СОЧИНЕНИЯ по творчеству В. Астафьева

 

"Вечные темы в рассказах Астафьева". Сочинение

Повествование о просторах великой сибирской реки, бескрайней тайге, голубизне и шири поднебесья, «нескончаемое мироздания и прочности жизни», которая «играет» в малой капле и цветке, что дерзко вышел навстречу холодным ветрам и ждет солнца, буквально переполнено художественными деталями, несущими особую нагрузку. Рассказ о таких чудесах природы не может не увлечь всякого, кому не чужда красота родного края, кто ощущает себя частью природы и этой красоты, способен чувствовать радость и биение жизни даже в капле и цветке.

Так, например, в новелле «Капля» В.Астафьевым была затронута важная философская проблема, которую автор формулирует в рассуждениях о капле, замершей на «заостренном конце продолговатого ивового листа». Капля у автора повествования — это отдельная человеческая жизнь. И продолжение существования каждой капли заключается в слиянии ее с другими, в образовании потока — реки жизни. Так художественная деталь обретает широчайшее философское значение, обобщается в сущность человеческого бытия.

Чрезвычайно важны здесь и размышления рассказчика о детях, в которых продолжаются людские краткие радости, благотворные печали и просто жизнь. Смерти нет, и в мире ничто не проходит бесследно — вот основная мысль, выраженная писателем в «Капле».

В книге «Царь-рыба» есть новелла с таким же названием. Видимо, автор придает ей особое значение, поэтому хотелось бы подробнее остановиться именно на ней. Игнатьич — главный герой новеллы. Этого человека уважают односельчане за то, что он всегда рад помочь советом и делом, за сноровку в ловле рыбы, за ум и сметливость. Это самый зажиточный человек в селе, все делает ладно и разумно. Нередко он помогает людям, но в его поступках нет искренности. Не складываются у героя новеллы добрые отношения и со своим братом.

В селе Игнатьич известен как самый удачливый и умелый рыбак. Чувствуется, что он в избытке обладает рыбацким чутьем, опытом предков и собственным, обретенным за долгие годы. Свои навыки Игнатьич часто использует во вред природе и людям, так как занимается браконьерством. Истребляя рыбу без счета, нанося природным богатствам реки непоправимый урон, главный герой новеллы сознает незаконность и неблаговидность своих поступков, боится «сраму», который может его постигнуть, если браконьера в темноте подкараулит лодка рыбнадзора. Заставляла же Игнатьича ловить рыбы больше, чем ему было нужно, жадность, жажда наживы любой ценой. Это и сыграло для него роковую роль при встрече с царь-рыбой.

Тут художественная деталь — описание рыбы — приобретает черты почти мистические: рыба походила на «доисторического ящера», «глазки без век, без ресниц, голые, глядящие со змеиной холодностью, чего-то таили в себе». Игнатьича поражают размеры осетра, выросшего на одних «козявках» и «вьюнцах», он с удивлением называет его «загадкой природы». С того самого момента, как увидел Игнатьич царь-рыбу, что-то зловещее показалось ему в ней, и позже герой новеллы понял, что одному не совладать с этаким чудищем.

Желание позвать на подмогу брата с механиком вытеснила всепоглощающая жадность: «Делить осетра?.. В осетре икры ведра два, если не больше. Икру тоже на троих?!» Игнатьич в эту минуту даже сам устыдился своих чувств. Но через некоторое время жадность он почел азартом, а желание поймать осетра оказалось сильнее голоса разума.

Кроме жажды наживы, была еще одна причина, заставившая Игнатьича помериться силами с таинственным существом. Это удаль рыбацкая. «А-а, была, не была! — подумал главный герой новеллы. — Царь-рыба попадается раз в жизни, да и то не всякому Якову». Отбросив сомнения, «удало, со всего маху Игнатьич жахнул обухом топора в лоб царь-рыбу...».

Образ топора в этом эпизоде вызывает ассоциацию с Раскольниковым. Но герой Достоевского поднял его на человека, а Игнатьич замахнулся на саму мать-природу. Герой новеллы думает, что ему все дозволено. Но Астафьев считает, что эта вседозволенность не может быть ничьим правом. С замиранием сердца следит читатель за поединком Игнатьича с таинственной рыбой. Вскоре незадачливый рыбак оказался в воде, опутанный своими же удами с крючками, впившимися в тела Игнатьича и рыбы. «Реки царь и всей природы царь — на одной ловушке», — пишет автор. Тогда и понял рыбак, что огромный осетр «не по руке ему». Да он и знал это с самого начала их борьбы, но «из-за этакой гады забылся в человеке человек». Игнатьич и царь-рыба «повязались одной долей», их обоих ждет смерть. Страстное желание жить заставляет человека рваться с крючков, в отчаянии он даже заговаривает с осетром. «Ну что тебе!.. Я брата жду, а ты кого?» — молит Игнатьич. Жажда жизни толкает героя и на то, чтобы перебороть собственную гордыню.

Он кричит: «Бра-ате-ельни-и-и-ик!..» Игнатьич чувствует, что погибает. Рыба «плотно и бережно жалась к нему толстым и нежным брюхом». Герой новеллы испытал суеверный ужас от этой почти женской ласковости холодной рыбы. Он понял: осетр жмется к нему потому, что их обоих ждет смерть.

