Ночи 932-950 (Тысяча и одна ночь. Восточные сказки)

  Девятьсот сорок пятая ночь  Когда же настала девятьсот сорок пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абд-Аллах морской говорил АбдАллаху земному: „И если тысяча рыб этого вида или больше услышат один крик сына Адама, они сейчас же умирают, и ни одна из них не может сдвинуться с места“. – „Я полагаюсь на Аллаха!“ – воскликнул Абд-Аллах земной. И затем он снял бывшую на нем одежду и, выкопав на берегу моря яму, зарыл своё платье, а потом он намазал себе тело, от, темени до ступнёй, этим жиром и вошёл в воду и нырнул. И он открыл глаза, и вода ему не повредила, и он принялся ходить направо и налево и стал, когда хотел, подниматься, а когда хотел, спускаться до дна, и он видел, что вода моря осеняет его как шатёр и не вредит ему. «Что ты видишь, о брат мой?» – спросил его Абд-Аллах морской. И он ответил; «Я вижу благо, о брат мой, и ты был прав в том, что сказал, – вода мне не вредит». – «Следуй за мной», – сказал Абд-Аллах морской. И рыбак последовал за ним, и они ходили с места на место, и рыбак видел перед собой, и справа и слева, горы воды и смотрел на них и на всевозможных рыб, которые играли в море, одни – большие, другие – маленькие, и среди них были рыбы, похожие на буйволов, и рыбы, похожие на коров, и ещё рыбы, похожие на собак, и рыбы, похожие на людей, и все рыбы, к которым они подходили, убегали при виде Абд-Аллаха земного. И он спросил морского: «О брат мой, почему это я вижу, что все рыбы, к которым мы подходим, убегают от нас?» И морской сказал: «Это из страха перед тобой, ибо все, что сотворил Аллах великий, боится сына Адама». И Абд-Аллах земной продолжал смотреть на чудеса моря, пока они не достигли высокой горы, и Абд-Аллах земной пошёл по склону этой горы, и не успел он опомниться, как услышал великий крик. И он обернулся и увидел что-то чёрное, спускавшееся на него с этой горы (а оно было величиной с верблюда или больше) и кричавшее, и он спросил морского: «Что это такое, о брат мой?» И морской сказал. «Это дандан. Он спускается, преследуя меня, и хочет меня съесть. Крикни на него, о брат мой, прежде чем он не дошёл до нас, а то он меня утащит и съест». И Абд-Аллах земной крикнул, и вдруг дандан упал мёртвый. И когда рыбак увидел, что рыба мертва, он воскликнул: «Слава Аллаху! Хвала ему за то, что я не ударил дандана мечом или ножом. Как это, при всей величине этой твари, она не вынесла моего крика и умерла?» – «Не удивляйся, – сказал Абд-Аллах морской, – клянусь Аллахом, о брат мой, если бы этих рыб была тысяча или две тысячи, они не вынесли бы одного крика сына Адама». И потом они подошли к одному городу и увидели, что все жители его – девушки, и нет среди них мужчин. «О брат мой, что это за город и что это за девушки?» – спросил Абд-Аллах земной. И морской молвил: «Это город девушек, ибо его жители – девушки моря». – «А есть ли среди них мужчины?» – спросил рыбак. И когда морской ответил: «Нет», – он спросил: «А как же они беременеют и рожают без мужчин?» – «Царь моря, – ответил АбдАллах морской, – сгоняет их в этот город, и они не беременеют и не рожают. Всякую морскую девушку, на которую царь разгневается, он отсылает в этот город, и она не может из него выйти, а если она выйдет из него, всякое морское животное, которое её увидит, съест её. А что касается других городов, то там есть и мужчины и девушки». – «А разве есть в море города, кроме этого города?» – спросил рыбак. «Много», – ответил Абд-Аллах морской. «А есть ли над вами султан?» – спросил рыбак. И морской сказал: «Да». И тогда рыбак молвил: «О брат мой, я видел в море много чудес». – «А какие ты видел в море чудеса? – воскликнул Абд-Аллах морской. – Разве ты не слышал, что говорит поговорка: „Чудеса моря многочисленнее чудес суши“. И рыбак сказал ему: „Твоя правда“. И затем он начал разглядывать этих девушек и увидел, что у них лица подобны лунам, и волосы, как волосы женщин, но у них руки и ноги на животе и у них хвосты, как у рыб. А Абд-Аллах морской показал ему жителей этого города и вышел с ним и шёл впереди него до другого города, и рыбак увидел, что этот город наполнен людьми – женщинами и мужчинами, – и облик их подобен облику девушек, и у них хвосты, но только у них нет ни продажи, ни покупки, как у людей суши, и они не одеты, а наоборот, все голые, с непокрытой срамотой. «О брат мой, – сказал рыбак, – я вижу, что эти женщины и мужчины – с непокрытой срамотой». И морской молвил: «Это потому, что у людей моря нет материи». – «О брат мой, а что же они делают, когда женятся?» – спросил рыбак. И Абд-Аллах морской молвил: «Они не женятся, а тот, кому понравится какая-нибудь женщина, удовлетворяет с ней своё желание». – «Это дело недозволенное, – сказал рыбак. – Почему же они не сватаются, не вносят приданого, не устраивают свадьбы и не женятся так, как угодно Аллаху и его посланнику?» И Абд-Аллах морской сказал: «Мы не все одной веры. Среди