Блог клуба Эдуард Асадов

Она уснула на плече моем
     И, чуть вздыхая, как ребенок, дышит,
     И, вешним заколдованная сном,
     Ни чувств, ни слов моих уже не слышит...

     И среди этой лунной тишины,
     Где свет и мрак друг в друге растворяются,
     Какие снятся ей сегодня сны?
     Чему она так славно улыбается?

     А кто сейчас приходит к ней во сне?
     Я знаю. Ибо я умен и зорок!
     Улыбки эти безусловно - мне,
     Ведь я любим и непременно дорог!

     Сквозь молодость и зрелость столько лет
     Идем мы рядом, устали не зная,
     Встречая бури радостей и бед
     И в трудный час друг друга выручая.

     Но мудрая и добрая луна
     Вдруг рассмеялась: "Чур, не обижаться!
     Ты прав, конечно, но она - жена,
     Пусть милая, а все-таки жена,
     А им мужья, как правило не снятся!

     На свете часто все наоборот:
     Ты - муж прекрасный! Глупо сомневаться!
     Но вот скажи мне: ты запретный плод?
     Нет, я серьезно: ты запретный плод?
     Ах, нет? Тогда не стоит волноваться!

     Муж существует в доме для того,
     Чтобы нести обязанность любую.
     Он нужен для того и для сего,
     Короче, абсолютно для всего,
     Но толко не для ласк и поцелуя...

     А если сам захочешь навещать
     Вдруг чьи-то сны под звездным небосводом,
     То должен тоже непременно стать,
     Хоть в прошлом, хоть теперь, но только стать
     Вот этим самым "запрещенным плодом".

     Она уснула на плече моем,
     Неслышно ночь под потолком сгущается...
     Любимая моя, согрета сном,
     Совсем по-детски тихо улыбается...

     Лезть к ближним в мысли люди не должны,
     И споры ничего не достигают.
     Ну что ж, пускай средь вешней тишины
     Ей сладко снятся лишь такие сны,
     Что дорогое что-то воскрешают...

     И если мне никак не суждено
     Быть тем, кто снится в дымке восхищений
     Иль в тайне острых головокружений,
     Я снов чужих не трону все равно!

     И я ревнивых игл не устрашусь,
     Ведь может статься, озарен судьбою,
     Я все равно когда-нибудь явлюсь,
     Вот именно, возьму да и приснюсь
     Душе, готовой восхищаться мною...

     Пусть сны любимой остро-хороши,
     Однако может все-таки случиться,
     Что ведь и я не олух из глуши
     И в песне чьей-то трепетной души
     Могу и я торжественно явиться!

Не привыкайте никогда к любви!
     Не соглашайтесь, как бы ни устали,
     Чтоб замолчали ваши соловьи
     И чтоб цветы прекрасные увяли.

     И, главное, не верьте никогда,
     Что будто все приходит и уходит.
     Да, звезды меркнут, но одна звезда
     По имени Любовь всегда-всегда
     Обязана гореть на небосводе!

     Не привыкайте никогда к любви,
     Разменивая счастье на привычки,
     Словно костер на крохотные спички,
     Не мелочись, а яростно живи!

     Не привыкайте никогда к губам,
     Что будто бы вам издавна знакомы,
     Как не привыкнешь к солнцу и ветрам
     Иль ливню средь грохочущего грома!

     Да, в мелких чувствах можно вновь и вновь
     Встречать, терять и снова возвращаться,
     Но если вдруг вам выпала любовь,
     Привыкнуть к ней - как обесцветить кровь
     Иль до копейки разом проиграть!

     Не привыкайте к счастью никогда!
     Напротив, светлым озарясь гореньем,
     Смотрите на любовь свою всегда
     С живым и постоянным удивленьем.

     Алмаз не подчиняется годам
     И никогда не обратится в малость.
     Дивитесь же всегда тому, что вам
     Заслуженно иль нет - судить не нам,
     Но счастье в мире все-таки досталось!

