Глава XXXVI. Кавалер ордена Золотого Руна (Илья Ильф и Евгений Петров)

      Странный человек шел ночью в приднестровских плавнях. Онбыл   огромен   и   бесформенно толст. На нем плотно сиделбрезентовый балахон с поднятым капюшоном. Мимо   камышовыхделянок,   под раскоряченными фруктовыми деревьями странныйчеловек двигался на цыпочках, как в спальне. Иногда   оностанавливался и вздыхал. Тогда внутри балахона слышалосьбряканье,   какое   издают   сталкивающиеся   друг   с   другомметаллические предметы. И каждый раз после этого в воздухеповисал тонкий, чрезвычайно деликатный звон. Один раз странныйчеловек зацепился за мокрый корень и упал на живот. Тутраздался такой громкий звук, будто свалился на паркет рыцарскийдоспех. И долго еще странный человек не вставал с земли,всматриваясь в темноту.     Шумела мартовская ночь. С деревьев сыпались и шлепалисьоземь полновесные аптекарские капли.     — Проклятое блюдо! — прошептал человек. Он поднялся и досамого Днестра дошел без приключений. Человек приподнял полы,сполз с берега и, теряя равновесие на раскисшем льду, побежал вРумынию.     Великий   комбинатор   готовился   всю зиму. Он покупалсевероамериканские доллары с портретами президентов в белыхбуклях,   золотые   часы   и портсигары, обручальные кольца,брильянты и другие драгоценные штуки.     Сейчас он нес на себе семнадцать массивных портсигаров смонограммами, орлом и гравированными надписями:     "Директору Русско-Карпатского банка и благодетелю ЕвсеюРудольфовичу Полуфабриканту в день его серебряной свадьбы отпризнательных сослуживцев".     "Тайному   советнику   М. И. Святотацкому по окончаниисенаторской ревизии от чинов Черноморского градоначальства".     Но тяжелее всех был портсигар с посвящением:   "Г-нуприставу    Алексвевского   участка   от   благодарных   евреевкупеческого звания". Под надписью помещалось пылающее эмалевоесердце,   пробитое   стрелой,   что,   конечно,   должно   былосимволизировать любовь евреев купеческого звания к господинуприставу.     По карманам были рассованы бубличные связки обручальныхколец, перстней и браслеток. На спине в три ряда висели накрепких веревочках двадцать пар золотых часов. Некоторые из нихраздражающе тикали,  и Бендеру казалось, что у него по спинеползают насекомые. Среди них были и дарственные экземпляры, очем   свидетельствовала   надпись на крышке: "Любимому сынуСереженьке Кастраки в день сдачи экзаменов   на   аттестатзрелости". Над словом "зрелости" булавкой было выцарапано слово"половой". Сделано это было, по-видимому, приятелями молодогоКастраки, такими же двоечниками, как и он сам. Остап долго нехотел   покупать эти неприличные часы, но в конце концовприобрел, так как твердо решил вложить в драгоценности весьмиллион.     Вообще зима прошла в больших трудах. Брильянтов великийкомбинатор достал только на четыреста тысяч; валюты, в томчисле   каких-то сомнительных польских и балканских денег,удалось достать только на пятьдесят тысяч. На остальную суммупришлось накупить тяжестей. Особенно трудно было передвигатьсяс золотым блюдом на животе. Блюдо было большое и овальное, какщит африканского вождя, и весило двадцать фунтов. Мощная выякомандора сгибалась под тяжестью архиерейского   наперсногокреста с надписью "Во имя отца и сына и святого духа", которыйбыл приобретен у бывшего иподиакона кафедрального   соборагражданина Самообложенского. Поверх креста на замечательнойленте висел орден Золотого Руна — литой барашек.     Орден этот Остап выторговал у   диковинного   старика,который, может быть, был даже великим князем, а может икамердинером великого князя. Старик   непомерно   дорожился,указывая на то, что такой орден есть только у несколькихчеловек в мире, да и то большей частью коронованных особ.     — Золотое Руно, — бормотал старик, — дается за высшуюдоблесть!     — А у меня как раз высшая, — отвечал Остап, — к тому жея покупаю барашка лишь постольку, поскольку это золотой лом.     Но командор кривил душой. Орден ему сразу понравился, и онрешил оставить его у себя навсегда в качестве ордена ЗолотогоТеленка.     Подгоняемый страхом и ожиданием гремящего винтовочноговыстрела, Бендер добежал до середины реки и остановился. Давилозолото -- блюдо, крест,   браслеты.   Спина   чесалась   подразвешанными на ней часами. Полы балахона намокли и весилинесколько пудов. Остап со стоном сорвал балахон, бросил его налед и устремился дальше. Теперь обнаружилась шуба, великая,почти необыкновенная шуба, едва ли не самое ценное в туалетеОстапа. Он строил ее четыре месяца, строил, как дом, изготовлялчертежи,   свозил материалы. Шуба была двойная -- подбитауникальными чернобурыми лисами, а крыта неподдельным котиком.Воротник был шит из соболей. Удивительная это была шуба!Супершуба с шиншилловыми карманами, которые   были   набитымедалями   за   спасение утопающих, нательными крестиками изолотыми мостами, последним достижением зубоврачебной техники.На голове великого комбинатора возвышалась шапка. Не шапка, абобровая тиара.     Весь этот чудесный груз должен был обеспечить командорулегкую,   безалаберную   жизнь на берегу теплого океана, ввоображаемом городе детства, среди балконных пальм и фикусовРио-де-Жанейро.     В три часа ночи строптивый потомок янычаров ступил начужой заграничный берег. Тут тоже было тихо, темно, здесь тожебыла весна, и с веток рвались капли. Великий комбинаторрассмеялся.     — Теперь несколько формальностей с отзывчивыми румынскимибоярами — и путь свободен. Я думаю, что две-три медали заспасение утопающих скрасят их серую пограничную жизнь.     Он обернулся к советской стороне и, протянув в тающую мглутолстую котиковую руку, промолвил:     — Все надо делать по форме. Форма номер пятьпрощание сродиной. Ну что ж, адье, великая страна. Я не люблю быть первымучеником и получать отметки за   внимание,   прилежание   иповедение. Я частное лицо и не обязан интересоваться силоснымиямами, траншеями и башнями. Меня как-то мало   интересуетпроблема   социалистической   переделки человека в ангела ивкладчика сберкассы. Наоборот. Интересуют меня   наболевшиевопросы бережного отношения к личности одиноких миллионеров...     Тут прощание с отечеством по форме номер пять былопрервано появлением нескольких вооруженных фигур, в которыхБендер признал румынских пограничников. Великий комбинатор сдостоинством поклонился и внятно произнес специально заученнуюфразу:     — Траяску Романиа Маре!     Он ласково заглянул в лица пограничников, едва видные вполутьме. Ему показалось, что пограничники улыбаются.     — Да здравствует великая Румыния! -- повторил Остаппо-русски. -- Я старый профессор, бежавший из московской Чека!Ей-богу, еле вырвался! Приветствую в вашем лице...     Один из пограничников приблизился к Остапу вплотную имолча снял с него меховую тиару. Остап потянулся за своимголовным убором, но пограничник так же молча отпихнул его рукуназад.     — Но! -- сказал командор добродушно. — Но, но! Без рук!Я на вас буду жаловаться в Сфатул-Церий, в Большой Хурулдан!     В это время другой пограничник проворно, с ловкостьюопытного любовника, стал расстегивать на Остапе его великую,почти невероятную сверхшубу. Командор рванулся. При   этомдвижении откуда-то из кармана вылетел и покатился по землебольшой дамский браслет.     — Бранзулетка! -- взвизгнул погран-офицер в короткомпальто   с   собачьим   воротником и большими металлическимипуговицами на выпуклом заду.     — Бранзулетка! -- закричали остальные,   бросаясь   наОстапа.     Запутавшись в шубе, великий командор упал и тут жепочувствовал, что у него из штанов вытаскивают драгоценноеблюдо. Когда он поднялся, то увидел, что офицер с бесчеловечнойулыбкой взвешивает блюдо на руках. Остап вцепился в своюсобственность и вырвал ее из рук офицера, после чего сейчас жеполучил ослепляющий удар в лицо. События развертывались своенной быстротой. Великому комбинатору мешала шуба, и оннекоторое время бился с врагами на коленях, меча в них медалямиза спасение утопающих. Потом он почувствовал вдруг неизъяснимоеоблегчение,    позволившее    ему    нанести   противнику   рядсокрушительных ударов. Оказалось, что с него успели сорватьстотысячную шубу.     — Ах, такое отношение! — пронзительно запел Остап, дикоозираясь.     Был момент, когда он стоял, прислонившись к дереву, иобрушивал сверкающее блюдо на головы нападающих. Был момент,когда у него с шеи рвали орден Золотого Руна и командорпо-лошадиному мотал головой. Был также момент, когда он, высокоподняв архиерейский крест с надписью "Во имя отца и святагодуха", истерически выкрикивал:     — Эксплуататоры трудового народа! Пауки!   Приспешникикапитала! Гады!     При этом изо рта у него бежали розовые слюни. Остапборолся за свой миллион, как гладиатор. Он сбрасывал с себяврагов и подымался с земли, глядя вперед помраченным взором.     Он опомнился на льду, с расквашенной мордой, с однимсапогом на ноге, без шубы, без   портсигаров,   украшенныхнадписями, без коллекций часов, без блюда, без валюты, безкреста и брильянтов, без миллиона. На высоком берегу стоялофицер с собачьим воротником и смотрел вниз, на Остапа.     — Сигуранца проклятая! — закричал Остап, поднимая босуюногу. — Паразиты!     Офицер медленно вытащил пистолет и оттянул назад ствол.Великий комбинатор понял, что интервью окончилось. Сгибаясь, онзаковылял назад, к советскому берегу.     Белый папиросный туман поднимался от реки. Разжав руку,Бендер увидел на ладони плоскую медную пуговицу, завитокчьих-то твердых черных волос и чудом сохранившийся в битвеорден Золотого Руна. Великий комбинатор тупо посмотрел натрофеи и остатки своего богатства и продолжал двигаться дальше,скользя в ледяных ямках и кривясь от боли.     Долгий и сильный пушечной полноты удар вызвал колебанияледяной поверхности. Напропалую дул теплый ветер.   Бендерпосмотрел под ноги и увидел на льду большую зеленую трещину.Ледяное плато, на котором он находился, качнулось и углом сталолезть под воду.     — Лед тронулся! — в ужасе закричал великий комбинатор.— Лед тронулся, господа присяжные заседатели!     Он запрыгал по раздвигающимся льдинам, изо всех силторопясь в страну, с которой так высокомерно прощался час томуназад. Туман поднимался важно и медлительно, открывая голуюплавню.     Через десять минут на советский берег вышел странныйчеловек без шапки и в одном сапоге. Ни к кому не обращаясь, онгромко сказал:     — Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло.Придется переквалифицироваться в управдомы.

Похожие статьи:

Проза → Глава III. Швейк перед судебными врачами (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → Глава IV. Швейка выгоняют из сумасшедшего дома (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ТЫЛУ. Глава I. Вторжение бравого солдата Швейка в мировую войну (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → Глава II. Бравый солдат Швейк в полицейском управлении (Похождения Швейка. Роман. Я. Гашек)

Проза → УИЛЬЯМ ФОЛКНЕР. ОСКВЕРНИТЕЛЬ ПРАХА. Необычный детектив