаретами, швейцара с лицом памятника, малую гостиную,бильярдную и какой-то конференц-зал. В земельном отделе Советавеликому комбинатору разъяснили, что участок получить можно. Ноуже в строительной конторе все рухнуло. Упал швейцар, гремякаменной мордой, зашатался золотой конференц-зал и развалилисьминареты. — Вы частное лицо? — спросили миллионера в конторе. — Да, - ответил Остап, - резко выраженнаяиндивидуальность. — К сожалению, строим только для коллективов иорганизаций. — — Кооперативных, общественных и хозяйственных? -спросил Бендер с горечью. — Да, для них. — А я? — А вы стройте сами. — Да, но где-же я возьму камни, шпингалеты? Наконец,плинтусы? — Добудьте-- как-нибудь. Хотя это трудно. Контингенты ужераспределены по заявкам промышленности и кооперации. По всей вероятности, это и было причиной безобразногоночного гусарства. Остап лежа вынул записную книжечку и стал подсчитыватьрасходы со времени получения миллиона. На первой страничке былапамятная запись: Верблюд… 180 р. Баран 30 р. Кумыс 1 р. 75 к. -----------Итого — 211 р. 75 к. Дальнейшее было не лучше. Шуба, соус, железнодорожныйбилет, опять соус, опять билет, три чалмы, купленные на черныйдень, извозчики, ваза и всякая чепуха. Если не считатьпятидесяти тысяч Балаганова, которые не принесли ему счастья,миллион был на месте. "Не дают делать капитальных вложений! — возмущался Остап.— Не дают! Может, зажить интеллектуальной жизнью, как мой другЛоханкин? В конце концов материальные ценности я уже накопил,надо прикапливать помаленьку ценности духовные. Надо немедленновыяснить, в чем заключается смысл жизни". Он вспомнил, что в гостиничном вестибюле весь деньтолкутся девушки, стремящиеся поговорить с приезжим индусскимфилософом о душе. "Пойду к индусу, — решил он, -- узнаю, наконец, в чемдело. Это, правда, пижонство, но другого выхода нет". Не разлучаясь с чемоданом, Бендер, как был, в смятомкостюме, спустился в бельэтаж и постучал в дверь комнатывеликого человека. Ему открыл переводчик. — Философ принимает? — спросил Остап. — Это смотря кого, — ответил переводчик вежливо. — Вычастное лицо? — Нет, нет, — испуганно сказал великий комбинатор, -- яот одной кооперативной организации. — Вы с группой? Вас сколько человек? А то~, знаете,учителю трудно принимать всех отдельных лиц. Он предпочитаетбеседовать... — С коллективом? -- подхватил Остап. -- Меня как разколлектив уполномочил разрешить один важный принципиальныйвопрос насчет смысла жизни. Переводчик ушел и через пять минут вернулся. Он отдернулпортьеру и пышно сказал: — Пусть войдет кооперативная организация, желающаяузнать, в чем смысл жизни. На кресле с высокой и неудобной резной спинкой сиделвеликий философ и поэт в коричневой бархатной: рясе и в такомже колпаке. Лицо у него было смуглое и нежное, а глаза черные,как у подпоручика. Борода, белая и широкая, словно фрачнаяманишка, закрывала грудь. Стенографистка сидела у его ног. Двапереводчика, индус и англичанин, разместились по бокам. При виде Остапа с чемоданом философ заерзал на кресле ичто-то встревоженно зашептал переводчику. Стенографистка сталаспешно записывать, а переводчик обратился к великомукомбинатору: — Учитель желает узнать, не содержатся ли в чемоданепришельца песни и саги и не собирается ли пришелец прочесть ихвслух, так как учителю прочли уже много песен и саг и он большене может их слушать. — Скажите учителю, что саг нету, — почтительно ответилОстап. Черноглазый старец еще больше обеспокоился и, оживленноговоря, стал со страхом показывать на чемодан пальцем. — Учитель спрашивает, -- начал переводчик, -- несобирается ли пришелец поселиться у него в номере, потому что кнему на прием еще никогда не приходили с чемоданом. И только после того, как Остап успокоил переводчика, апереводчик философа, напряжение прошло и началась беседа. — Прежде чем ответить на ваш вопрос о смысле жизни, --сказал переводчик, — учитель желает сказать несколько слов онародном образовании в Индии. — Передайте учителю, -- сообщил Остап, — что проблеманародного образования волнует меня с детства. Философ закрыл глаза и принялся неторопливо говорить.