нас есть мусульмане-единобожники, и есть среди нас христиане, евреи и другие, и женятся среди нас больше всего мусульмане». – «Вы голые и нет у вас продажи и покупки. Каково же приданое ваших жён – вы им даёте драгоценные камни и металлы?» – спросил рыбак. И Абд-Аллах морской ответил: «Драгоценности – это камни, которые у нас не ценятся, и тем, кто хочет жениться, назначают определённое количество разной рыбы, которую он должен поймать, – числом в тысячу, две тысячи, или больше, или меньше, смотря по тому, какое будет соглашение между женихом и отцом жены. И когда жених доставит требуемое, собираются родные обеих сторон, и они едят праздничное угощение и вводят мужа к жене, и потом он ловит рыбу и кормит жену, а когда он обессилеет, жена ловит рыбу и кормит мужа». – «А если кто-нибудь сотворит с кем-нибудь блуд, каково бывает дело?» – спросил рыбак. И Абд-Аллах морской ответил: «Когда это бывает установлено, женщину изгоняют в город девушек, а если она понесла после блуда, её оставляют, пока она не родит, и если она родит девочку, их изгоняют вместе, и девочку называют: блудница, дочь блудницы, и она остаётся девушкой, пока не умрёт. А если новорождённый – мальчик, его берут к царю, султану моря, и он его убивает». И Абд-Аллах земной удивился этому, и потом АбдАллах морской повёл его в другой город, а после этого – в другой, и так далее, и он не переставал ему показывать, пока не показал восемьдесят городов, и рыбак видел, что жители одного города не похожи на жителей других городов. «О брат мой, – спросил он, – остались ли в море ещё города?» И морской воскликнул: «А что ты видел из городов моря и его диковин?» – «Клянусь пророком, великодушным, кротким и милосердым, если бы я тысячу лет показывал тебе каждый день тысячу городов и в каждом городе показывал тебе тысячу диковин, я бы не показал тебе и одного кирата из двадцати четырех киратов городов моря и его чудес. Я показал тебе только наши страны и нашу землю – ничего больше». – «О брат мой, – сказал рыбак, – если дело обстоит так, довольно с меня того, что я видел. Мне опротивело есть рыбу, а я провёл вместе с тобой восемьдесят дней, и ты кормишь меня по утрам и по вечерам только сырой рыбой – не жареной и не вареной». – «А что такое – варёная или жареная?» – спросил Абд-Аллах морской. И Абд-Аллах земной сказал: «Мы рыбу жарим на огне или варим её, и готовим разнообразно, и делаем из неё много блюд». – «А откуда придёт к нам огонь? – спросил морской. – Мы не знаем ни жареного, ни вареного, ни чего-либо другого». «Мы жарим рыбу на оливковом или на кунжутном масле», – сказал земной. И морской молвил: «А откуда у нас быть оливковому и кунжутному маслу? Мы здесь в море не знаем ничего из того, что ты сказал». – «Твоя правда, – сказал земной, – но ты показал мне, о брат мой, много городов и не показал мне своего города». – «Что касается моего города, – сказал морской, – то мы прошли мимо его, и он близко от берега, откуда мы пришли. Я оставил мой город и пришёл с тобой сюда, так как хотел показать тебе другие города моря». – «Достаточно того, что я посмотрел, – сказал рыбак, – и я хочу, чтобы ты мне показал твой город». – «Будет так», – сказал морской. И затем он вернулся с рыбаком к своему городу и, дойдя до него, сказал: «Вот мой город». И рыбак увидел, что это город маленький в сравнении с городами, которые он уже видел. И он вошёл в город вместе с Абд-Аллахом морским и шёл, пока не достиг одной пещеры, и морской сказал ему: «Вот мой дом, и все дома в этом городе – такие же пещеры в горах – большие или маленькие – и все города в море такого же вида. Всякий, кто хочет сделать себе дом, идёт к царю и говорит ему: «Я хочу устроить дом в таком-то месте». И царь посылает с ним отряд рыб, называемых клевальщиками, и назначает в уплату им определённое количество рыбы (а у них клювы, которыми они крошат твёрдые камни), и они подходят к горе, которую выбрал хозяин дома, и выдалбливают в ней дом, а хозяин дома ловит им рыб и кормит их, пока пещера не будет готова, и тогда они уходят, а хозяин дома поселяется в ней. И все обитатели моря в таких же обстоятельствах, – они заключают друг с другом сделки и служат друг другу только за рыбу, и все они – рыбы. Входи», – сказал он потом рыбаку. И когда тот вошёл, Абд-Аллах морской крикнул: «Эй, дочка!» И вдруг вошла его дочка, и у неё было круглое лицо, точно луна, и длинные волосы, и тяжёлые бедра, и насурьмлённые глаза, и тонкий стан, но она была голая и с хвостом. И, увидев со своим отцом Абд-Аллаха земного, она спросила: «О батюшка, что за куцый, которого ты привёл к нам?» И морской ответил: «О дочка, это мой друг – земной, от которого я приносил тебе земные плоды. Подойди поздоровайся с ним». И девушка подошла и приветствовала Абд-Аллаха земного ясным языком и проникающими словами, и её отец сказал ей: «Подай пищу нашему гостю, с приходом которого опустилась на нас благодать». И девушка принесла ему две