     И, чтоб любви не таяла звезда,
     Исполнитесь возвышенным искусством:
     Не позволяйте выдыхаться чувствам,
     Не привыкайте к счастью никогда.

ИЛИ НЕТ?

     Любим мы друг друга или нет?
     Кажется: какие тут сомненья?
     Только вот зачем, ища решенья,
     Нам нырять то в полночь, то в рассвет?

     Знать бы нам важнейший постулат:
     Чувства, хоть плохие, хоть блестящие,
     Теплые иль яростно горящие,
     Все равно: их строят и творят.

     Чувства можно звездно окрылить,
     Если их хранить, а не тиранить.
     И, напротив: горько загубить,
     Если всеми способами ранить.

     Можно находить и открывать
     Все, буквально все, что нас сближает.
     И, напротив: коль не доверять,
     Можно, как болячки ковырять,
     Именно все то, что разделяет.

     То у нас улыбки, то терзания,
     То упреков леденящий душ,
     То слиянье губ, и рук, и душ,
     То вражда почти до обожания.

     То блаженство опьяняет нас,
     То сердца мы беспощадно гложем,
     Осыпая ревностями фраз,
     Но причем ни на день, ни на час
     Разлучиться все-таки не можем.

     Кто ж поможет разгадать секрет:
     Любим мы друг друга или нет?

Парень живет на шестом этаже.
     Парень с работы вернулся уже,
     Курит и книгу листает.
     А на четвертом - девчонка живет,
     Моет окошко и песни поет,
     Все понежней выбирает.

     Но парень один - это парень, и все.
     Девчонка одна - девчонка, и все.
     Обычные, неокрыленные.
     А стоит им встретиться - счастье в глазах,
     А вместе они - это радость и страх,
     А вместе они - влюбленные!

     "Влюбленный" не слово - фанфарный сигнал,
     Весеннего счастья воззвание!
     Поднимем же в праздник свой первый бокал
     За это красивое звание!

     Месяцы пестрой цепочкой бегут,
     Птицы поют, и метели метут,
     А встречи все так же сердечны.
     Но, как ни высок душевный накал,
     Какие слова бы он ей ни шептал,
     Влюбленный - ведь это не вечно!

     Влюбленный - это влюбленный, и все.
     Подруга его - подруга, и все.
     Немало влюбленных в округе.
     Когда же влюбленные рядом всегда,
     Когда пополам и успех, и беда,
     То это уже супруги!

     "Супруги" - тут все: и влюбленности пыл,
     И зрелость, и радость познания.
     Мой тост - за супругов! За тех, кто вступил
     Навек в это славное звание!

     Время идет. И супруги, любя,
     Тихо живут в основном для себя.
     Но вроде не те уже взоры.
     Ведь жить для себя - это годы терять,
     Жить для себя - пустоцветами стать,
     Все чаще вступая в раздоры.

     Муж - это муж, и не больше того.
     Жена есть жена, и не больше того.
     Не больше того и не краше.
     Но вдруг с появленьем смешного птенца
     Они превращаются в мать и отца,
     В добрых родителей наших!

     И тост наш - за свет и тепло их сердец,
     С улыбкой и словом признанья.
     За звание "мать"! И за званье "отец"!
     Два самые высшие звания!

Когда порой влюбляется поэт,
     Он в рамки общих мерок не вмещается,
     Не потому, что он избранник, нет,
     А потому, что в золото и свет
     Душа его тогда переплавляется.

     Кто были те, кто волновал поэта?
     Как пролетали ночи их и дни?
     Не в этом суть, да и неважно это.
     Все дело в том, что вызвали они!

     Пускай горды, хитры или жеманны, -
     Он не был зря, сладчайший этот плен.
     Вот две души, две женщины, две Анны,
     Две красоты - Оленина и Керн.

     Одна строга и холодно-небрежна.
     Отказ в руке. И судьбы разошлись.
     Но он страдал, и строки родились:
     "Я вас любил безмолвно, безнадежно".

     Была другая легкой, как лоза,
     И жажда, и хмельное утоленье.
     Он счастлив был. И вспыхнула гроза
     Любви: "Я помню чудное мгновенье".

     Две Анны. Два отбушевавших лета.
     Что нам сейчас их святость иль грехи?!
     И все-таки спасибо им за это
     Святое вдохновение поэта,
     За пламя, воплощенное в стихи!

     На всей планете и во все века
     Поэты тосковали и любили.
     И сколько раз прекрасная рука
     И ветер счастья даже вполглотка
     Их к песенным вершинам возносили!

     А если песни были не о них,
     А о мечтах или родном приволье,
     То все равно в них каждый звук и стих
     Дышали этим счастьем или болью.

     Ведь если вдруг бесстрастна голова,
     Где взять поэту буревые силы?
     И как найти звенящие слова,
     Коль спит душа и сердце отлюбило?!

     И к черту разговоры про грехи.
     Тут речь о вспышках праздничного света.
     Да здравствуют влюбленные поэты!
     Да здравствуют прекрасные стихи!

Не могу никак уместить в голове,
     Понимаю и все-таки не понимаю:
     Чтоб в сране моей, в нашей столице, в Москве
     Издевались над праздником Первое мая!

     Дозволяется праздновать все почем зря
     Вплоть до сборищ нудистов и проституции,
     Праздник батьки Махно, день рожденья царя,
     Но ни слова о празднике Октября
     И ни звука отныне о революции!

     Если ж что-то и можно порой сказать,
     То никак не иначе, чем злое-злое,
     Оболванить без жалости все былое
     И как можно глумливее оплевать.

     И хотелось бы всем нашим крикунам,
     Что державу напористо разрушали,
     Лезли в драку, шумели, митинговали,
     И сказать, и спросить: - Хорошо ли вам?

     Но не тех, разумеется, нет, не тех,
     Кто шаманил в парламентах год за годом.
     Те давно нахватали за счет народа,
     А всех тех, кто подталкивал их успех.

     Пусть не все было правильно в революции,
     Пусть, ломая, крушили порой не то,
     И, случалось, победы бывали куцые,
     Только кто здесь виновен? Ответьте: кто?

     Ваши бабки двужильные? Ваши деды?
     От земли, от корыта ли, от станков?
     Что за светлую долю, за стяг победы
     Не щадили в сраженьях своих голов?

     Так ужель они впрямь ничего не стоили:
     И Магниток с Запсибом не возвели,
     Днепрогэсов с Турксибами не построили,
     Не вздымали воздушные корабли?!

     То, что рядом, что с нами и что над нами,
     Все большое и малое в том пути,
     Разве создано было не их руками?
     Зажжено и согрето не их сердцами?
     Так куда же от этого нам уйти?!

     Пусть потом их и предали, и обмерили
     Те, кто правили судьбами их в Кремле.
     Но они-то ведь жили и свято верили
     В справедливость и правду на всей земле!

     И вернутся к вам гены их, не вернутся ли,
     Не глумитесь, не трогайте их сердца!
     Знайте: были солдаты у революции
     И чисты, и бесхитростны до конца!

     Так зачем опускаться нам и к чему
     Ниже самого глупого разумения?
     И отдать просто-напросто на съедение
     Все родное буквально же хоть кому.

     Тех, кто рвутся отчаянно за границу,
     Пусть обидно, но можно еще понять:
     Плюнуть здесь, чтобы там потом прислужиться.
     Ну а вам-то зачем над собой глумиться
     И свое же без жалости принижать?

     Все святое топча и швыряя в прах,
     Вы любою идейкой, как флагом, машете,
     Что ж вы пляшете, дьяволы, на костях,
     На отцовских костях ведь сегодня пляшете!

     Впрочем, стоп! Ни к чему этот стон сейчас!
     Только знайте, что все может повториться,
     И над вами сыны где-то в трудный час
     Тоже могут безжалостно поглумиться.

