КАЛЕФ НОЭЛЬ. ЛИФТ НА ЭШАФОТ. Детектив

Глава XVIII

В конце авеню Георга V Жюльен Куртуа проехал на красный свет и резко затормозил.

Услышав скрип тормозов, полицейский обернулся. Жюльен до крови закусил губу: «Осторожно, это первое испытание. Ничего не бойся. Никто ничего не может знать».

Полицейский приближался к нему, улыбаясь. Жюльен сделал над собой неимоверное усилие, чтобы унять нервную дрожь.

– Что, месье, мы еще не проснулись?

– Да. Когда выезжаешь в такой ранний час… – пробормотал Жюльен.

Полицейский поморщился:

– И еще так торопишься. Вы даже не побрились… Впрочем, за это штраф не предусмотрен…

Зажегся зеленый свет. Полицейский жестом показал Жюльену, что он может продолжать путь. От волнения Жюльен не мог справиться со своими движениями. Мотор возмущенно зарычал.

– Ну-ну, успокойтесь! – ухмыльнулся полицейский. – Не стоит портить машину из-за пустяков!

– Дело в том, – пролепетал Жюльен, желая оправдаться, – что я спешу на поезд. Поэтому…

Полицейский уже его не слушал, пробегая взглядом заголовки газет, выставленных в соседнем киоске. Жюльену наконец удалось переключить скорость, но тут мотор заглох.

– Он еще не проснулся, – сообщил полицейский киоскерше, которая дышала на пальцы, чтобы согреть их.

– Сегодня холодней, чем вчера, – сказала она. – Удивляюсь только, как терпят люди.

Она указала на лежащую сверху газету: «Последние новости. Зверски убита супружеская пара туристов. Убийца скрылся».

– Видели?

Полицейский поцокал языком, качая головой. Киоскерша прокомментировала:

– Придет же людям в голову… Заниматься туризмом в это время года!

– Ну… знаете, не такая уж была плохая погода… И вообще это погода запаздывает, а не туристы опережают календарь!

– Послушайте-ка, а… убийца скрылся…

Рукой в белой перчатке полицейский сделал успокаивающий жест.

– Не волнуйтесь, его поймают. От нас не убежишь…

Вернувшись небрежной походкой на свой пост, он увидел красный «фрегат», остановившийся при въезде на мост. Полицейскому был слышен беспорядочный стук мотора. Он направился к Жюльену.

Увидев его в зеркальце, Жюльен вздрогнул. «Испытание продолжается, – повторял он про себя. – Надо держаться. Если я выдержу этот экзамен, я спасен».

– Послушайте, нельзя же так, карбюратор выйдет из строя! – сказал полицейский, поравнявшись с машиной. – Включите вторую скорость, я вас подтолкну.

Жюльен послушался. «Он не может знать. Никто ничего не может знать!»

– Да… Да. Вы мне скажете, когда надо будет выключить сцепление…

– Давайте…

Уже собираясь обойти машину, полицейский нахмурил брови, подозрительно взглянув на Жюльена.

– Что-то вы очень нервничаете; у вас уже дважды глохнет мотор. Права есть?

– Конечно.

– Покажите.

Он стал вдруг серьезным, даже строгим. Жюльен торопливо достал документы. Полицейский внимательно изучил их. Жюльен кусал ногти.

– Ладно. – Полицейский вернул ему права. – Должно быть, дело в карбюраторе.

Жюльен задержал дыхание.

– Давайте… – повторил полицейский. – Значит, вторую, а как я скажу, вы выключаете сцепление…

Зажав под мышкой жезл, он уперся в багажник. Колеса медленно крутились. Полицейский, пыхтя, толкал машину. На середине моста он крикнул:

– Пошел!

«Фрегат» рванулся с места, из выхлопной трубы вылетело облачко дыма. Полицейский достал платок, чтобы вытереть руки.

– Ну что, это все карбюратор? – крикнул он.

Но машина удалялась на полной скорости.

– Ладно! – Полицейский состроил презрительную гримасу. – Хоть бы спасибо сказал!

Живраль стоял в подворотне на улице Молитор. Ему было холодно. Он проклинал свою работу. Услышав, как к дому подъезжает машина, он отшвырнул погасший окурок. Да, это был красный «фрегат». Живраль с удовлетворением проверил регистрационный номер.

Из машины торопливо выскочил мужчина, прошел мимо него, взглянув на инспектора, как смотрят на бродягу, оказавшегося вдруг на главной улице. Живраль дал мужчине войти в дом, затем, подойдя к свету, изучил фотографию, которую ему дал Жорж. Он развел руками и тихонько присвистнул. К нему подбежал его помощник:

– Это он, патрон? Он сошел с ума, если вернулся!

– В этом деле они все сумасшедшие, сынок. Ничего нельзя понять. Теперь соображаешь, что значит интуиция?

– А что? Вы столько ворчали, когда комиссар поставил вас здесь!

– Вот именно. В этом и есть работа… Ну оставайся здесь. Я пошел.

Помощник, совсем еще молодой полицейский, потер руки, потом стал греть их под мышками.

Вконец измученный Жюльен у дверей своей квартиры постарался собраться с мыслями.

– Простите, месье… – Незнакомый человек показал свое удостоверение.