В этот момент человек начинает вспоминать свое детство, юность, зрелость. Кроме приятных воспоминаний, приходят мысли о том, что его неудачи в жизни были связаны с браконьерством. Игнатьич начинает понимать, что зверский лов рыбы всегда будет лежать на его совести тяжелым грузом. Вспомнился герою новеллы и старый дед, наставлявший молодых рыбаков: «А ежли у вас, робяты, за душой што есть, тяжкий грех, срам какой, варначество — не вяжитесь с царью-рыбой, попадется коды — отпушшайте сразу». Слова деда и заставляют астафьевского героя задуматься над своим прошлым. Какой же грех совершил Игнатьич? Оказалось, что тяжкая вина лежит на совести рыбака. Надругавшись над чувством невесты, он совершил проступок, не имеющий оправдания. Игнатьич понял, что этот случай с царь-рыбой — наказание за его дурные поступки. В этом и проявляется главная мысль новеллы и всей книги: человека ожидает расплата не только за варварское отношение к природе, но и за жестокость к людям. Истребляя в своей душе то, что природа закладывает изначально (доброту, порядочность, милосердие, честность, любовь), Игнатьич становится браконьером не только по отношению к природе, но и к самому себе.Человек — это неотъемлемая часть природы. Он должен жить с ней в согласии, иначе она будет мстить за свое унижение, «покорение». Это утверждает Астафьев в своей книге. Обращаясь к Богу, Игнатьич просит: «Господи! Да разведи ты нас! Отпусти эту тварь на волю! Не по руке она мне!

Он просит прощения у девушки, которую когда-то обидел, и после этого царь-рыба освобождается от крюков и уплывает в родную стихию, унося в теле «десятки смертельных уд». Игнатьичу сразу становится легче: телу — оттого что рыба не висела на нем мертвым грузом, душе — оттого что природа простила его, дала еще один шанс на искупление всех грехов и начало новой жизни.

«Царь-рыба» воспитывает чувство ответственности и заставляет задуматься каждого над словами автора о том, что за дурные поступки человека обязательно ждет возмездие. Читается этот сборник новелл с большим интересом, учит любить природу, воспитывает доброе отношение к человеку. Эта книга делает человека-добрее и умнее.

 

«Тема природы и человека в творчестве В. П. Астафьева».

Сочинение

В наше время очень много говорится об экологических проблемах, об угрозе, которая нависла не только над природой, но и над нами — людьми. И это понятно, ведь мы — часть природы, одно из звеньев цепи, которая когда-то была прочной и надежной. Как же так случилось, что мы сами порвали эту цепь? Откуда возникло это нелепое, чудовищное противостояние между природой и человеком? Когда-то кто-то решил объявить человека "царем природы". Но "царь" этот оказался злым, жестоким и беспощадным. Он превратил окружающий мир не просто в подчиненного, а в раба. Точнее, попытался превратить. Потому что природа не сдается просто так. Человек объявил ей войну,— она готова дать достойный ответ. И тут вспоминаются слова Егора Полушкина из романа Е. Васильева "Не стреляйте в белых лебедей": "Никакой человек не царь ей, природе-то. Не царь, вредно это — царем-то зваться. Сын он ее, старший сыночек. Так разумным же будь, не вгоняй в гроб маменьку!

Экологические вопросы не раз затрагивались в литературе. Взаимоотношениям природы и человека посвящено немало стихов, рассказов, повестей и романов. Потому что писатели и поэты, обладая чутким сердцем, отзывчивой душой и наблюдательным взглядом, не могут не заметить, а заметив, не могут остаться равнодушными к тому злу, которое все чаще причиняет человек окружающей его природе. Особенно остро конфликт между природой и человеком-потребителем раскрывается в произведениях современных писателей. И все чаще они рассматривают этот конфликт с философской точки зрения — как противостояние беззащитной красоты и наступательного, вселенского зла. Говоря об отношении человека к природе, большинство авторов идут дальше, глубже, перенося эти отношения в социальную сферу, делая их мерилом человеческих чувств, личности и общества в целом.

Именно такой философский подход использует в своем творчестве известный русский писатель Виктор Петрович Астафьев — признанный мастер, знающий и чувствующий природу, требующий бережного к ней отношения. Тема природы и человека в той или иной мере звучит во всех его произведениях. С помощью ее Астафьев стремится решать глобальные проблемы времени, искать пути совершенствования личности, пробуждать в человеке чувство сострадания. Тема природы захватила писателя с самых первых его рассказов для детей, где она в основном выражается в восторженном отношении к окружающему миру, в восхищении его красотой. Впоследствии же эта тема углубляется автором и начинает звучать уже как тема экологическая. Защита природы, защита человеческого в человеке — вот основная мысль, которая проходит через все творчество писателя. Она связана с высокими гуманистическими традициями всей русской классической литературы.

В большинстве произведений Астафьева главными действующими лицами являются природа, человек и сам автор. При этом природа выступает то в виде конкретных пейзажей, то как абстрактная философская категория. Разнообразными красками рисует писатель человека, чей образ в основном зависит от отношения к окружающему миру — как к миру природы, так и к миру людей. Каждый персонаж у Астафьева сложен и многогранен. И задача автора заключается в том, чтобы увидеть и оценить многообразные взаимосвязи человека и природы.