большие рыбы, каждая из которых была как ягнёнок, и морской сказал рыбаку: «Ешь». И он стал есть через силу, от голода, так как ему опротивело есть рыбу, а у них не было ничего, кроме рыбы. И едва прошло немного времени, как пришла жена Абд-Аллаха морского, а она была красива обликом, и с ней было двое мальчиков, и у каждого мальчика был в руках малёк рыбы, которого он грыз, как человек грызёт огурец. И, увидев со своим мужем Абд-Аллаха земного, жена морского спросила: «А что это за куцый?» И мальчики со своей сестрой и их мать подошли, и стали смотреть на зад Абд-Аллаха земного, и говорить: «Да, клянёмся Аллахом, он куцый!» – и начали смеяться над ним. «О брат мой, – сказал Абд-Аллах земной, – разве ты привёл меня для того, чтобы сделать меня потехой…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.     Девятьсот сорок шестая ночь  Когда же настала девятьсот сорок шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абд-Аллах земной сказал Абд-Аллаху морскому: „О брат мой, разве ты привёл меня для того, чтобы сделать меня потехой для твоих детей и жены?“ И Абд-Аллах морской молвил: „Прости, о брат мой, среди нас не найти тех, у кого нет хвоста, и если окажется ктонибудь без хвоста, его берет султан, чтобы над ним посмеяться. И не взыщи, о брат мой, с этих маленьких детей и женщины – у них недостаёт разума“. И затем Абд-Аллах морской крикнул на своих домочадцев и сказал им: «Замолчите!» И они испугались и замолчали. А морской стал уговаривать земного, и когда они разговаривали, вдруг пришли десять человек, большие, сильные и толстые, и сказали: «О Абд-Аллах, до царя дошло, что у тебя есть куцый из куцых земли». – «Да, – сказал Абд-Аллах морской, – вот этот человек. Это мой друг, и он пришёл ко мне в гости, и я хочу возвратить его на землю». – «Мы можем уйти только с ним», – сказали пришедшие, – и если ты хочешь разговаривать, то поднимись, возьми его и приведи к царю и то, что ты говоришь нам, скажи царю». – «О брат мой, – сказал Абд-Аллах морской, – оправдание ясно, и мы не можем прекословить царю. Но пойдём со мной к царю, и я постараюсь освободить тебя от него, если захочет Аллах. Не бойся – когда он увидит тебя, он узнает, что ты из детей земли, а узнав, что ты земной, он обязательно окажет тебе уважение и вернёт тебя на землю». – «Решение – твоё решение, – сказал Абд-Аллах земной, – и я полагаюсь на Аллаха и пойду с тобой». И Абд-Аллах морской взял рыбака и шёл с ним, пока не дошёл до царя, и, увидев его, царь засмеялся и сказал: «Добро пожаловать куцему!» И все, кто был вокруг царя, смеялись и говорили: «Да, клянёмся Аллахом, он куцый». И Абд-Аллах морской подошёл к царю, и рассказал ему об обстоятельствах рыбака, и сказал: «Это один из детей земли, мой друг. И он не будет жить среди нас, так как любит есть рыбу только жареной или вареной, и я хочу, чтобы ты позволил мне возвратить его на землю». – «Если дело обстоит так, – сказал царь, – и он не будет жить у нас, то я разрешаю тебе возвратить его на землю поело угощения. Подайте ему угощение», – приказал потом царь. И ему подали рыбу всех форм и цветов, и Абд-Аллах земной поел, исполняя приказание царя. «Пожелай что-нибудь от меня», – сказал затем царь. И Абд-Аллах земной сказал: «Я желаю, чтобы ты дал мне драгоценных камней». И царь молвил: «Отведите его в дом драгоценных камней и дайте ему выбрать, что ему нужно». И друг рыбака взял его в дом драгоценных камней, и он отобрал сколько хотел. А затем они с Абд-Аллахом морским вернулись в свой город и, вынув кошелёк, Абд-Аллах сказал: «Возьми это как залог и доставь на могилу пророка (да благословит его Аллах и да приветствует!)» И рыбак взял кошелёк, не зная, что в нем находится. И затем морской вышел с ним, чтобы доставить его на землю, и рыбак услышал по дороге пение и увидел торжество и разложенную трапезу, и люди ели и пели в великой радости. Абд-Аллах земной спросил Абд-Аллаха морского: «Чего это люди в такой великой радости, разве у них свадьба?» – «У них не свадьба, – отвечал морской, – но у них кто-то умер». – «А разве когда у вас кто-нибудь умирает, вы радуетесь, поёте и едите?» – спросил Абд-Аллах земной, и морской сказал; «Да. А вы, о люди земли, что вы в этом случае делаете?» – «Когда у нас кто-нибудь умирает, – ответил земной, – мы печалимся о нем и плачем, я женщины бьют себя по лицу и разрывают на себе одежды от печали по тем, кто умер». И Абд-Аллах морской вытаращил на Абд-Аллаха земного глаза и сказал: «Давай сюда залог». И рыбак отдал ему, и тогда морской вывел его на землю и сказал: «Я разрываю дружбу с тобою и привязанность к тебе, и после этого дня ты меня не увидишь, и я тебя не увижу». – «Почему эти слова?» – спросил Абд-Аллах земной, и морской сказал: «Разве вы, о люди земли, не залог Аллаха?» – «Да», – ответил земной. И морской сказал; «Не легко же вам, когда Аллах берет свой залог, и вы плачете о нем, и как же я дам тебе залог пророка (да благословит его Аллах