Жюльен не мог скрыть испуга. Живраль грустно улыбнулся:

– Это вы Жюльен Куртуа?

– Да… да, в чем дело?

Он тоже улыбался, стараясь побороть дрожание губ.

– Ничего особенного. Ваша жена заявила о вашем исчезновении в субботу вечером, ну…

– Моя жена? – спросил Жюльен в недоумении. Он забыл про нее. – В самом деле, бедняжка… Она, должно быть, волнуется. Я уезжал и… – Он замолчал. Чем меньше он будет говорить, тем лучше. В любом случае никто не может ничего знать. – Я сейчас же ее успокою.

Он открыл дверь, вошел в квартиру, обернулся:

– Спасибо, мес…

Инспектор с невозмутимым видом ногой придерживал дверь, не давая Жюльену ее закрыть.

– Вашей жены нет дома.

– Что вы говорите? Вы сошли с ума?

– Увы, не я! Ваша жена у брата.

– У Жоржа? Какой вздор!

Жюльен потряс головой; ему теперь никак не удавалось привести свои мысли в порядок. Они сталкивались, мешались, бились о череп, как о тюремные стены.

– Ну да! – продолжал инспектор. – Похоже, она собирается подавать на развод.

– Но это невозможно!

Жюльен устремился в комнаты с криком: «Женевьева!»

– Не трудитесь, месье. Ее здесь нет. Повторяю вам, она у своего брата.

Жюльен вынужден был сесть. Только не упомянуть Боргри. Что это еще за история? И этот дурак, который не перестает что-то говорить… Что он там говорит?

– …Впрочем, месье Журлье со своей стороны собирается подать на вас в суд за мошенничество…

– ЧТО?

Жюльен вскочил, кинулся в спальню, стал лихорадочно рыться в маленьком секретере. Спокойный голос за его спиной продолжал говорить с оттенком сожаления, как бы желая толкнуть его на признания:

– Если вы ищете свою тайную бухгалтерию, то могу вам сообщить, что как раз сейчас один из моих коллег несет ее в прокуратуру.

Жюльен не хотел оборачиваться: сначала надо было изобразить на лице спокойствие. Все это, в сущности, имеет лишь относительное значение. Самое главное – Боргри. А о нем никто ничего не знает. Кроме него. И кроме мертвеца. Черт побери! Все прошло так гладко, если не считать лифта!

– Ваша жена, – продолжал Живраль, – все рассказала брату и все ему отдала.

Жюльен не шелохнулся. Все это не так уж страшно.

– Что поделаешь, такова жизнь, – не умолкал Живраль. – Вдруг все сваливается на вас разом: жена бросает, шурин обвиняет в мошенничестве… А тут еще мы… собираемся морочить вам голову насчет Марли…

– Марли?

Инспектор прокашлялся:

– Короче, вы влипли, месье Куртуа.

Жюльен повернулся к нему, и Живраль, к своему удивлению, увидел выражение облегчения на его лице.

– Да полно! Деньги – дело наживное.

«Он неплохо держится», – подумал полицейский.

– С вашего позволения, я позвоню, – произнес он вслух.

Не дожидаясь ответа, Живраль снял трубку, набрал номер. В это время Жюльен лихорадочно размышлял. Уговорить Женевьеву. Проще простого. Конечно, разговор будет не из приятных, но не больше того. Жорж в суд не подаст. Подложные счета? Отделается штрафом налоговому управлению. И деньги в конечном счете выложит тот же Жорж. Живраль, наблюдавший за Жюльеном, увидел, как тот улыбнулся.

– Алло? Это ты, Марсель? Живраль. Скажи Маруа, что можно снять наблюдение за зданием «Ума-Стандард». Ну да, я задержал его дома. Конечно, папашу Живраля чутье не подведет. Предупреди шефа, что сейчас я его привезу. И пошли ребят на улицу Молитор за колымагой… Он сам преспокойненько приехал на ней… До скорого… – Живраль повесил трубку. – В путь, месье Куртуа.

– Вы хотите меня арестовать? – Жюльен выпятил грудь. – У вас есть ордер?

– Не успел. – Живраль с извиняющимся видом развел руками. – Времени не было. Подумайте сами, все обнаружилось в пять часов утра. Без четверти шесть меня подняли с постели, и я явился прямо сюда, не заходя на службу.

– Все это, конечно, прекрасно, но я мог бы отказаться идти с вами.

– Разумеется… Я даже не имею права задержать вас!

– В таком случае вы не станете на меня сердиться, если…

Он быстро вышел из квартиры и бегом спустился по лестнице. За ним не спеша следовал Живраль. Внизу Жюльен столкнулся с каким-то мужчиной, который вежливо спросил:

– Вы там, наверху, не видели моего коллегу?

– Я тороплюсь, у меня нет времени…

– Теперь у вас будет много времени, месье Куртуа… – вмешался, присоединившись к ним, Живраль. – Прошу, идите вперед.

Жюльен вышел. Живраль захлопнул дверь, щелкнул замок. Жюльен вздрогнул, как от удара: это закрылась дверь в его мечту о завоеванной свободе.