В рассказах писателя мы сталкиваемся с двумя противоположными видами этих взаимоотношений: с одной стороны, те, кто бездумно и жестоко уничтожает природу, с другой — те, кто стремится всеми способами сохранить, спасти окружающий мир. В этом отношении к природе проявляется в целом нравственная сущность человека. С теплотой и сочувствием рисует В. Астафьев образы душевных, чистых сердцем людей, например главная героиня рассказа "Людочка", сохранившая жестоких жизненных условиях доброту, порядочность, милосердие и уважение к людям. В этом произведении затронуты важнейшие вопросы: загрязнение окружающей среды, падение общественной нравственности и деградация личности. Все эти вопросы тесно взаимосвязаны и переплетаются между собой.

В городском парке люди выкопали канаву и проложили по ней трубу, а вот закопать забыли. "С годами к канаве приползло и разрослось, как ему хотелось, всякое дурнолесье и дуркотравье: бузина, малинник, тальник, волчатник, одичалый смородник, не рожавший ягод, и всюду развесистая полынь, жизнерадостные лопухи и колючки. Кое-где дурнину эту непролазную пробивало кривоствольными черемухами, две-три вербы, одна почерневшая от плесени упрямая береза росла и, отпрянув сажень на десять, вежливо пошумливая листьями, цвели в середине лета кособокие липы". Что же сделал с когда-то буйной и красивой природой человек? Как мог допустить все это? Вырублены леса, уничтожены цветы, плодородная в прошлом земля изрыта канавами, залитыми грязной зловонной водой. Уничтожив красоту, человек порвал все связи с окружающим миром. Он поработил природу, заставил работать на себя. Но чего он этим добился? Только постепенного самоуничтожения! Вместо того чтобы жить в согласии с природой, наслаждаться ее красотой и обогащать свой внутренний мир общением с ней, человек вынужден теперь бороться за собственное выживание.

Что же, как говорит Астафьев в повести "Царь-рыба", "пришла пора отчитаться за грехи, пробил крестный час". Люди ужасно эгоистичны и лицемерны, они не способны чувствовать чужую боль. Даже то, что еще осталось от природы, они испоганили, так как считали это ничьим. И в этом изуродованном мире все чаще появляются такие "изуродованные" люди, как Стрекач из "Людочки" — жалкое, нравственно одичавшее существо, которое собрало в себе все гадкое и подлое, что только может быть в человеке.

В. Астафьев в своих произведениях ставит вопрос не только об экологии природы, но и об экологии души. "Забылся в человеке человек!" —говорит писатель, и от этого все беды человеческие, все катастрофы. Разорваны связи человека с природой — отсюда великие нравственные потери, утрата человеком живой души. Автор убежден, что спасать природу необходимо не только вокруг человека, но и в нем самом.

Неразумность борьбы человека с окружающим миром, призрачность его победы, нравственные потери, которые несет человек от такой борьбы, показывает Астафьев в "Царь-рыбе". Рисуя противостояние человеческого и бесчеловечного, добра и зла, раздумывая о роли человека на земле, он стремится найти смысл жизни, отыскать вечные истины — то, на что мог бы стереться человек, чтобы выжить. В схватке с рыбой, перед лицом смерти, Игнатьич, герой повести, пересматривает всю свою жизнь, исповедуется перед самим собой и раскаивается. Он понимает, в чем его грех: всякое насилие над природой неизбежно приведет к гибели самого человека.

Автор показывает пробуждение души своего героя, полное нравственное перерождение, которое и спасает его от смерти. "Клянусь родом и подом: брошу рыбачить..." — обещает Игнатьич. И сдерживает свое обещание. Потому что постигает главную истину: смысл человеческой жизни в том, чтобы всегда оставаться человеком, не идти против своей совести. Не случайно, освободившись от рыбы, герой ощутил, что "ему сделалось легче". "Телу — оттого, что рыба не тянула вниз… душе — от какого-то, еще не постигнутого умом, освобождения". Да, человеческая душа очерствела, человек беспощадно губит природу, приближая возможные экологические катастрофы, приближая собственную гибель. Но все же В. Астафьев решительно не согласен с тем, что наступило время разрушения и ничего исправить нельзя. Он не может спокойно воспринимать надругательство над природой и убежден, что остались еще люди, которые, как и он, не утратили духовной чистоты. Еще есть шанс на спасение у человека и человечества. И этот шанс в том, чтобы оглянуться, осознать свои ошибки, увидеть красоту природы и сделать все возможное, чтобы сберечь, сохранить, приумножить эту красоту. Потому значительная роль отведена в произведениях Астафьева таким людям, как Аким, которого автор сравнивает со стойким северным цветком. Мать "подарила ему братьев и сестер, тундру и реку, чистое небо, солнце… цветок, протыкающий землю веснами, звуки ветра, белизну снега...". И он благодарен ей за это. Всю доброту, все тепло своего сердца Аким с радостью отдает окружающим: "Дети и собаки его любили — верный признак души открытой и незлой". Верой в лучшее будущее, в то, что человечество одумается и тем самым спасет себя, проникнуты пейзажи Астафьева.