и да приветствует!), если вы, когда приходит к вам новорождённый, радуетесь ему, хотя Аллах великий вкладывает в него душу, как залог, а когда он берет её, – как это может быть для вас тяжело и почему вы плачете и печалитесь? Нет нам в товариществе с вами нужды». И затем он оставил его и ушёл в море, и Абд-Аллах земной надел свои вещи, взял камни и отправился к царю. И тот встретил его, истосковавшийся, и обрадовался ему, и сказал: «Каково тебе, о мой зять, и почему тебя не было со мной все это время?» И рыбак рассказал ему свою историю и то, какие он видел чудеса в море. И царь удивился этому, а потом Абд-Аллах земной рассказал, что ему говорил Абд-Аллах морской. И царь сказал: «Ты ошибся, сказав ему об этом». И затем рыбак продолжал некоторое время ходить на берег и кричать Абд-Аллаха морского, но тот не отвечал и не приходил к нему. И тогда Абд-Аллах земной потерял надежду его увидеть и он пребывал с царём, своим тестем, и с домашними в наирадостнейшем положении, совершая прекрасные поступки, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний и они все не умерли. Хвала живому, который не умирает, господину видимого и невидимого царства! Он властен во всякой вещи, с рабами своими милостив и всеведущ.     Сказка об Абу-ль-Хасане из Омана (ночи 946—952)    Рассказывают также, что халиф Харунар-Рашид однажды ночью сильно мучился бессонницей. Он позвал Масрура и, когда тот явился, сказал ему: «Приведи ко мне скорее Джафара!» И Масрур пошёл и привёл его, и когда Джафар остановился перед халифом, тот сказал: «О Джафар, на меня напала сегодня ночью бессонница и прогнала от меня сон, и я не знаю, как избавиться от неё». – «О повелитель правоверных, – сказал Джафар, – мудрецы говорят: „Взгляд в зеркало, посещение бани и слушание пения прекращают заботы и размышления“. – „Джафар, – сказал халиф, – я все это делал, но ничто не помогает, и я клянусь моими пречистыми дедами, если ты не найдёшь способ прогнать от меня бессонницу, я отрублю тебе голову“. – „О повелитель правоверных, – сказал Джафар, – сделаешь ли ты то, что я тебе посоветую?“ – „А что ты мне посоветуешь?“ – спросил халиф. И Джафар сказал: „Сядем в лодку и спустимся на ней по реке Тигру, вместе с течением воды, до местности, называемой Карн-ас-Сарат, – может быть, мы услышим то, чего не слыхали, или увидим то, чего не видали, ибо сказано: „Рассеется забота от одного из трех дел: пусть увидит человек то, чего не видал, или услышит то, чего не слыхал, или вступит на землю, на которую не вступал“. – «Может быть, это будет причиной прекращения твоей тревоги, о повелитель правоверных“. И тогда ар-Рашид встал со своего места и пошёл вместе с Джафаром, его братом альФадлом, Исхаком собутыльником, Абу-Новасом и Абу-Дулафом[659] и Масруром меченосцем…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.     Девятьсот сорок шестая ночь  Когда же настала девятьсот сорок седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что халиф встал со своего места и пошёл вместе с Джафаром и остальными людьми. И они вошли в комнату одежд, и все оделись в платья купцов, и, направившись к Тигру, сели в лодку, украшенную золотом, и спустились по течению реки, пока не достигли того места, куда направлялись. И они услышали голос девушки, певшей под лютню и произносившей такие стихи: «Сказал я ему, когда появились вина, А соловей уж пел в ветвях деревьев; «Доколе медлить будешь ты в веселье? Очнись – ведь жизнь нам лишь взаймы даётся! Бери вино от друга дорогого, В чьём взоре томность лишь и сокрушение. Я на щеках его посеял розы, И меж кудрей они гранат взрастили. Считаешь ты на нем места ударов золой холодной: но ланиты – пламя, Хулитель говорит: «Его забудь ты!» Как оправдаться, раз пушок доносит?»     И халиф, услышав этот голос, воскликнул: «О Джафар, как прекрасен этот голос!» И Джафар отвечал: «О владыка наш, не касалось моего слуха ничего приятнее и лучше этого пения, но только, о господин мой, слушать из-за стены, значит слушать наполовину, каково же будет слушать из-за занавески?» – «Пойдём, о Джафар, – сказал халиф. – Явимся, непрошеные, к хозяину этого дома, и, может быть, мы увидим певицу воочию». – «Слушаю и повинуюсь!» – сказал Джафар. И они вылезли из лодки и попросили позволения войти, и вдруг к ним вышел юноша, красивый на вид, с нежными словами и красноречивым языком, и сказал: «Приют и уют, о господа, оказывающие мне милость! Входите, ширина вам и простор!» И они вошли (а юноша шёл перед ними) и увидели дом, выходящий на четыре стороны, и потолки в нем были позолоченные, а стены были разрисованы лазурью. В доме был портик, под которым стояла красивая скамья, а на ней сидели сто невольниц, подобных лунам. И юноша закричал на них, и они сошли с сидений, а затем хозяин дома обернулся к Джафару и сказал: «О господин, я не отличаю среди вас высокого от высшего. Во имя Аллаха! Пусть пожалует тот из вас, кто всех выше, на почётное место, а товарищи