Этот звук преследовал Жюльена в течение многих, многих дней. А перед глазами постоянно была захлопнувшаяся дверь…

Садясь в такси, Живраль протянул ему утреннюю газету, указав на коротенькую заметку: «Зверски убита супружеская пара в лесу Марли». Марли… Марли?.. Убийца скрылся.

– Зачем вы мне показываете это?

Полицейский ничего не ответил, хлопнул дверцей машины. Жюльен подскочил от этого звука.

Теперь за ним захлопнулась решетка. Разве сажают в тюрьму людей в связи с гражданским иском?

– Дверь! Сквозняк! – крикнул кто-то.

– Сейчас, сейчас закрою, не нервничай!

Где-то хлопнула еще одна дверь.

Изо всех сил он старался сохранить хладнокровие. «Пока я буду молчать, они ничего узнать не могут». Если б только не все эти захлопывающиеся двери.

В полдень вместе с супом ему просунули через решетку вечерний выпуск газеты. Он чуть не пропустил корреспонденцию на первой странице:

«ДВОЕ ТУРИСТОВ УБИТЫ В ЛЕСУ МАРЛИ».

«Что они мне морочат голову с этой историей?»

«ПОЛИЦИЯ АРЕСТОВАЛА УБИЙЦУ».

«Ну и прекрасно!»

Он развернул газету, и крик замер у него в горле. Под крупным заголовком он увидел свою фотографию, ту, которую так не любила Женевьева и которую сохранил Жорж. Жюльен схватился за прутья решетки и затряс ее изо всех сил:

– Я невиновен! Откройте!

Прибежал тюремщик:

– Не ори. Придет время, все объяснишь. Я-то тут при чем?

Жюльен тяжело опустился на койку. Тюремщик удалился, захлопнув дверь в коридор. Жюльен вздрогнул и разрыдался.

Долгие часы он повторял себе: «Спокойно. Ни слова. По сути дела, ты спасен. Эта глупая ошибка разъяснится, а дело Боргри тем временем пройдет незамеченным. Это же невозможно, ведь все это время ты просидел в проклятом лифте. Но вот уж о лифте молчи. «Ума-Стандард», лифт, Боргри – табу».

Напротив послышался глухой звук.

– Прекратите хлопать дверьми, черт побери! – заорал Жюльен.

В камере напротив высокий негр продолжал танцевать, хлопая в такт розоватыми ладонями.

Жюльен заткнул уши.

Довольно молодой комиссар – если только это был не следователь – производил впечатление человека сурового и педантичного. Он носил пристежной воротничок и крахмальные манжеты. Может быть, чтобы угодить какому-нибудь своему начальнику, представителю старой Франции. Жюльен вновь обрел видимость спокойствия.

– Месье, в этой истории какая-то ужасная ошибка. Я сказал бы, это трагическое недоразумение. Мне дали газеты, и, к своему огромному изумлению, я узнал, что арестован за жуткое преступление, за убийство с целью ограбления, которое я не мог… вы слышите?.. не мог совершить!

Жюльен замолчал. Его собеседник как будто ничего и не слышал. Он сделал незаметный знак, из-за стола в дальнем углу комнаты поднялся человек, приблизился, положив перед Жюльеном его плащ.

– Это ваш?

– Да. Почему вы спрашиваете?

– Именно этот плащ вы носили в конце прошлой недели?

Он чуть не ответил: «Нет! Я носил пальто». Но вслух произнес уверенным тоном:

– Да. Я оставил пальто на работе и попросил секретаршу отдать его в чистку, потому что…

– Ваше пальто меня не интересует. Я спрашиваю, носили ли вы этот плащ вечером в субботу, в течение воскресенья и в ночь с воскресенья на понедельник?

– Да, – ответил Жюльен с досадой.

Чиновника, казалось, его ответ удовлетворил, и Жюльен насторожился. С этими хитрецами не угодить бы в ловушку.

Плащ унесли и принесли револьвер.

– Вы узнаёте это оружие?

Жюльен с опаской смотрел на револьвер, прикидывал в уме: «Боргри был убит собственным револьвером, итальянского производства. «Беретта» или что-то в этом роде. А мой сделан в Сент-Этьене… На первый взгляд это тот самый. Но я читал в книжках, как полиция умеет ввести в заблуждение…»

– Ну, так вы узнаёте это оружие?

– Можно мне взять его в руки?

– Пожалуйста.

Жюльен схватил револьвер, пощупал, осмотрел. Как будто все нормально.

– Да, это мой револьвер.

– Когда вы его видели в последний раз?

– В субботу вечером, – ответил Жюльен не колеблясь. – Он был у меня в кармане… Не помню, оставил я его при себе или положил в машину.

На последующие вопросы он не ответил… карман… имеется в виду карман пальто… В вопросе «пальто – плащ» какая-то накладка. Надо разобраться, прежде чем отвечать.

Впрочем, никто не настаивал. Они были вполне удовлетворены.

Во дворе стоял красный «фрегат». Допрос продолжался.

– Это ваша машина?

У Жюльена вновь создалось впечатление, что ему подстраивают западню. Он внимательно посмотрел на регистрационный номер, на левую фару с треснувшим стеклом, на облупившийся лак на приборном щитке рядом с пепельницей, на оторванную тесьму на заднем сиденье.