Красота природы, слияние с ней дают его героям силы для существования. Природа выступает единственным источником энергии и успокоения. Она очищает мысли и душу.

Писатель обращается к каждому из нас, призывая помнить, что природа и человек неразрывно связаны между собой. Губя природу, мы губим самих себя, разрушая связи не только с окружающим миром, но и с себе подобными. Поэтому, чтобы выжить и не потерять себя, мы обязаны соблюдать разумное равновесие между человеком, его внутренним миром и окружающей его природой.

Астафьев в своих произведениях выражает надежду на то, что еще не поздно осознать все это и наладить гармоничные отношения с миром.

"Красота спасет мир", — говорил Ф. М. Достоевский. Так давайте же научимся видеть эту красоту! Давайте впустим ее в свои сердца и будем беречь, как самое дорогое в жизни!

 

"Читая рассказы Астафьева".

Сочинение

Виктор Астафьев является одним из талантливых писателей наших дней. Родился он в 1924 году, детство и юность прошли в Сибири. Вся жизнь и творчество связаны с родным и близким его сердцу краем; писатель всегда возвращается в родные места, куда бы ни бросала его жизнь.

Предвоенное детство было трудным, сиротским; самые светлые воспоминания — привольная жизнь в деревне, бабушка Катерина, научившая любить людей и природу, жить по законам добра и справедливости. С Великой Отечественной войны вернулся с несколькими ранениями и многими идеями, которые легли в основу его будущих произведений.

Астафьева я знаю по рассказам «Перевал», «Кража», роману «Печальный детектив». Но наибольшее впечатление оставила книга «Царь-рыба», которой и посвящена моя работа.

«Царь-рыба» — повествование рассказов, ранее услышанных автором от самих героев. Черемисин поведал об истории приезжих браконьеров, Николай — о славной собаке Боей, но больше всего автор ссылается на Акима. Однако непосредственно от лица этих героев повествование не ведется. Писатель художественно переплавляет их рассказы; преобладает его оценка героев, отбор фактов. Именно фигура автора-повествователя объединяет отдельные главы этого произведения, придавая им художественную целостность. Все многоголосие проблем фокусируется на этом образе, черты его ясно просматриваются в главах «Царь-рыба», «Ухана-Боганиде», «Сон о белых горах», где он внешне не присутствует. Слияние эпических и лирических начал придает жанру книги своеобразие и позволяет определить ее вид как лиро-эпическую повесть в рассказах.

Астафьев не идеализирует природу и ее законы, а художественно исследует их противоречивое содержание.

Природа не только врачует душу человека (глава «Капля»), но может быть слепа и жестока, как мы видим это, например, в главе «Поминки». Разум и духовный опыт позволяют человеку установить гармонические взаимоотношения между ним и природой, активно используя и пополняя ее богатства. Гармония взаимоотношений человека и природы, предполагающая и борьбу, исключает уничтожение. В человеческой душе заложено чувство бережного отношения ко всему живому на земле, к красоте лесов, рек, морей. Бессмысленное уничтожение природы разрушающе сказывается на самом человеке. Природные и социальные законы не дают ему права переступить ту «черту, за которой кончается человек, и из дальних, наполненных пещерной жутью времен выставляет и глядит, не моргая, низколобое, клыкастое мурло первобытного дикаря».

При всем разнообразии судеб, истории жизней героев условно можно разделить на две группы, исходя из оценок и отношения к ним автора-повествователя.

Парамон Олсуфьев, бакенщик Павел Егорович, Колыпа, Касьянка, Киряга-дере-вяга, Аким нарисованы с особой теплотой; повествование о них, как правило, окрашено эмоциональным тоном радости, с проявлением человеческой работы и уважения к живой душе этих героев.

Астафьев не приемлет корыстолюбия, уничтожающего душу, слепой зависти и жестокости Зиновия Утробина, Командора, рыбака Грохотало, что определяет и авторскую оценку этих героев, составляющих вторую группу персонажей.Чувствительность и доброта делают человека слабым, считает Гога Герцев. Он искажает духовные и социальные связи людей, уничтожает свою душу и нравственно калечит окружающих.

В «Царь-рыбе» жизненный материал разных послевоенных десятилетий спрессован, подчиняясь философскому смыслу идейного содержания. Постоянное сравнение прошедшего с настоящим, стремление автора полнее воплотить характер, поступки; духовные черты персонажей обуславливают временные сдвиги в «Царь-рыбе». Повесть состоит из двух частей. Особое место в идейном содержании занимает глава «Воей», содержащая обобщенные художественные выводы. В этой главе характеризуется личность автора-повествователя, даются сведения о его жизни, намечаются сюжетные линии.

Рассказы первой части повести имеют общую идейную направленность, в них отвергается хищничество, браконьерское отношение к природе. Развитие сюжетных линий тесно связано с образом повествователя. Важная идея заключена в сюжете рассказа «Царь-рыба»; название его вынесено в заглавие книги. Многоопытному, расчетливому Зиновию Утробину не по плечу оказалась борьба с царь-рыбой. «Яростная, тяжело раненная, но неукрощенная» уходит царь-рыба. Волшебной называет ее автор в конце рассказа, отрицая жестокое, потребительское использование природных богатств. Природа тоже не приемлет отношений, которые навязывают ей Утробины, Герцевы и другие.

Содержание второй части «Царь-рыбы» больше сосредоточено на нравственных, духовных проблемах человеческого бытия. На первый план выходит конфликт между Акимом и Герцевым. Писатель создает подробный внутренний портрет Акима. В главах «УханаБоганиде», «Поминки», «Сон о белых горах» нет образа повествователя, сюжетная линия Акимов — Герцев тяготеет к саморазвитию. Выводы, которые подтверждает развязка в главе «Сон о белых горах», углубляются и поясняются в заключительной главе «Нет мне ответа!». Эта глава завершает лирическое произведение Астафьева, придает ему целостность.

В «Царь-рыбе» широк диапазон художественных приемов, использованных автором. Взять, к примеру, своеобразие интонационных переходов, приемы сатиры, юмора, иронии, подтверждающие авторское отношение к героям и явлениям. Разнообразные средства использует автор при создании образа Акима: интонация искреннего удивления его душе, умеющей чувствовать и откликаться на красивое в природе и человеке (глава «Туруханская лилия») от иронического недовольства уступчивостью там, где не следовало, до романтических приемов в главе «Сон о белых горах», утверждающих значимость такого человека в миру людском.

Изменяется Сибирь и ее люди, и автор стремится постичь эти процессы. Заключительные строки «Царь-рыбы» наиболее емко характеризуют образ писателя, мудрого современника, для которого творчество — это вечное стремление к истине, утверждение добра и красоты в кипучем биении жизни на земле.

 

 

"Натурализм в романах Виктора Астафьева".

Сочинение

Однако натурализм Астафьева определяет такую важную черту романного дискурса, как беспощадная трезвость видения, часто опровергающая декларации автора. И если присмотреться к бытию солдатского союза ", особенно в первой книге романа, то нетрудно увидеть, что нестерпимой его жизнь делают не только и даже не столько идеологические и этнические  "чужаки ". Кто обворовывает солдат?  "Кухонные враги ", отвечает Астафьев. Откуда ж они взялись? Из  "нашего любимого крещеного народа ", в котором, по наблюдениям романиста, случаются порой такие вот психологические странности:  "Получив хоть на время какую-то, пусть самую ничтожную власть (дневального по казарме, дежурного по бане, старшего команды на работе, бригадира, десятника и, не дай бог, тюремного надзирателя или охранника), остервенело глумиться над своим же братом, истязать его ". И кстати, тезис этот подтверждается наглядно, когда любимые астафьевские герои, попав в наряд по кухне, отъедаются за счет своего же брата-служивого, или же когда дружно наваливаются на  "шамовку ", украденную Булдаковым. Где? У кого? Либо все на той же кухне, либо из подполов у таких же голодных да беспомощных бабок из соседней деревни, чьи сыновья сейчас гибнут на фронте.

Имеет ли такое народное единство, эстетически восславленное в романе  "Прокляты и убиты ", что-то общее с христианской идеей? Очень сомнительно. Потому что это единство тел, борющихся за выживание, а не душ, охваченных единой верой или хотя бы единой духовной ориентацией. Это единство до-нравственное, до-идеологическое. Не случайно потому его лидерами становятся люмпены, не связанные никакими моральными нормами и принципами.

Подобное единство носит саморазрушительный и антицивилизационный характер; и потому так риторичны христианские проповеди автора, потому так неубедительны религиозные  "прозрения " героев — возникающие лишь тогда, когда подводит надежда на  "союзность ", на выживание в стае (как после казни братьев Снегиревых). Но и желание Астафьева придать народной телесной общности (в сущности, глубоко языческой, племенной, первобытной) христианский, религиозный характер тоже не на пустом месте возникает. Астафьевская религиозность сродни его же телесной стихии прежде всего полным игнорированием личностных ценностей, в романе  "Прокляты и убиты " выстраивается миф о народной общности вне личности, вне индивидуального самосознания — основанный на доличностных (телесность) или надличностных (вера) ценностях.

У философа и писателя Александра Зиновьева есть работа, которая называется  "Почему мы рабы? " Здесь автор рассматривает то социально-психологическое явление, которое он назвал феноменом  "коммунального сознания ". Человек  "коммунального сознания " — раб, раб по доброй воле, ибо он отказался от муки свободы выбора и бремени личной ответственности, отдал себя на волю общей, классовой стихии, обретя покой в чувстве однородности со всеми и покорности общей судьбе.А разве в конце романа  "Прокляты и убиты " не получается тот же апофеоз  "коммунального сознания "? Только не под большевистской звездой, а под православным крестом.

В рассказе  "Жизнь прожить " Астафьев печалился нашим повседневным разладом, ужасался тому, что мы умеем одолевать его только отчаянной самоотверженностью, ценою больших мучений и потерь. Теперь же, в романе  "Прокляты и убиты ", тональность сменилась. Раскрыв весь ужас стадности по большевистским рецептам, Астафьев не сомневается в благостности  "коммунального сознания " как такового. Пороки  "коммунального сознания " оказались амортизированы ситуацией Отечественной войны. И оттого  "бедовость " общенародного менталитета приобрела розовую, идиллическую окраску.