его пусть садятся, каждый по чину». И все сели на своё место, а Масрур стоял перед ними, прислуживая, и хозяин дома сказал: «О гости, с вашего позволения – не принести ли вам чего-нибудь съестного?» И ему ответили: «Хорошо!» И тогда он велел невольницам принести еду, и пришли четыре невольницы с перетянутым станом, неся перед собой стол, на котором были диковинные кушанья из того, что ходит, летает и плавает в морях, – ката, перепёлки, цыплята и голуби, и по краям скатерти были написаны подходящие к месту стихи. И пришедшие поели вдоволь и вымыли руки, и юноша сказал: «О господа мои, если у вас есть нужда, скажите нам о ней, чтобы мы почтили себя её исполнением». И пришедшие ответили: «Хорошо! Мы пришли в твоё жилище только из-за голоса, который услыхали за стеной твоего дома, и хотим услышать его и узнать его обладательницу, и, если ты решишь пожаловать нам это, это будет от твоих благородных качеств, а потом мы вернёмся туда, откуда пришли». – «Добро вам пожаловать!» – сказал юноша. А затем он обернулся к одной чёрной невольнице и сказал ей: «Приведи твою госпожу такую-то». И невольница ушла, и пришла, неся скамеечку, и поставила её, и ушла вторично, и вернулась с девушкой, подобной луне в её полноте, и девушка села на скамеечку, а затем чёрная невольница подала ей атласный чехол, и девушка вынула из него лютню, украшенную драгоценными камнями и яхонтами, а колки её были из золота…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.     Девятьсот сорок восьмая ночь  Когда же настала девятьсот сорок восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка, когда пришла, села на скамеечку и вынула лютню из чехла, и вдруг оказалось, что она украшена драгоценными камнями и яхонтами, а колки её – из золота. И девушка подтянула струны лютни, и она была такова, как сказал о ней и о лютне её поэт: Она обняла её, как нежная мать дитя, На лоне своём, и ярко блещут колки её. Коль правою шевельнёт рукой, чтоб настраивать, Сейчас же другой рукой поправит колки она.     И затем она прижала лютню к груди и склонилась над ней, как мать склоняется над ребёнком, и прошлась по её струнам, которые жалостно вскрикнули, как кричит ребёнок, зовя мать. А потом она ударила по струнам и произнесла такие стихи: «О, вернёт пусть время любимого для укоров мне! Мой друг, ты чашу вкруг пусти и пей вино, Что с кровью сердца мужа лишь смешается, И тотчас полон радости, восторга он. Ветерок берётся нести его вместе с чашею, Но видал ли ты луну полную, что звезду несёт? Как часто ночью я с луной беседую, Над Тигром ночи сумрак озаряющей, И склоняется месяц к западу, как будто бы Протянул он меч позолоченный над гладью вод».     А окончив свои стихи, девушка заплакала сильным плачем, и все, кто был в доме, закричали, плача, так что едва не погибли, и не было среди них никого, кто бы не исчез из мира, не разорвал бы своих одежд и не бил бы себя по лицу из-за красоты её пения. И ар-Рашид сказал: «Поистине, пение этой девушки указывает на то, что она влюблённая-разлучённая». И её господин ответил: «Она потеряла мать и отца». И ар-Рашид воскликнул: «Это не плач того, кто потерял отца и мать, это тоска того, кто лишился любимого». И ар-Рашид пришёл в восторг и сказал Исхаку: «Клянусь Аллахом, я не видел ей подобной!» И Исхак молвил: «О господин мой, я дивлюсь на неё крайним удивлением и не владею своей душой от восторга». А ар-Рашид при всем этом смотрел на хозяина дома и вглядывался в его прелести и изящество его черт. И он увидел у него на лице следы желтизны, и обратился к нему, и сказал: «О юноша!» И юноша ответил: «Я здесь, о господин». И ар-Рашид спросил его: «Знаешь ли ты, кто мы?» – «Нет», – отвечал юноша. И Джафар сказал: «Хочешь ли ты, чтобы мы сказали тебе, как имя каждого из нас?» – «Да», – отвечал юноша. И Джафар молвил: «Это повелитель правоверных и сын дяди господина посланных», – и назвал ему имена остальных пришедших. А после этого ар-Рашид сказал: «Хочу, чтобы ты рассказал мне про желтизну, которая у тебя на лице, приобретённая ли она, или коренная, со времени рождения?» – «О повелитель правоверных, – сказал юноша, – мой рассказ удивителен, и дело моё диковинно, и если бы написать его иглами в уголках глаза, он бы был назиданием для поучающихся». «Осведоми меня о нем, – сказал халиф. – Может быть, твоё исцеление придёт через мои руки». – «О повелитель правоверных, предоставь мне твой слух и освободи для меня твоё внимание», – молвил юноша. И ар-Рашид воскликнул: «Подавай твой рассказ, – ты внушил мне желание его послушать!» И тогда юноша сказал: «Знай, о повелитель правоверных, что я человек из купцов, торгующих в море, и род мой из города Омана. Мой отец был купцом с большими деньгами, и было у него тридцать кораблей, которые работали в море, и плата за них каждый год составляла тридцать тысяч динаров. А он был человек благородный и научил меня письму и всему, что нужно человеку. И когда пришла к нему кончина, он позвал меня и заповедал мне то, что обычно, и затем Аллах великий взял его к своему милосердию (да оставит Аллах в живых повелителя правоверных!). А у моего отца были товарищи, которые торговали на его деньги и ездили по морю. И в какой-то день случилось, что я сидел в моем жилище, вместе с несколькими купцами, и вдруг вошёл ко мне один из моих слуг и сказал: „О господин, у ворот человек, который просит позволения войти к тебе“. И я позволил ему, и он вошёл, неся на голове что-то закрытое, и поставил это передо мной и открыл, и вдруг оказалось, что это плоды, поспевшие не вовремя, и редкости и диковинки, которых нет в нашей стране. И я поблагодарил его за это и дал ему сто динаров, и он ушёл благодаря. А потом я разделял принесённое среди всех, кто был со мной из друзей, и спросил купцов: „Откуда это?“ – „Из Басры“, – сказали они и стали хвалить плоды и описывать красоту Басры, и все они сошлись на том, что среди городов нет города прекраснее Багдада и его обитателей. И они начали описывать Багдад и прекрасный нрав его жителей, и его хороший воздух, и красивое расположение, и моей душе захотелось туда, и мечты мои привязались к тому, чтобы его увидеть. И я продал свои земли и владения, и продал корабли за сто тысяч динаров, и продал рабов и невольниц, и когда я собрал все свои деньги, их оказалось тысяча тысяч динаров, кроме драгоценных камней и металлов. И я нанял корабль, и погрузил на него деньги и все своё имущество, и плыл на нем дни и ночи, пока не прибыл в Басру. И я провёл там некоторое время, а потом нанял корабль и сложил на него свои деньги, и мы плыли вниз по реке немного дней и достигли Багдада. И я спросил, где живут купцы и какое место лучше всего для жизни, и мне сказали: „Квартал аль-Карх“[660] И я пришёл туда, и нанял дом на улице, называемой Шафранная, и перенёс все свои деньги в этот дом, и провёл там некоторое время. А затем в какой-то день я отправился на прогулку, имея с собой немного денег (а был день пятницы), и пришёл в соборную мечеть, называемую мечеть аль-Мансура[661], в которой совершается соборная молитва. И когда мы кончили молиться, я вышел с людьми и пошёл в место, называемое Карн-ас-Сарат. И я увидел в этой местности высокий красивый дом с балконом, выходящим на берег, и на балконе было окно. И я подошёл, среди других людей, к этому помещению и увидел сидящего старика, одетого в красивые одежды, от которого распространялся приятный запах. И старик распустил свою бороду, и она разделялась у него на груди на две пряди, подобные серебряным тростям, и вокруг него стояли четыре невольницы и пять слуг. И я спросил одного человека: «Как зовут этого старика и какое его ремесло?» И он сказал: «Это – Тахир ибн аль-Ала, и он содержатель девушек. Всякий, кто к нему входит, ест, пьёт и смотрит на красавиц». «Клянусь Аллахом, – воскликнул я, – я уж давно хожу и ищу чтонибудь подобное!..» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.     Девятьсот сорок девятая ночь  Когда же настала девятьсот сорок девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша воскликнул: „Клянусь Аллахом, я уже давно хожу и ищу что-нибудь подобное!“ И я подошёл к старику, о повелитель правоверных, – говорил он, – и приветствовал его, и сказал: „О господин мой, у меня есть до тебя нужда“. – „Что у тебя за нужда?“ – спросил он. И я сказал: „Я хочу быть твоим гостем сегодня вечером“. – „С любовью и охотой!“ – ответил старик. А потом он сказал: „О дитя моё, у меня много девушек, и среди них есть такие, чья ночь по десять динаров, а есть такие, чья ночь по сорок динаров, а есть и такие, чья ночь стоит больше. Выбирай которую хочешь“. – „Я выбираю ту, чья ночь по десять динаров“, – сказал я. И затем я отвесил старику триста динаров за месяц, и он передал меня слуге, и этот слуга взял меня, и отвёл в баню, находящуюся в доме, и хорошо мне прислуживал. А когда я вышел из бани, он привёл меня в какую-то комнату и постучал в дверь. И к нему вышла девушка, и он сказал ей: „Бери твоего гостя“. И девушка встретила меня пожеланием уюта и простора, смеясь и радуясь, и ввела меня в удивительную комнату, украшенную золотом, и я всмотрелся в эту девушку и увидел, что она подобна луне в ночь её полноты, и ей прислуживали две невольницы, подобные звёздам. И она посадила меня, и села со мной рядом, и сделала девушкам знак, и они принесли столик со всевозможным мясом – курицами, перепёлками, ката и голубями, и мы ели, пока не насытились, и я в жизни не видел кушаний слаще этих. И когда мы поели, столик был убран, и принесли столик с напитками, цветами, сладостями и плодами, и я провёл с этой девушкой месяц в таких обстоятельствах. А когда месяц кончился, я сходил в баню и пришёл к старику и сказал ему: «О господин мой, я хочу ту, чья ночь по двадцать динаров». – «Вешай золото», – сказал он. И я пошёл, и принёс золото, и отвесил старику шестьсот динаров за месяц, и он позвал слугу и сказал: «Возьми своего господина». И слуга взял меня и отвёл в баню, а когда я вышел, он привёл меня к дверям какой-то комнаты и постучался, и из комнаты вышла девушка: «Возьми своего гостя», – сказал он ей. И она встретила меня наилучшей встречей, и вдруг я вижу – вокруг неё четыре невольницы. И она приказала принести еду, и принесли столик со всевозможными кушаньями, и я стал есть, а когда я покончил с едой и столик убрали, девушка взяла лютню и пропела такие стихи: «О мускуса дуновенье из вавилонских стран, Любовью моей молю – послания мои доставь! Я знал в этих странах раньше милых жилища все – и Возвышенней средь жилищ других они истинно! И та в них живёт, любовь к кому всех влюбившихся Пленила, но пользы нет для них от неё совсем».     И я провёл у неё месяц, а затем пришёл к старику и сказал: «Хочу ту, что за сорок динаров!» И старик сказал: «Вешай золото!» И я отвесил ему за месяц тысячу двести динаров и провёл с девушкой месяц, точно день, столь прекрасной я нашёл её внешность и её общество. И затем я опять пришёл к старику. А дело было уже под вечер, и я услышал большой шум и громкие голоса и спросил его: «В чем дело?» И старик сказал: «Сегодняшняя ночь у нас самая знаменитая из ночей, и все люди развлекаются в эту ночь, глядя друг на друга. Не хочешь ли ты подняться на крышу и посмотреть на людей?» И я сказал: «Хорошо!» И поднялся на крышу и увидел красивую занавеску, а за занавеской – великолепное помещение, в котором стояла скамья, и на ней были прекрасные ковры, и там сидела красивая девушка, которая ошеломляла смотревших своей красотой, прелестью, стройностью и соразмерностью. И рядом с ней сидел юноша, положив руку ей на шею, и целовал её, и она целовала его. И, увидев их, о повелитель правоверных, я не мог владеть своей душой и не знал, где я, – так ослепил меня прекрасный облик этой девушки. И когда я спустился вниз, я спросил девушку, у которой я был, и описал ей облик той девушки, и она сказала: «А что тебе до неё?» И я воскликнул: «Клянусь Аллахом, она взяла у меня ум!» И девушка улыбнулась и сказала: «О Абу-ль-Хасан, у тебя есть до неё желание?» – «Да, клянусь Аллахом, она овладела моим сердцем и умом!» – воскликнул я, и девушка молвила: «Это дочь Тахира ибн аль-Ала, и она наша госпожа, а мы все – её невольницы. Знаешь ли ты, о Абу-ль-Хасан, сколько стоит её ночь и день?» – «Нет», – ответил я. И девушка сказала: «Пятьсот динаров, и по ней вздыхают сердца царей». – «Клянусь Аллахом, – воскликнул я, – я изведу все свои деньги на эту девушку!» И я провёл всю ночь, борясь со страстью, а наутро я пошёл в баню и надел самые роскошные одежды из одежд царей и, придя к отцу девушки, сказал ему: «О господин, я хочу ту, чья ночь по пятьсот динаров». – «Вешай золото!» – сказал старик. И я отвесил ему пятнадцать тысяч динаров за месяц, и он взял их и сказал слуге: «Отведя его к твоей госпоже такой-то!» И слуга взял меня и привёл в помещение, наряднее которого не видел мой глаз на лице земли. И я увидел, что девушка сидит там, и когда я увидел её, она ошеломила мой ум своей красотой, о повелитель правоверных, и была она подобна луне в четырнадцатую ночь…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.     Ночь, дополняющая до девятисот пятидесяти  Когда же наступила ночь, дополняющая до девятисот пятидесяти, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша рассказал повелителю правоверных о качествах той девушки и продолжал: «И она была подобна луне в четырнадцатую ночь – красивая, прелестная, стройная и соразмерная; её слова позорили звуки лютни, и как будто её имели в виду слова поэта: И если б она явилась вдруг многобожникам, Её бы сочли они за бога, не идола, А если бы в море вдруг солёное плюнула, То стала б вода морская от слюны сладкою. А если монаху на востоке явилась бы, Оставил бы он восток, пошёл бы на запад он. Или слова другого; Взглянул на неё я раз, и впали в смущение Тончайшие мысли от чудесных красот её. Внушила ей мысль её, что я её полюбил, И мысль эта отразилась вмиг на щеках её И я приветствовал девушку, и она сказала» «Приют и уют, добро тебе пожаловать!» И взяла меня за руку, о повелитель правоверных, и посадила с собой рядом, и от крайней тоски я заплакал, боясь разлуки, и пролил слезы из глаз, и произнёс такое двустишье: «Люблю я разлуки ночи – я им не радуюсь, Но, может быть, им вослед придёт единенье. Дней близости не люблю я очень – ведь знаю я, Что будет исходом всех вещей прекращенье».     И девушка стала развлекать меня ласковыми речами, а я утопал в море страсти и боялся, хоть был вблизи, мучений разлуки из-за крайней любви и тоски. И я вспомнил горечь разлуки и отдаления и произнёс такое двустишье: «В час сближенья с нею подумал я о разлуке с ней, И из глаз моих заструились слезы-дракона кровь. И глаза я стал вытирать о шею красавицы — Ведь сдерживает камфара обычно кровь».     