– Да, – признал он наконец, – это моя машина.

Они вернулись в кабинет. У Жюльена было чувство, что он только что проиграл сражение. Он не понимал какое. Но он не был побежден. Он-то знал, что не убивал этих несчастных туристов! Что его ноги не было в Марли! Он даже не представляет, по какой дороге надо ехать в Марли из Парижа…

– Жюльен Куртуа, обвиняю вас в вооруженном нападении, ограблении и преднамеренном убийстве бразильского подданного Педро Карасси и его жены Жермены, урожденной Жермены Таривель, совершенном вами в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое апреля тысяча девятьсот пятьдесят шестого года в Марли-ле-Руа, департамент Сена и Уаза…

Выслушав до конца, Жюльен медленно произнес:

– Я решительно протестую против этого обвинения. Я не убивал этих несчастных. Я не мог этого сделать.

У него было ощущение, будто в последний момент он удержался на краю пропасти: он чуть не упомянул о своем неопровержимом, но опасном алиби – лифте.

В эту ночь – свою первую ночь в тюрьме – Жюльен подвел итог. Теперь он знал врага, с которым должен бороться, и этот враг казался ему ничтожным. «Адвокат как будто славный парень. Пусть он говорит, а я, я буду молчать. Я потребую свидания с Женевьевой. Впутала она меня в историю из-за своей ревности! Конечно, она не виновата, но и я тоже! Повнимательней с Женевьевой! Повнимательней с адвокатом! Никогда ничего не говорить о Боргри, о лифте. История с Марли очень кстати, а потом она разъяснится сама собой…»

Все же ему не удавалось заснуть. Он крутился на койке, подавляя желание расхохотаться: «Идиоты, я – это Боргри! Я тот самый, из лифта!» Но тут же начинал себя ругать: «Ни слова, и все пойдет как по маслу».

Глава XIX

Допросы, перекрестные допросы, экспертизы, очные ставки…

Жюльен держался долго, убежденный в своей невиновности. Он то обретал веру, то приходил в отчаяние, но боролся изо всех сил, сдавая позиции лишь пядь за пядью.

– Где вы находились в ночь с субботы на воскресенье?

– Я отказываюсь отвечать.

– А в ночь с воскресенья на понедельник?

– Я отказываюсь отвечать.

Следователь обратился к адвокату:

– Мэтр, вам следовало бы порекомендовать вашему клиенту другой метод защиты!

Адвокат – очень славный парень – повернулся к Жюльену:

– Заклинаю вас, Куртуа, перестаньте играть в молчанку!

– Он хочет, чтобы мы поверили, будто он заботится о чести женщины! – сказал следователь с пренебрежением. – Куртуа, в вашем положении лучше сказать все, даже если замешана женщина. Тут не до чести! Вы рискуете головой ради чьей-то репутации.

Адвокат вмешался:

– Господин следователь, дайте этой женщине, чью честь он оберегает, время самой открыться. В конце концов Куртуа поступает как джентльмен и…

– Эта женщина не существует, мэтр, вы это знаете не хуже меня. А если оберегать…

– Я никого не оберегаю, – спокойно произнес Жюльен, – и я верю в правосудие. Нельзя доказать, что я совершил это преступление, по той простой причине, что я его не совершал.

Его приводили. Его уводили. Тюрьма. Кабинет следователя. Самое удивительное, что свидетели узнавали его.

Эти пожилые супруги… откуда они взялись?

– Куртуа, – говорит следователь, – вот двое свидетелей, которые видели вас в Марли в субботу вечером, весь день в воскресенье и в ночь с воскресенья на понедельник.

Жюльен, которому свет бьет в глаза, перемещается, чтобы лучше видеть мужа с женой. Они морщатся, переглядываются. Мужчина колеблется…

– Рост вроде такой же… но поскольку он прятался…

– Позвольте, – вмешивается женщина, – в нашем деле научишься в людях разбираться. Я, я уверена – это он.

Адвокат готов уцепиться за малейшую неточность и воспользоваться ею:

– Минутку, здесь явно противоречие. Вы заявили, во-первых, что у вас что-то случилось с электричеством, во-вторых, что этот человек тщательно прятал лицо. Почему же, объясните, в этих условиях вы так категоричны в то время, как ваш муж…

Матильда улыбается с видом полного превосходства:

– Женщину от мужчины отличает, мэтр, интуиция.

– Представьте себе, мадам, что правосудие требует фактов!

– Вам недостаточно фактов? – осведомляется следователь. – Машина. Имя, которое называет «таинственный» путешественник: Куртуа. Оружие, которым совершено убийство. И наконец, не забудьте плащ.

Что им всем дался этот плащ? К счастью, адвокат качает головой:

– Тем не менее свидетели противоречат друг другу. Жена говорит «да», а муж говорит «нет»!

Тут Шарль начинает злиться:

– Уж извините! Я не говорил «нет». Я не сказал – «да».

– Нюанс, – тонко замечает Матильда.

Эта пара действует Жюльену на нервы. Женщина заговаривает опять, подтолкнув мужа локтем:

– Я скажу, что тебя смущает, Шарль. Что он одет по-другому. Тогда на нем был свитер с высоким воротом, а потом мы его только в плаще и видели, разве не так?

– Свитер с высоким воротом! – кричит адвокат. – Видите? Держу пари, что у моего клиента вообще нет такого свитера.

Жюльен пожимает плечами. Надо было настоять, чтобы ему дали более опытного, более ловкого защитника.

– Да нет же, есть у меня один. Я надевал его обычно, когда ездил за город.

– А вы как раз собирались за город, вы сказали об этом привратнику.

– Я этого и не отрицаю! Только если б я поехал прямо из канцелярии, то не мог бы его надеть, поскольку он был дома, а на мне была серая рубашка. Та самая, в которой меня арестовали.

– Мы сейчас займемся вашими маршрутами, Куртуа. Прошу вас, вернемся к тому, что вы сказали привратнику. Вы ему сказали, позвольте… – Следователь заглядывает в бумаги. – Вот… «Я собираюсь провести уик-энд с самой очаровательной из женщин».

Жюльен хмурит брови:

– Да, кажется…

Следователь поворачивается к адвокату:

– Ваш клиент запутался в собственной лжи, мэтр, это становится чересчур просто!

– Совсем нет! Куртуа сказал нам, что имел в виду собственную жену!

– Как же получилось тогда, что он не взял ее с собой?

Жюльен с трудом сдерживает смех. Эти типы захлебнулись бы в стакане воды. Он не взял ее с собой, потому что застрял в… Сделав над собой невероятное усилие, он закрывает рот. Ух! Он чуть не проговорился о лифте. А в это время идет жаркий спор вокруг «самой очаровательной из женщин» и свитера с высоким воротом. Кажется, следователь торжествует.

– Ловлю вас на слове, мэтр. Мадам Куртуа не в состоянии с уверенностью сказать, находился ли свитер в квартире. Зато – ваш клиент сам это подтвердил – в помещении, примыкающем к его кабинету, у него стенной шкаф, где он хранит белье…

Адвокат исчерпал аргументы. Он прекращает борьбу, по крайней мере временно, поворачивается к Шарлю:

– Значит, мы договорились, что касается опознания Куртуа, вы нейтральны.

Шарль не успевает ответить. Матильда обращается к следователю, игнорируя адвоката:

– Я убеждена, что муж сможет с уверенностью ответить, если мы увидим господина в плаще.

– Хорошая мысль! Пожалуйста, наденьте плащ, Куртуа.

Жюльен подчиняется, что-то раздраженно буркнув. Смотри-ка, он не замечал, что на левом плече плащ разорван. Наверное, за что-нибудь зацепился.

– Взгляните теперь. Это он?

Хозяин гостиницы морщится, щурит глаза, смотрит на него, склоняя голову то влево, то вправо.

Не выдержав, Жюльен насмешливо спрашивает:

– Ну что, это я?

Матильда, оскорбившись, тут же отвечает:

– Никакого сомнения! Это он.

Но Шарль покусывает губы, Матильда настаивает:

– Ну, говори, ты же видишь… вспомни…

– Ох! Ну что ты хочешь, ведь он все время выбирал темные уголки, – разводит руками Шарль, – отворачивал лицо. Ты ж сама знаешь! Он прятался, он не хотел, чтобы его видели! Ты сама сказала, что он, должно быть, с любовницей… и что поэтому он…

– Видишь, как ты ошибаешься, – прерывает его Матильда. – Не из-за этого он прятал лицо.

– О, пожалуйста, не делайте выводов, – кричит адвокат.

– Мадам права, – резко обрывает его следователь. – Куртуа готовился к преступлению и не желал впоследствии быть узнанным…

Они яростно спорят. Матильда самоуверенно вмешивается в разговор. Она все время улыбается с таким видом, будто хочет сказать: мы с вами, господин следователь, умные люди и понимаем друг друга… Жюльен чувствует, что в последнем выводе следователя что-то хромает… Наконец-то! Нашел!

– Вы позволите? Если я правильно понял, следствие установило, что туристы приехали в воскресенье утром. Как же я в таком случае «готовился к преступлению» уже в субботу вечером?

Жюльен доволен собой, и ему неясно, почему его адвокат вдруг смотрит как побитая собака, почему следователь не может сдержать улыбку, почему направляется к нему с самодовольным и хитроватым выражением на лице.

– Значит, вы признаете, что были в Марли?

– Ничего подобного! Я хотел сказать совсем не это.

– Простое предположение, а не утверждение, господин следователь, – вопит адвокат.

– Ваш подзащитный выдал себя, мэтр.

– Нет! Нет! Нет! – кричит Жюльен до потери голоса.

Он делает над собой усилие. Адвокат явно слаб, и он должен быть чрезвычайно внимателен, потому что его спасение зависит только от него самого.

– Господин следователь… Все же вы не ответили на мой вопрос.

– Допустим, что вы готовились к преступлению. Это просто.

Жюльен как бы раздваивается. Одна его часть яростно старается разрушить стройную цепь выдвинутых против него обвинений. Вторая, уверенная в своей правоте, забавляется, наблюдая за тем, как люди серьезно занимаются каким-то недоразумением. Это смешно, черт возьми! Скоро они обнаружат ошибку.

Он машинально крутит пуговицы на своем плаще и вдруг восклицает:

– Не хватает одной пуговицы!