Первый час он говорил по-английски, а второй час-по-бенгальски.Иногда он начинал петь тихим приятным голосом, а один раз дажевстал и, приподняв рясу, сделал несколько танцевальныхдвижений, изображавших, как видно, игры школьников в Пенджабе.Затем он сел и снова закрыл глаза, а Остап долго слушалперевод. Сперва Остап вежливо кивал головой, потом сонносмотрел в окно и, наконец, начал развлекаться -- перебирал вкармане мелочь, любовался перстнем и даже довольно явственноподмигнул хорошенькой стенографистке, после чего она ещебыстрее зачиркала карандашом. — А как все-таки будет со смыслом жизни? — спросилмиллионер, улучив минуту. — Учитель желает прежде, -- объяснил переводчик, --познакомить пришельца с обширными материалами, которые онсобрал при ознакомлении с постановкой дела народногообразования в СССР. — Передайте его благородию, -- ответил Остап, - чтопришелец не возражает. И машина снова пришла в движение. Учитель говорил, пелпионерские песни, показывал стенгазету, которую ему поднеслидети сто сорок шестой трудовой школы, и один раз дажевсплакнул. Переводчики бубнили в два голоса, стенографисткаписала, а Остап рассеянно чистил ногти. Наконец, Остап громко закашлял. — Знаете, — сказал он, — переводить больше не нужно. Ястал ка-то понимать по-бенгальски. Вот когда будет насчетсмысла жизни, тогда и переведите. Когда философу подтвердили настойчивое желание Остапа,черноглазый старец заволновался. — Учитель говорит, -- заявил переводчик, — что он самприехал в вашу великую страну, чтобы узнать, в чем смысл жизни.Только там, где народное образование поставлено на такуювысоту, как у вас, жизнь становится осмысленной. Коллектив... — До свиданья, -- быстро сказал великий комбинатор, --передайте учителю, что пришелец просит разрешения немедленноуйти. Но филосов уже пел нежным голосом "Марш Буденного",которому он выучился у советских детей. И Остап удалился безразрешения. — Кришна! -- кричал великий комбинатор, бегая по своемуномеру. — Вишну! Что делается на свете? Где сермяжная правда?А может быть, я дурак и ничего не понимаю, и жизнь прошлаглупо, бессистемно? Настоящий индус, видите ли, все знает пронашу обширную страну, а я, как оперный индийский гость, долблювсе одно и то же: "Не счесть алмазов пламенных в лабазахкаменных". До чего же гадко! В этот день Остап обедал без водки и в первый раз оставилчемодан в номере. Потом он смирно сидел на подоконнике, синтересом рассматривая обыкновенных прохожих, которые прыгали вавтобус, как белки. Ночью великий комбинатор вдруг проснулся и сел на кровати.Было тихо, и только из ресторана через замочную скважинупробирался меланхолический бостон. — Как же я забыл! -- сказал он сердито. Потом онзасмеялся, зажег свет и быстро написал телеграмму: "Черноморск. Зосе Синицкой. Связи ошибкой жизни готовлететь Черноморск крыльях любви, молнируйте ответ МоскваГрандотель Бендер". Он позвонил и потребовал, чтобы телеграмма была отправленанемедленно молнией. Зося не ответила. Не было ответа и на другие телеграммы,составленные в том же отчаянном и лирическом, роде.
Похожие статьи: