Блог клуба Ирина Тульская

Где вчера у соседней школы
школьный дворник, глубокий дед,
сокрушался: – Ить клён-то – голый,
даже тополь, и тот – раздет, –
там сегодня скребёт по лужам
только ветер, от скуки – злой,
а старик никому не нужен
с драгоценной своей метлой…
Как теперь они, эти двое?
Не узнать, хоть сойди с ума!

Небо пахнет отваром хвои,
в доме рядом – собака воет,
скоро в город придёт зима.

Король с королевой послали слугу
В соседнюю лавку за снедью.
Еду он принёс и сказал: – Я могу
Вам счастье купить у соседей!

У старой четы загорелись глаза:
– Купи – говорят – поскорее!
Не то над тобой разразится гроза,
Чем дольше ты медлишь, тем – злее…

С повинной приходит слуга головой:
– Не будет сегодня удачи!
Согласны на сделку, хотят золотой
К тому ж – королевство в придачу!

Продали дворец, королевскую рать
И всё, что нашлось под рукою,
Указ подписали и принялись ждать
Слугу в опустевших покоях.

А счастье опять не торопится к ним:
Ушли капиталы налево!
И в лавку за снедью придётся самим
Ходить королю с королевой!

С неба наутро осыпалась звёздная соль,
Алые капли заря над волной расплескала.
Косы в пучок собрала на затылке Ассоль,
В зеркало – молния взгляда: – Досталось немало!

Столько забот, да покинула юная прыть…–
Горько вздохнула: – Я всё-таки крепкой закваски!
Грэя ещё своего бы простить не забыть –
Он не нарочно! Он верил в счастливые сказки... –

Ложится вечер – лёгкий лепесток
сиреневый – на луг благоуханный.
Из томных губ свирели бога Пана
по каплям истекает сладкий ток
на ткань речных сферических кругов,
в которых рыбкой плещется наяда,
смывая с тела, как остатки яда,
любовь непобедимую его.

Не зря он эту жертву выбирал:
безумец в ней свою Сирингу ищет.
Тростник над ухом заунывно свищет,
и всё сильнее пахнут клевера.
Конечно, вовсе не её вина...
Но кровь – кипит, седая вьётся грива
уже победно, да висит глумливо
над сценкой обнажённая луна.

Густеет воздух, глубже цвет небес,
хмельная страсть взрывает кожу почек.
Во тьме лиловой облако хлопочет,
сползая тестом за лиловый лес.
Плывёт по речке тёплый лунный свет,
наяда спит на ложе из тумана
под стон любви свирели нежной Пана.
Ей снится, что желанней песни нет…

Я, создана из мужнего  ребра,
(Не от того ль зимой болят суставы?),
У печки коротаю вечера
Согласно сверху спущенным уставам.

О том, что можно ветреной Лилит,
Верна Адаму, и мечтать не смею,
Да только вот – ретивое болит
От участи, свалившейся на Змея...

Он был хорош нарядной чешуёй,
Услужливый, пикантный и не грубый,
И часто заговаривал со мной,
Да так, что по ночам горели губы!

Но главная обида всех сильней:
К желаниям моим «пришили дело»!
Теперь гложу мираж ушедших дней,
Что яблока-то, глупая, не ела…

Около затона под кустом,
Где от глины холодно и липко,
Бьёт в грязи вуалевым хвостом
Золотая маленькая рыбка.

И какой подлец её сюда
Бросил и – за это не ответит?
В двух шагах осока и вода,
А она – одна на целом свете!

Ведь могла желанье загадать!
(Золотым не нужно звездопада
Для спасенья). Отчего ж опять
Плачет? Ничего-то ей не надо…
       ------------------
Я проснулась…Осень. Ждать беды?
Пятница-вещунья смотрит строго.
Чешуёй, как рыбка без воды,
Жёлтый лист царапает дорогу…

На заре просыпается первая,
(Муж-обходчик, как водится – пьяный!)
Мимо дома (в столицы, наверное)
Проезжают себе д’Артаньяны.

День буксует. Под солнцем капустная
Наливается соком рассада.
Валерьяна, конечно, невкусная...
Говорят – для спокойствия надо!

На окне занавесочка белая
Да румяные щёчки герани.
Вот бы жизнь ей сюжет переделала,
Как бывает порой на экране –

Хеппи-энд! И вздыхает Констанция,
Поливая фасоль в огороде:
– Из экспрессов на маленькой станции
Никогда и никто не выходит...

Вдоль озера, где след на берегу
Кабаний – заплутался средь орешин,
Довольную, притихшую Ягу
Катал в санях лохматый добрый Леший.

Лошадкой он «работал» просто так,
Не думая, что будит жар нетленный
В соседке, ну а вечером – пятак
(Её подарок) прОпил неразменный.

В лесу глумилось эхо: –  И-го-гооо!
Само себе же отвечало звонко.
А срок пришёл, и (знать бы – от кого)
Яга взяла да родила ребёнка.

В истории подслушанной моей,
Возможно, слишком много белых пятен…
Но, прежде чем изображать коней,
Подумай: а всегда ль итог приятен?

Прозрачный взгляд, а брови – полумесяцем,
Оглянется – и холодно внутри.
Старушки на скамейке мелко крестятся:
– Ишь, ведьма, разоделась – ты смотри!

Но – ей-то что! По городу нарядному
Пройдётся в старом мамином пальто,
Покормит птиц, откроет дверь парадного,
И – вновь к себе в болото. Лет на сто…

На мудрецов довольно простоты…
И мы с тобою в ней виновны тоже!
Ведь ты, мой ангел, вряд ли будешь – ты,
Когда не ляпнешь глупость встречной роже…

Что говорила принцу – отвечай?
Он запылал красней любого мака!
Слегка остыв, споткнувшись невзначай,
Зашёлся снова, выплюнув: – Однако…

А до мазурки – (бешеный успех!)
Пытался в щёчку клюнуть, пусть – приватно.
Ещё чуть-чуть – хрусталь, кареты, мех
К твоим ногам! На полке прикроватной

У нас – лишь пыль, и, мой сожрав наряд,
От злости моль – тряпьё в кладовке точит.
Наш кавалер (так люди говорят),
Переживал сначала, между прочим,

Потом, представь, женился на немой!
Она молчит, да может ладно слушать!
Ой, перестань "он-прелесть-но–не-мой"
Твердить, мон шер, ты тётке травишь душу!

И каждый день, сметая со стола
Огрызки от чужого ныне бала,
Я сожалею: – Эх, не догнала
Тебя судьба, но – как она бежала!