Так вот, мы лежали тогда на песке и общались немного жестами, немного отдельными французскими словами. Если я что‑то не понимал, он повторял много раз, помогая себе руками. Вдруг мне показалось, что из‑под ближайшей скалы, там, куда не достигал свет от костра, что‑то выползает. Сначала я подумал, что мне привиделось. Но нет!
По песку греб клешнями жутких размеров скорпион[182]. Они обычно выходят на охоту вечером. Этот дугообразно выгнул свой страшный хвост вперед, а значит нападал! Он кинулся в сторону Угзана. Вы не представляет, какое это быстрое существо! Времени для размышлений не оставалось. Я бросился к туарегу и каблуком втоптал скорпиона в песок. Тот успел еще ударить шипом на кончике хвоста в мой ботинок. Ногу, к счастью, защищала толстая кожа ботинка. Если бы я снял обувь, мы бы сейчас не разговаривали. Яд скорпиона бывает очень силен.
Угзан в ужасе вскочил. Он, видимо, решил что я на него нападаю, но когда пригляделся поближе, побледнел. Потом обратил ко мне восхищенный взгляд, покачал головой и снова произнес:
– Марабу! О, Марабу!
С этой минуты мы очень сблизились. Даже объясняться нам стало легче. А меня мучил только один вопрос: за кого же они меня принимают? Почему называют меня марабу?
Я показал на себя, говоря:
– Марабу? Марабу? – и развел руками.
Он промолчал.
Потом мы пили чай, ели финики… И, наконец, Угзана как прорвало. Он начал говорить.
Сначала о караване.
Он нарисовал на песке восходящее и заходящее солнце, чтобы таким образом определить направления на своей импровизированной карте. Потом поставил точку, которую назвал Ахаггар[183]. Я понял, что речь идет о его родных местах.
– Туарег – Ахаггар, – повторял он, показывая на себя и на точку на песчаной карте. Затем начертал марш‑руг каравана. Я так и не узнал, почему они выбрали такой окольный путь. Во всяком случае, они спустились на восток, через Гхак и Мурсук добрались до оазиса Сива, затем сменили направление на южное, через Фарафру и Дахель дошли до оазиса Харге, где вступили на один из самых известных путей в пустыне[184].
Я вижу, Тадек, что ты совсем заскучал от этих названий, как, помнишь, ты скучал от рассказов Салли о египетских памятниках. Лучше было бы показать все на карте, но уж позвольте мне похвастаться. Все эти названия не были мне чужими благодаря тем экзаменам по географии, которые устраивал ты мне, отец. Я даже был способен дополнять сведения «моего» туарега, что его так поразило, что он снова повторял, задумчиво глядя на меня:
– Марабу! Ну и марабу!
Я чувствовал, как растет мой авторитет…
Марабу
Наша дружба с Угзаном все крепла. Я возобновил просьбы об освобождении, хотел чтобы меня оставили где‑нибудь в оазисе, мы немало их миновали по дороге. Мне, правда, не позволили побывать ни в одном из них, меня оставляли в разбитом неподалеку лагере и так строго охраняли, что я и не пробовал бежать. Я потребовал встречи с женщиной, возглавлявшей караван. Меня все еще не покидало чувство удивления, что именно она выполняла эту роль. Угзан объяснил, что она была женой вождя их клана, называемого аменокаи, вождь умер недалеко от оазиса Сива. Но почему главой стала она, а не кто‑то из мужчин, я не понял до сих пор.
Наш разговор ни к чему не привел.
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Свежее в блогах