Противоречия, которые свойственны роману  "Прокляты и убиты ", в той или иной мере проявились и в последующих произведениях Астафьева — в повестях  "Так хочется жить " (1996) и  "Веселый солдат " (1998), также обращенных к памяти об Отечественной войне. В самых новых своих публикациях, увидевших свет в 2001 году, Астафьев остается верен принципам сентиментального натурализма. Только он как бы разъял свой бинарный (натуралистически-сентиментальный) мир на автономные  "материки ". В рассказах  "Трофейная пушка " и  "Жестокие романсы " ( "Знамя ", 2001, № 1) Астафьев показал в жестоком натуралистическом свете два варианта нашей родимой дури. В первом — тип советского дурака с инициативой, из-за которого на фронте гибнут люди. В последнем — еще одну версию  "песенного характера ", сибирского егозливого парня Кольку-дзыка, что, не зная удержу, лихачил на фронте, по собственной глупости лишился ног, а оказавшись в тылу, в роли героя-инвалида, стал форменным бедствием для земляков, которые сами от него и избавились, утопив в реке. А в рассказе  "Пролетный гусь " ( "Новый мир ". 2001, № 1) писатель излагает душераздирающую историю гибели семьи молодого фронтовика (Данилы и Марины и их малыша Аркани), которую уже в мирное время сгноила бессердечность сытого обывателя, что всю войну  "провоевал " в политотделах. (Рассказ  "Пролетный гусь " перекликается с некоторыми фабульными линиями повести  "Веселый солдат ", но, в отличие от полифонического колорита повести, рассказ окрашен в тона слезной пасторали о послевоенных Тристане и Изольде.)

В рассказах, опубликованных в начале 2001 года, Астафьев как бы оголил каркас своего художественного мира, что привело, с одной стороны, к усилению дидактизма, а с другой — к некоторой схематизации и эстетическому упрощению картины жизни...

Собрание сочинений Виктора Астафьева, выпускаемое в Красноярске, составляет пятнадцать томов. В них спрессован огромный труд души художника, остро переживающего все, что совершается в мире, мечущегося мыслью, запальчивого в чувствах, но всегда искреннего в своих поисках истины. Это огромное количество произведений, не всегда ровных по степени совершенства, порой очень угловатых и даже колючих по мыслительному напору, раздражающе беспокойных по эмоциональному пафосу, все-таки представляет собой вполне узнаваемую художественную систему. Ее структурной осью выступает диалогическая оппозиция жестокого натурализма и открытой сентиментальности. Семантика этих полюсов у Астафьева устойчива: если натуралистический срез мира — это полюс хаоса, гибели души и жизни, то сентиментальный срез — это всегда полюс идеального, эстетически возвышенного.

Существенные особенности сентименталистской эстетики, как отмечал М.М.Бахтин, таковы: она  "развенчивает примат грубой силы ", отрицает официальное величие ( "слезы антиофициальны "), осуществляет переоценку существующих масштабов, в противовес им утверждает ценность  "элементарной жизни ". Астафьев в своих произведениях актуализирует память сентиментализма, вводя его семантику в живую современность. Более того, он открывает новые семантические ресурсы сентиментальной оптики и палитры. Вопреки утверждению Бахтина о том, что  "сентиментально-гуманистический тип развеществления человека ограничен ", что  "сентиментальный аспект не может быть универсальным и космическим, он сужает мир, делает его маленьким и изолированным "11, Астафьев охватывает сентиментальным пафосом, а конкретнее — жалостью и состраданием — и отдельного,  "маленького человека ", и целое воинство, и весь народ, и всю землю.

Однако модус сентиментального мировосприятия остается у Астафьева традиционно нормативным, то есть как бы  "предзаданным " в исходной позиции автора. Нормативность всегда выражается в организованности художественного материала авторским замыслом. И если организованность органична, то это проявляется в эффекте саморазвития художественного мира, наглядно убеждающего в убедительности авторской концепции, какой бы  "предзаданной " она ни была. В самых совершенных произведениях Астафьева (например, в  "Пастухе и пастушке ") возникает эстетическая согласованность между натуралистической достоверностью и сентиментальной нормативностью. Но в отдельных вещах писателя такой  "баланс " не получался. Это происходило тогда, когда на полюсе идеала вместо сентиментальной модели мира — пасторальной ли, наивно-детской, утопически-деревенской или какой-то другой — выступала публицистическая риторика (наиболее явственно — в романах  "Печальный детектив " и  "Прокляты и убиты "). Риторика, конечно, носит нормативный характер, и в этом смысле она соприродна сентиментальному пафосу.

Однако нормативность, выраженная риторически (через автора-повествователя или через героя-резонера, вроде следователя Сошнина в  "Печальном детективе "), оказывается неравным полюсом в диалоге с натуралистической картиной. Как ни накачивает Астафьев свое риторическое слово экспрессией, используя для этого самые сильнодействующие средства — от исступленных лирических медитаций до лихих ненормативных  "заворотов ", все равно — пластика натуралистических картин эстетически впечатляет куда больше. И такой  "дисбаланс " оборачивается художественными потерями — раз нет равноправного диалога между оппозиционными полюсами эстетической реальности, который является в системе Астафьева  "мотором " саморазвития художественного мира, то эвристические способности такого произведения ослабевают, оно все больше начинает выполнять роль иллюстрации к авторской идее. Не лучший результат дает и замена диалогического единства полюсов их  "автономным " изображением.