Адвокат снова подскакивает.

– Не беспокойтесь, – говорит следователь слащавым голоском, – мы ее нашли.

– А! В машине?

– Нет. В руке одной из жертв.

Жюльен бледнеет. Следователь обращается к Шарлю:

– Ну хватит спорить. Вы не уверены, что узнаёте обвиняемого. Но одежду, которая была на нем, вы узнаёте?

– Это да. В последний раз я даже заметил, что плащ разорван.

– Когда вы это заметили?

– В последний раз. Ночью в воскресенье.

– Точнее, он хочет сказать, утром в понедельник, – добавляет Матильда.

– Спасибо, мадам. Что касается этого момента, вы единодушны: вначале плащ не был порван?

– Нет, – говорит Шарль. – Я даже подумал, когда увидел его в первый раз: вот такой плащик мне бы подошел.

– Его плащ уже в таком виде… – прибавляет Матильда.

– На этом мы закончим. Благодарю вас.

Матильда явно недовольна, что все так быстро завершилось. Она выходит вместе с мужем. Хлопает дверь. Жюльен подскакивает и садится опять.

– Ну что ж, мэтр, теперь у нас есть веские основания полагать, что убийство было преднамеренным, – говорит следователь вкрадчивым голосом.

Адвокат возражает, ссылаясь на ненадежность свидетельских показаний, а следователь вновь говорит о плаще.

Жюльена уводят.

Его приводят вновь. Он решил пойти на уступку:

– Я сказал неправду: во время уик-энда я не надевал плащ.

Пальто, должно быть, уже давно почищено.

Следователь улыбается и приглашает в кабинет Денизу. Она неисправима: кокетничает, демонстрируя свои ножки.

– Я думала, что он уйдет в пальто. Ничего подобного. В понедельник утром я увидела его записку…

Из ее заявления явствует, что в понедельник утром пальто находилось в конторе, а не на Жюльене. Денизе ясно: значит, он ушел в плаще. «Правосудие» благодарит Денизу.

Жюльен провожает ее взглядом и, мстя ей про себя, мысленно отмечает, что у нее низкий зад и тощие икры. Затем он поворачивается к своему мучителю.

– Ваше заключение было бы правильным, если б в понедельник утром я не пришел в контору раньше Денизы.

– Ну-ну…

Следователь не позволяет ему продолжать. Его уводят. В тюрьме Жюльен размышляет о том, что делает все больше уступок. Пальто, возвращение в контору… разве это не опасно вот так одну за другой сдавать свои позиции?

Его приводят опять, и на этот раз он встречается с Альбером.

– Альбер Ширье, вы видели, как в субботу, в половине седьмого вечера, Куртуа вышел из здания. Во что он был одет: пальто или плащ?

Привратник подпирает подбородок рукой, прикрывает глаза и выпячивает губы.

– Скажу вам прямо, господин следователь, я не знаю!

– Постарайтесь…

– Я стараюсь, только вот месье Куртуа всегда носит серое, поэтому трудно заметить… И в это время было темно…

– Ночью все кошки серы! – шутит адвокат.

Жюльен благодарит его взглядом. Но следователь недоволен.

– Подумайте как следует, Ширье…

– Знаете, господин следователь, у меня такое впечатление, что он был в плаще!

Следователь хлопает ладонью по столу. Жюльен подскакивает.

– Всего лишь впечатление свидетеля, начитавшегося газет! – оживляется адвокат. – Обвинение должно основываться на точных фактах!

– На точных фактах? – сердится следователь. – Может быть, их недостаточно? А оружие, которым было совершено убийство? А машина? А пуговица от плаща?

Адвокат хочет что-то сказать, но следователь останавливает его жестом, и адвоката это, кажется, устраивает.

– Почему Куртуа сразу не сказал, что был в пальто? Только когда его опознали в плаще, когда этот плащ стал тем самым фактом, которые вы требуете, он вспомнил, что надел пальто.

Внезапно он успокаивается и наносит последний удар:

– Хорошо, мэтр. Он вышел в пальто, согласен. А потом? По его собственным словам, плащ был в машине. Значит, в любом случае он мог его надеть…

Это действительно серьезный довод. Следователь старается скрыть свое торжество, но все больше выпячивает грудь, в то время как плечи адвоката опускаются.

– Впрочем, сейчас мы покончим с этим вопросом. Ширье, находился ли Куртуа в здании в понедельник утром?

– Как я вам говорил, господин следователь, мне действительно показалось…

Такое начало обнадеживает одну сторону и разочаровывает другую.

– Но я убедился, что ошибся, – продолжает привратник, и в настроении присутствующих тут же происходит перемена. – Со мной еще была мадам Бернар.

– В самом деле, у нас есть ее показания. Спасибо. Ну, Куртуа, что вы теперь скажете?

– Он не ошибался, – говорит Жюльен твердо. – Я был у себя в кабинете. Он пытался открыть дверь, но я до этого запер ее.

– Почему?

– Почему? Да потому, что я…

Он умолкает. Ловушка! Адская ловушка, в которую он рискует угодить. Он по-прежнему надеется, что эта невероятная история с Марли разъяснится сама собой, что не надо говорить о Боргри. Но Марли – это тоже западня, подстерегающая его на каждом шагу. Он мечется, ищет выход. Всюду за ним захлопываются двери. Как только приоткрывается какая-нибудь из них, кто-то или что-то захлопывает ее перед его носом.