И девушка приказала принести кушанья, и пришли четыре невольницы, высокогрудые девы, и поставили перед нами кушанья, плоды, сладости, цветы и вино, подходящие для царей. И мы поели, о повелитель правоверных, и сидели за вином, и вокруг нас были цветы, в помещении, подходящем только для царя. А затем, о повелитель правоверных, невольница принесла ей парчовый чехол, и она взяла его, и вынула из него лютню, и, положив лютню на колени, прошлась по струнам, и струны жалобно позвали, как ребёнок зовёт мать, а девушка произнесла такое двустишье: «Вино пей всегда из рук газели изнеженной — По нежности свойств они друг другу подобны. Поистине, пьющему усладу даёт вино Тогда лишь, когда блестят ланиты у кравчих».     И я пробыл у неё, о повелитель правоверных, в таких обстоятельствах некоторое время, пока не вышли все мои деньги, и я подумал, сидя с нею, о разлуке, и слезы полились у меня по щекам, как потоки, и я перестал отличать ночь от дня. «Почему ты плачешь?» – спросила девушка. И я сказал ей: «О госпожа, с тех пор как я к тебе пришёл, твой отец берет с меня каждый вечер пятьсот динаров, и у меня не осталось нисколько денег, а правду сказал поэт, когда сказал: Коль беден ты, на родине ты чужак, С деньгами ж – всем родной на чужбине».     «Знай, – сказала девушка, – что у моего отца в обычае, когда у него находится купец и он разорится, держать его как гостя три дня, а потом его выгоняют, и он никогда к нам не возвращается. Но скрывай свою тайну и таи своё дело, а я устрою хитрость, чтобы быть с тобой, до каких пор захочет Аллах, – в моем сердце великая любовь к тебе. Знай, что все деньги отца под моей рукой, и он не знает их количества. Я буду давать тебе каждый день мешок с пятью сотнями динаров, а ты будешь отдавать его моему отцу и скажешь: „Я не стану тебе давать деньги иначе как день за днём“. И всякий раз, как ты отдашь ему деньги, он будет давать их мне, а я буду давать их тебе, и мы будем продолжать так, до каких пор захочет Аллах». И я поблагодарил девушку за это и поцеловал ей руку, и я провёл у неё, о повелитель правоверных, таким образом целый год. И в какой-то день случилось, что она побила свою невольницу болезненным боем, и невольница сказала ей: «Клянусь Аллахом, я сделаю больно твоему сердцу, как ты сделала больно мне». И эта невольница пошла к её отцу и осведомила его о нашем деле с начала до конца. И Тахир ибн аль-Ала, услышав слова невольницы, тотчас же поднялся и вошёл ко мне, когда я сидел с его дочерью, и сказал: «О такой-то!» – «К твоим услугам!» – ответил я. И он сказал: «У нас такой обычай: когда с нами купец и он разорился, мы держим его как гостя три дня, а ты у нас уже год ешь, пьёшь и делаешь, что хочешь». И он обернулся к своим слугам и сказал: «Снимите с него одежду!» И они сделали это и дали мне скверную одежду ценой в пять дирхемов, и дали мне десять дирхемов, и старик сказал: «Уходи! Я не буду тебя ни бить, ни ругать, ступай своей дорогой, но если ты останешься в этом доме, за твою кровь не будет дано платы». И я вышел, о повелитель правоверных, не зная, куда идти, и опустилась в моё сердце вся забота в мире, и охватило меня беспокойство. И я сказал себе: «Как это я приехал морем с тысячей тысяч динаров, часть которых – цена тридцати кораблей, и все это остаётся в доме зловредного старика, и после этого я выхожу от него голый, с разбитым сердцем. Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!» И я провёл в Багдаде три дня, не вкушая ни еды, ни питья, а на четвёртый день я увидел корабль, направлявшийся в Басру, и сошёл на этот корабль, и нанял место у его хозяина, и доехал до Басры. И я пришёл на рынок, сильно голодный, и меня увидел один зеленщик, и подошёл ко мне, и обнял меня, так как он был моим другом и другом моего отца. Он спросил меня о моем положении, и я рассказал ему обо всем, что со мной случилось, и зеленщик сказал: «Клянусь Аллахом, это не дела разумного! После того, что с тобой случилось, что же ты задумал делать?» – «Не знаю, что делать», – сказал я. И зеленщик спросил: «Хочешь ли ты сидеть у меня и записывать мой расход и доход? Тебе будет каждый день два дирхема, сверх еды и питья». И я согласился на это и провёл у него, о повелитель правоверных, целый год, продавая и покупая, пока у меня не оказалось сто динаров, и тогда я нанял комнату на берегу реки, надеясь, что, может быть, придёт корабль с товаром, и я куплю на мои динары товару и отправлюсь с ним в Багдад. И случилось в какой-то день, что пришли корабли, и все купцы пошли покупать, и я пошёл с ними. И вдруг два человека вышли из трюма корабля и, поставив себе две скамеечки, сели. И купцы подошли к ним, чтобы покупать, и прибывшие сказали своим слугам: «Подайте ковёр». И ковёр принесли. И один из слуг принёс суму, и, вынув из неё мешок, раскрыл его, и опорожнил на ковёр, и вдруг я увидел, что ковёр похищает взоры, – так много было на нем драгоценных камней, жемчуга, коралла, яхонтов и карнеола всевозможных цветов…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.