И все же… Астафьев настолько крупное явление в русской литературе второй половины XX века, что даже его художественные просчеты и даже то, что может вызывать решительное несогласие с ним, творчески значительно и примечательно для состояния художественного сознания его времени.

 

Трагедия человека и природы в произведении Астафьева "Царь-рыба". Сочинение

"Криком изболевшейся души" назвал Василь Быков это произведение Астафьева. И действительно, факты жестокости, насилия, зверства, оголтелого хамства, наглого сумасбродства, подлого самодовольства, собранные главным героем романа, оперуполномоченным Леонидом Сошниным, заставляют автора-повествователя, что называется, возопить: "… Отчего русские люди извечно жалостливы к арестантам и зачастую равнодушны к себе, к соседу — инвалиду войны и труда? Готовы последний кусок отдать осужденному, костолому и кровопускателю, отобрать у милиции злостного, только что бушевавшего хулигана, коему заломили руки, и ненавидеть соквартиранта за то, что он забывает выключить свет в туалете, дойти в битве за свет до той степени неприязни, что могут не подать воды ближнему, не торкнуться в его комнату..."

Хоть сам-то Астафьев ссылается на Ницше и Достоевского, полагая, что они еще столетие назад "почти достали до гнилой утробы человека", однако, по его мнению, смещение нравственных критериев произошло именно в то время, которое официально называлось "развитым социализмом": "Беззаконие и закон для некоторых мудрецов размыли дамбу, воссоединились и хлынули единой волной на ошеломленных людей, растерянно и обреченно ждущих своей участи".

Вольно или невольно напрашивается вопрос: почему такое произошло в 1970-1980-е годы? Какие общественные процессы спровоцировали расшатывание моральных устоев?

На этот вопрос Астафьев, в общем-то никогда не уходящий от прямых публицистических ответов, если они у него есть, не дает прямого ответа. Может быть, ответ — в той атмосфере печали особого рода, печали, если можно так сказать "бытийной", окутывающей весь дискурс, вобравший в себя весь хлам уголовной хроники, весь мусор быта и нравов провинциального русского города Вейска. Это атмосфера, неназойливо заставляющая задумываться о коротком сроке человека на земле, о хрупкости его оболочки, о ранимости души, о необходимости сострадания и сочувствия. Словом, это та самая атмосфера, которая в рассказе "Жизнь прожить" была связана с образом Енисея. В "Печальном детективе" нет такого цельного образа-лейтмотива, но из отдельных подробностей, деталей, словно бы вскользь брошенных фраз складывается такая эмоциональная атмосфера, в которой все, что так или иначе посягает на человеческую жизнь, небрежничает ею, ее малыми и большими радостями, предстает нравственно и эстетически нелепым, а то и отвратительным, низменным, подлым.

В рассказе "Жизнь прожить" многочисленная Лелькина орава выстояла оттого, что в трудную годину все крепко схватились дружка за дружку. И в "Печальном детективе" та же, только по-иному реализованная идея: уж на что грешны, несуразны в поведении и поступках тетя Граня и Лавря-казак, бабка Тутышиха и Чича-кочегар, а все же в них, в отличие от сытых провинциальных снобов Пестеревых или от умеющей жить милицейско-ресторанной четы Лободы, есть та частица лада, те осколки сердечной отзывчивости и остатки теплоты, которые хранятся с тех времен, "когда надо было не только держаться вместе, но вместе и исхитряться, чтоб выстоять".

Значит, — если следовать логике автора "Печального детектива" — идея лада родилась на почве горькой нужды? Как идея спасения человека от голода и холода посредством союза с другими столь же беспомощными перед лицом голодной смерти людьми? Союз этот мог держаться лишь на подавлении человеком в себе "зверя", на подчинении своих желаний законам взаимопомощи и сострадания. Совершенна или несовершенна была эта нравственная система — иной вопрос. Но как некая высокая, идеальная норма отношений человека и общества она была, конечно же, благотворна. А что же случилось с нею в относительно благополучные годы? Почему она зашаталась? Уж не потому ли, что страх голода, бездомья, разутости и раздетости, на котором держалась прежняя идея лада, постепенно растаял?

А в кого же превращается человек, с плеч которого спал вечный страх за завтрашний кусок хлеба, которого уже не связывает чувство долга перед теми, с кем в союзе и взаимопомощи удавалось перемогать нужду, который не нагружен никакими другими, столь же жизненно необходимыми обязанностями перед другими людьми?

В сытого хама он превращается — говорит Астафьев. Известно, что "зверь" в человеке просыпается, когда голодный желудок вырывается из-под узды рассудка. (Об этом страшном явлении напомнили в "Блокадной книге" А. Адамович и Д. Гранин.) Но вот почему проснулся "зверь" в тех четырех парнях, что изнасиловали старую тетю Граню, в добром молодце, который "заколол мимоходом трех человек", в том пэтэушнике, что упорно разбивал голову молодой беременной женщине, в пьяном "орле" с Крайнего Севера, который покатался на самосвале, угробив при этом молодую мать с ребенком и еще четверых подвернувшихся на пути людей? В этих фактах, приведенных в "Печальном детективе", потрясает бескорыстие содеянного. Страшно, дико звучит, но ведь правда! Ибо измывались и убивали не с голодухи, не от разутости-раздетости, не от несправедливости и унижений, а просто так.