     И от вас научившись хватать права,
     Будут вас же о прошлое стукать лбами.
     Ведь Иваны не помнящие родства
     Никому ни на грош не нужны и сами!

     И не надо, не рвитесь с судами скорыми,
     ставя жертв и виновников в общий ряд.
     Это ж проще всего - все громить подряд,
     Объявив себя мудрыми прокурорами!

     Спорьте честно во имя идей святых,
     Но в истории бережно разберитесь
     И трагической доле отцов своих
     И суровой судьбе матерей своих
     С превеликим почтением поклонитесь!

В далекую эру родной земли,
     Когда наши древние прародители
     Ходили в нарядах пещерных жителей,
     То дальше инстинктов они не шли,

     А мир красотой полыхал такою,
     Что было немыслимо совместить
     Дикое варварство с красотою,
     Кто-то должен был победить.

     И вот, когда буйствовала весна
     И в небо взвивалась заря крылатая,
     К берегу тихо пришла она --
     Статная, смуглая и косматая.

     И так клокотала земля вокруг
     В щебете, в радостной невесомости,
     Что дева склонилась к воде и вдруг
     Смутилась собственной обнаженности.

     Шкуру медвежью с плеча сняла,
     Кроила, мучилась, примеряла,
     Тут припустила, там забрала,
     Надела, взглянула и замерла:
     Ну, словно бы сразу другою стала!

     Волосы взбила густой волной,
     На шею повесила, как игрушку,
     Большую радужную ракушку
     И чисто умылась в воде речной.

     И тут, волосат и могуч, как лев,
     Парень шагнул из глуши зеленой,
     Увидел подругу и, онемев,
     Даже зажмурился, потрясенный.

     Она же, взглянув на него несмело,
     Не рявкнула весело в тишине
     И даже не треснула по спине,
     А, нежно потупившись, покраснела...

     Что-то неясное совершалось...
     Он мозг неподатливый напрягал,
     Затылок поскребывал и не знал,
     Что это женственность зарождалась!

     Но вот в ослепительном озаренье
     Он быстро вскарабкался на курган,
     Сорвал золотой, как рассвет, тюльпан
     И положил на ее колени.

     И, что-то теряя привычно-злое,
     Не бросился к ней без тепла сердец,
     Как сделали б дед его и отец,
     А мягко погладил ее рукою.

     Затем, что-то ласковое ворча,
     Впервые не дик и совсем не груб,
     Коснулся губами ее плеча
     И в изумленье раскрытых губ...

     Она пораженно взволновалась,
     Заплакала, радостно засмеялась,
     Прижалась к нему и не знала, смеясь,
     Что это на свете любовь родилась!

ВИДЕЛИСЬ С ВАМИ

     Сколько лет мы не виделись с вами -
     Даже страшно уже считать!
     Как в упряжке с лихими конями,
     Прогремели года бубенцами,
     И попробуй теперь догнать!

     Ах, как мчались они сквозь вьюги!
     Как нам веру и память жгли!
     Но забыть-то мы друг о друге,
     Что б там ни было, не смогли!

     Впрочем, если б и захотели,
     Как там, может быть, ни смешно,
     Все равно бы ведь не сумели,
     Не сумели бы все равно!

     Чувства - страшная это сила!
     И каким бы ветрам ни выть,
     Слишком много у нас их было,
     Чтоб хоть что-нибудь изменить.

     Жизнь не вечно горит жар-птицей.
     И, признаться, что, хмуря бровь,
     Нам случалось не раз сразиться,
     Огорчаться и вновь мириться,
     И восторгами вспыхнуть вновь.

     Все же, как бы жизнь ни штормила,
     Только искренность наших фраз,
     Честность чувства и правды силу
     Нам ни разу не нужно было
     Проверять, ну хотя бы раз.

     Никаких-то мы тайн не держали,
     И, теплом согревая речь,
     Друг о друге всегда мы знали
     Каждый шаг или вздох. Едва ли
     Не от детства до наших встреч.