Они хлопают все громче и громче. Этот звук проникает до самого мозга. Но Жюльен держится. Нервы сдают. Он похудел, осунулся. Он постарел. Его желудок отказывается принимать пищу. Два раза он лишился чувств в кабинете следователя. Его обвиняют в симуляции. Его адвокат даже не протестует.

Его уводят, его приводят. У него теперь жалкий вид. Но он держится. Пусть в одиночестве. Ведь он остался в одиночестве. Женевьева отворачивается от него. Жорж изображает безразличие. Адвокат в отчаянии.

Он в одиночестве спорит теперь лишь с самим собой. Спорит с судьбой, которую хотел обмануть. Вся его жизнь теперь – это игральные кости, которые трясут перед его носом с грохотом захлопывающихся дверей.

Ему показывают фотографии. Мужчина и женщина.

– Вы узнаёте их?

Он рыдает.

– Нет! Нет! Нет!

Его уводят. Его приводят.

Адвокат требует, чтобы устроили психиатрическую экспертизу. Обессиленный, он послушно подвергается осмотру. Его признают вменяемым.

Адский коридор с бесчисленными дверями все сужается вокруг него. Он подобен мухе, тонущей в стакане молока. Мухе, попавшей в паутину Правосудия.

Но он держится.

Десять дней. 8 мая двери больше не хлопают.

То ли весна победила ветер и сквозняки, то ли его невиновность одержала победу. Ничего определенного нет. Но следователь выглядит менее уверенным в своей правоте, а адвокат сияет. С ним очень вежливы. Ему даже пододвигают стул. Жюльен смертельно устал, но счастлив.

– Месье Куртуа… – Он сказал «месье»! Это хороший знак! – Месье Куртуа, обнаружились новые факты и…

Следователь смущен. Адвокат приходит ему на помощь:

– Вас собираются освободить под залог…

Он закрывает глаза, чтобы никто не видел, что выражает его взгляд.

– Очевидно, что новые факты потребуют дополнительного расследования, и нам, разумеется, придется задержать вас еще на несколько дней…

Следователь покашливает. Жюльен больше не слушает. Какая ему разница, что они там обнаружили, лишь бы его отпустили.

– …Я просто попрошу вас подвергнуться сегодня очной ставке, а потом дам вам отдохнуть.

Входит Жорж. У него опухшие глаза, как будто он проплакал всю ночь. Жюльен встает, идет ему навстречу, протянув руки. Тогда Жорж приходит в ярость, чуть не набрасывается на своего зятя, но, с трудом совладав с собой, отворачивается, бросив: «Негодяй!»

Жюльен кусает губы, потом улыбается:

– Верну я тебе твои деньги. Пусть только меня выпустят отсюда, я буду работать, чтоб вернуть тебе все…

Следователь и адвокат переглядываются. Когда Жюльена уводят, он слышит, как адвокат восклицает:

– Я же вам говорил, господин следователь. Видите ли, одна вещь меня очень смущала: свитер! С другой стороны, мой клиент морфологически не тот человек, который…

– Разумеется, разумеется… – задумчиво отвечает следователь.

В этот день у Жюльена прекрасный аппетит. Силы восстанавливаются. Когда к нему заходит побеседовать адвокат, он в прекрасном настроении.

– Ну что, наконец, вы поняли, что это не я? Но кто же в конечном счете?

– Ищут… Пока неизвестно…

Жюльен удивлен, но хотел бы это скрыть. Он еще остерегается. Ничто не подтверждает, что адвокат – его истинный друг.

– Знаете, мэтр… Я хотел бы попросить вас устроить мне свидание с женой.

Адвокат хмурится:

– Теперь?

– А почему бы и нет?

– Господи… Но это же вопрос такта.

– Такта!

Откуда это у них? Но он не настаивает.

– Понимаете, – продолжает адвокат, – это деликатный вопрос…

Да… Жюльен кивает. Должно быть, это очень деликатный вопрос. Только, в сущности, ему наплевать. Он думает лишь о завтрашнем или послезавтрашнем дне, когда выйдет отсюда… когда вздохнет…

– Вам придется рассказать мне о вашей ссоре с шурином, – говорит адвокат, радуясь возможности оставить скользкую тему, и тут же замечает, что попал из огня в полымя. – То есть позднее… когда вы почувствуете себя лучше.

– Ох! Жоржу я все верну. Выплачу до последнего сантима.

– Боюсь, что обещания его не устроят.

– Женевьева его обведет вокруг пальца.

– Но, Куртуа, вы, кажется, забываете, ведь она заговорила, – недоумевает адвокат. – Она приходила к следователю.

– Ах да!.. – осторожно произносит Жюльен.

К счастью, адвокат не настаивает. Он с облегчением прощается.

– Мы еще поговорим об этом. Оставляю вас наедине с приятной новостью.

– Спасибо…

Растянувшись на койке, он пытается разобраться. «Она» заговорила. Кто? Женевьева? Дениза? А может, эта матрона из гостиницы изменила свои показания?