"Зверина, — говорит Астафьев, — рождается чаще всего покорностью нашей, безответственностью, безалаберностью". И в самом деле, покорность и безответственность — две стороны одной медали, а безалаберность — их прямое следствие. Покорность порабощает душу, лишает ее воли. А освобождение от ответственности разлагает душу, приводит к атрофии совести. Так что и для старинного холопа, и для современного хама закон жизни один, тот, о котором с горечью напомнил В. Астафьев, — для них "жить, будто вниз по реке плыть!".

Но диалогизм публицистического дискурса направлен не только в одну сторону — от автора к читателю, у него обнаруживается и противоположный вектор — от читателя к автору. Ведь те картины, которые пластически воссозданы на страницах "Печального детектива", уже входят впамять читателя, и тот начинает самостоятельно соотносить их со словом Автора. И порой у читателя может возникать несогласие с его рацеями. Так, из памяти читателя, которого Автор старался пронять своими очень душевными словами про мужа и жену, не могут исчезнуть сцены семейной жизни, в большом числе явленные на страницах "Печального детектива": как Чича-кочегар с лопатой наперевес устраивал "физкультуру" тете Гране вокруг котельной, а железнодорожный обходчик Адам Зудин гонялся за своей благоприобретенной Евой "с ломом и путевым молотком", как добрейший Маркел Тихоныч в порядке воспитания батожком "вытянул по широкой спине" свою горластую Евстолию Сергеевну, как, наконец, оперуполномоченный Сошнин, гуманист и писатель, заученным болевым приемом усаживал на пол свою супругу Лерку, изливающую потоки брани. Как только читатель вспомнит это, так все душевные слова автора насчет семейного лада покажутся в лучшем случае декламацией. Тут куда более явственно выступает мысль о спасительной силе порядка, порядка любой ценой, без всяких там "интеллигентских штучек". Если даже в семье порядок порой устанавливается лишь посредством "батожка" или милицейского приема, то уж по отношению ко всяким там подонкам из-под лестницы или пьяным молодцам на "КамАЗах" управа нужна крутая. Такова объективная логика "Печального детектива".

И все же то, что "сказалось" в "Печальном детективе", несколько отличается от того, что публицистически декларирует автор. Да, в его прямом слове порой проскальзывает тоска по не очень забытому старому "порядку". А вот в его голосе, в интонациях, в эмоциональном накале столько душевной отзывчивости, столько сердечной боли, столько сердечной заботы о земле родной и людях на ней, слышится нечто иное, а именно чувство новой ответственности — ответственности человека, проникшегося самосознанием хранителя и защитника жизни. 

 

Становление характера Васютки в рассказе Виктора Астафьева "Васюткино озеро".Cочинение

 

 Герой рассказа Виктора Астафьева "Васюткино озеро" родился и вырос в таёжном краю, в семье рыбака. К тринадцати годам он уже многое знал и умел. Отец брал его на промысел. Когда работы было немного, рыбаки собирались вечерами в избушке, рассказывали разные истории, лакомились кедровыми орешками, которыми их снабжал Васютка. Когда мальчик уходил в лес один, мать напоминала ему о том, что нельзя "переиначивать таёжные законы": надо обязательно брать с собой спички, хлеб, соль.В мудрости законов и в необходимости соблюдать их Васютка убедился, когда заблудился. Конечно, ему было очень страшно одному в тайге. Он вспомнил рассказы о том, как будто люди в лесу иногда погибают. Но Васютку спасла природная память, смекалка, находчивость, знание леса, примет, приобретённые навыки и умения разжечь костёр даже в дождь, приготовить дичь, не расходовать зря "драгоценный припас" — патроны. А главное — желание выжить во что бы то ни стало. "Тайга хлипких не любит,"-эти слова отца и деда вспомнились мальчику в самую страшную минуту, когда он был в отчаянии, они придали ему сил. Мальчику пришлось бороться со своим страхом, с голодом, с усталостью. Он предусмотрительно вешал мешок с остатками еды на сук, не поддавался соблазну съесть хлеб весь сразу, не метался по тайге, а заставлял себя соображать, в каком направлении лучше двигаться. Васютка выбрал правильное направление на север, догадался, что озеро проточное, раз в нём водится речная рыба, что речка от озера обязательно выведет к Енисею.Все потом удивлялись, как мальцу удалось победить тайгу, Васютка рассказывал правду о пережитом, но отец и дед не позволяли ему хвастаться: они растили из него настоящего мужчину, сибиряка.Озеро, названное Васюткиным, — это память о мужественном поведении заблудившегося мальчика. 

 

Похожие статьи:

Учебный зал → СОЧИНЕНИЯ по творчеству М. Горького

Учебный зал → СОЧИНЕНИЯ по роману А.С. Пушкина "Евгений Онегин"

Учебный зал → СОЧИНЕНИЯ по роману Лермонтова "Герой нашего времени"

Учебный зал → СОЧИНЕНИЯ по роману М. Шолохова "Тихий Дон"

Учебный зал → СОЧИНЕНИЯ по творчеству А. И. Куприна