     У людей есть любые чудачества,
     Качеств множество у людей.
     Но прадивость - вот это качество
     Было, кажется, всех важней!

     Звезды с вьюгой, кружась, колышатся,
     Бьет за стенкой двенадцать раз...
     Как живется вам? Как вам дышится?
     Что на сердце сейчас у вас?

     То ли радостью новой мучитесь,
     То ль мечтаете в тишине?
     Ну, а что, если вдруг соскучитесь,
     Вот припомните и соскучитесь
     Не о ком-то, а обо мне?..

     Может, скрыть эту муку, ставшую
     Сладкой тайной? Да вот беда -
     Все равно вы с душою вашею,
     А тем паче с глазами вашими
     Не слукавите никогда...

     Ах, как трудно мы воздвигаем
     Замки праздника своего!
     И как просто вдруг разрушаем
     И при этом не понимаем,
     Что творим мы и для чего?!

     Впрочем, как бы там жизнь ни била,
     Только время не двинешь вспять.
     И все то, что для нас светило
     И действительным счастьем было,
     Никому уже не отнять!

     Были праздники. Были грозы.
     Шутки. Дятел в лесной тиши,
     И упреки, и ваши слезы,
     И ошибки моей души...

     Искры счастья не брызжут долго.
     Рвали сердце мне в злой борьбе.
     Я считал, что я - рыцарь долга
     И в другой прозвенел судьбе...

     Но расплата придет, конечно,
     Если мозг твой - тупей стены.
     Был я предан бесчеловечно,
     Так что помните, знайте вечно:
     Вы стократно отомщены!

     А за горечь иль даже муки,
     Что принес я вам, может быть,
     Сквозь года и дымы разлуки
     Я вам тихо целую руки
     И почти что молю простить!

     И когда б синекрылый ветер
     Мой привет вдруг до вас донес,
     То в прозрачной его карете
     Я послал бы вам строки эти
     Вместе с ворохом свежих роз!

     В мире светлое есть и скверное.
     Только знаю я сквозь года:
     Наших встреч красота безмерная
     Многим людям уже, наверное,
     И не выпадет никогда!

Да, легко живет, наверно, тот,
     Кто всерьез не любит никого.
     Тот, кто никому не отдает
     Ни души, ни сердца своего.

     У него - ни дружбы, ни любви,
     Ибо втайне безразличны все.
     Мчит он, как по гладкому шоссе,
     С равнодушным холодком в крови.

     И, ничьей бедой не зажжено,
     Сердце ровно и спокойно бьется,
     А вот мне так в мире не живется,
     Мне, видать, такого не дано.

     Вот расстанусь с другом и тоскую,
     Сам пишу и жду, чтоб вспомнил он.
     Встречу подлость - бурно протестую,
     Ну, буквально лезу на рожон!

     Мне плевать на злобную спесивость,
     Пусть хоть завтра вздернут на суку!
     Не могу терпеть несправедливость
     И смотреть на подлость не могу!

     Видимо, и в прошлом, и теперь
     Дал мне бог привязчивое сердце,
     И для дружбы я не то что дверцу,
     А вовсю распахиваю дверь!

     Впрочем, дружба - ладно. Чаще проще:
     Где-нибудь на отдыхе порой
     Свел знакомство на прогулке в роще
     С доброю компанией живой.

     Встретились и раз, и пять, и восемь,
     Подружились, мыслями зажглись,
     Но уже трубит разлуку осень,
     Что поделать? Жизнь - ведь это жизнь!

     Люди разлетелись. И друг друга,
     Может, и не будут вспоминать.
     Только мне разлука - злая вьюга,
     Не терплю ни рвать, ни забывать.

     А порой, глядишь, и так случится:
     В поезде соседи по вагону
     Едут. И покуда поезд мчится,
     Все в купе успели подружиться
     По дорожно-доброму закону.

     А закон тот вечно обостряет
     Чувства теплоты и доброты.
     И уже знаком со всеми ты,
     И тебя все превосходно знают.

     Поверяют искренно и тихо
     Ворох тайн соседям, как друзьям.
     И за чаем или кружкой пива
     Чуть не душу делят пополам.

     И по тем же взбалмошным законам
     (Так порой устроен человек) -
     Не успели выйти из вагона,
     Как друг друга в городских трезвонах
     Позабыли чуть ли не на век!

     Вот и мне бы жить позабывая,
     Сколько раз ведь получал урок!
     Я ж, как прежде, к людям прикипаю
     И сижу, и глупо ожидаю
     Кем-нибудь обещанный звонок.

     А любви безжалостные муки?!
     Ведь сказать по правде, сколько раз
     Лгали мне слова и лгали руки.
     Лгали взгляды преданнейших глаз!

     Кажется, и понял, и измерил
     Много душ и множество дорог,
     Все равно: при лжи не лицемерил
     И, подчас, по-идиотски верил
     И привыкнуть к лжи никак не мог.

     Не хвалю себя и не ругаю,
     Только быть другим не научусь.
     Все равно, встречаясь, - доверяю,
     Все равно душою прикипаю
     И ужасно трудно расстаюсь!..

     Ну, а если б маг или святой
     Вдруг сказал мне: - Хочешь превращу
     В существо с удачливой душой,
     Сытой и бесстрастно-ледяной? -
     Я сказал бы тихо:
     - Не хочу...

Ревет в турбинах мощь былинных рек,
     Ракеты, кванты, электромышленье...
     Вокруг меня гудит двадцатый век,
     В груди моей стучит его биенье.

     И если я понадоблюсь потом
     Кому-то вдруг на миг или навеки,
     Меня ищите не в каком ином,
     А пусть в нелегком, пусть в пороховом,
     Но именно в моем двадцатом веке.

     Ведь он, мой век, и радио открыл,
     И в космос взмыл быстрее ураганов,
     Кино придумал, атом расщепил
     И засветил глаза телеэкранов.

     Он видел и свободу и лишенья,
     Свалил фашизм в пожаре грозовом,
     И верю я, что все-таки о нем
     Потомки наши вспомнят с уваженьем.

     За этот век, за то, чтоб день его
     Все ярче и добрее разгорался,
     Я не жалел на свете ничего
     И даже перед смертью не сгибался!

     И, горячо шагая по планете,
     Я полон дружбы к веку моему.
     Ведь как-никак назначено ему,
     Вот именно, и больше никому,
     Второе завершить тысячелетье.

     Имеет в жизни каждый человек
     И адрес свой, и временные даты.
     Даны судьбой и мне координаты:
     "СССР. Москва. Двадцатый век".

     И мне иного адреса не надо.
     Не знаю, как и много ль я свершил?
     Но ели я хоть что-то заслужил,
     То вот чего б я пожелал в награду:

     Я честно жил всегда на белом свете,
     Так разреши, судьба, мне дошагать
     До новогодней смены двух столетий,
     Да что столетий - двух тысячелетий,
     И тот рассвет торжественный обнять!

     Я представляю, как все это будет:
     Салют в пять солнц, как огненный венец.
     Пять миллионов грохнувших орудий
     И пять мильярдов вспыхнувших сердец!

     Судьба моя, пускай дороги круты,
     Не обрывай досрочно этот путь.
     Позволь мне ветра звездного глотнуть
     И чрез границу руку протянуть
     Из века в век хотя бы на минуту!

     И в тишине услышать самому
     Грядущей эры поступь на рассвете,
     И стиснуть руку дружески ему -
     Веселому потомку моему,
     Что будет жить в ином тысячелетье.

     А если все же мне не суждено
     Шагнуть на эту сказочную кромку,
     Ну что ж, я песней постучусь в окно.
     Пусть эти строки будут все равно
     Моим рукопожатием потомку!