– Ах! Полно! Какая разница, лишь бы выйти отсюда.

Он отлично проводит ночь.

Его снова приводят к следователю, и он видит Жоржа и Жанну. Смотри-ка! Она тоже пришла. Держится чуть напряженно, но спокойно. Жорж выглядит подавленным.

– Жюльен! – торопливо кричит Жанна. – Я все рассказала. Я призналась, что в ту ночь мы были вместе!

Он падает на стул, перед глазами у него туман. Жанна? Она сошла с ума. Все чувствуют себя неловко, кроме Жанны. Жорж глухо произносит:

– У меня был дом, Жюльен. Ты посягнул на него. Ты его разрушил. Этого я тебе никогда не прощу.

– Правосудия эти детали не касаются. Извините, месье Журлье. Куртуа, мадам Журлье добровольно рассказала то, о чем вы отказывались говорить. Это было благородно, согласен. Признаётесь вы, что субботнюю и воскресную ночь провели с мадам Журлье, вашей любовницей?

Слова теряют свой смысл, как только доходят до рассудка Жюльена. Ему, как утопающему, вдруг протягивают спасительную соломинку. Он глубоко вздыхает. Он смутно понимает, что ответ «да» может его спасти, и произносит:

– Да.

Жорж плачет, закрыв лицо руками. Жанна переводит дух.

Зачем она делает это?

Зачем он разрушает жалкое счастье Жоржа? «Я подлец, – думает он, – но живой!»

– Куртуа, – раздается голос следователя, – расскажите, пожалуйста, где вы с вашей любовницей провели эти две ночи?

– Простите?

– В каком месте вы были с мадам Журлье?

Он смотрит на Жанну. Она хочет заговорить, чтобы не позволить ему совершить оплошность. Что скажет он? В комнате воцаряется гробовая тишина.

– Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.

Жанна вздыхает с облегчением. Следователь – с досадой.

– Послушайте, Куртуа. Вы хотели сберечь относительный покой семейного очага вашего шурина… Я, разумеется, понимаю причины, побуждавшие вас молчать, но на данном этапе следствия…

Вдруг Жорж поднимается с места и резко прерывает его:

– Это невозможно! Невозможно! Жанна! Ты не из тех женщин, кто способен на такое!

– Жюльен тоже не из тех людей, которые могут совершить подобное преступление! – быстро отвечает она.

– Но мы с Женевьевой все время были с тобой! Как, когда ты могла встретиться с ним?

Жанна, которую Жюльен помнил всегда такой строгой и честной, лжет опять, чтобы спасти его. Лжет с холодным безразличием, как будто всю свою жизнь порядочной женщины она только и мечтала вываляться в грязи.

– Вы с Женевьевой отправились искать Жюльена в субботу вечером.

– Простите, мадам, – вмешивается следователь, – убийство было совершено в ночь с воскресенья на понедельник…

– Они выходили еще, месье. Они были у секретарши Жюльена. Моя золовка считала, что у них роман.

Его уводят. Адвокат, который за все время не произнес ни слова, идет с ним.

– Все это не очень красиво, но… – произносит он шепотом с брезгливым видом.

В этот момент дверь кабинета следователя открывается, и до них доносится голос Жоржа, который не в силах совладать со своим гневом:

– Слышишь, негодяй, я не остановлюсь ни перед чем… Ни перед чем…

Кто-то захлопывает дверь; Жюльен вздрагивает. Адвокат договаривает:

– Ну, вот вы и выпутались…

Жюльен размышляет, лежа на койке, тщетно ищет объяснения. Разве что она его тайно любила, Жанна! Вот уж никогда не подумал бы… В трудную минуту, когда ему так нужна была помощь, именно Жанна протянула ему руку. Не Женевьева. Не одна из его любовниц. Только эта женщина пришла…

Она довольно интересная. Жюльен в мыслях строит заново свою жизнь вместе с ней. Она уйдет от Жоржа…

Но, испытывая чувство приятной усталости, он отказывается мечтать о своем будущем, чтобы вернуться к фразе, сказанной адвокатом: «…вот вы и выпутались».

Глава XX

А потом все сразу рушится. Жорж не сдается. Он допросил горничную, и та призналась, что мадам не выходила из дома.

Жюльену сообщил об этом адвокат.

– В конце концов несчастная призналась, что солгала ради вашего спасения, – говорит он, презрительно поджав губы. – Она даже сказала, что не была вашей любовницей. Но муж, конечно, ей не верит… Так или иначе, они никогда теперь не будут счастливы. Благодаря вам.

Сколько зла! Неужели, что бы ни предпринял человек, остается одно только зло!

Жюльен возвращается в свой кошмар. Его уводят, приводят, а двери вновь начинают хлопать. Теперь малейший шум – пытка для его нервов. Следователь злится на Жюльена за то, что усомнился в его виновности. Адвокат – за то, что не сможет с блеском выступить в его защиту.

Проводят следственный эксперимент. Жандармы удерживают на расстоянии любопытных. Когда под охраной появляется Жюльен, толпа освистывает его. Он спотыкается, жалобно лепечет:

– Клянусь вам, я даже не знал, что надо выезжать через ворота Майо, чтобы попасть в Марли.

На него надевают плащ, суют в руку револьвер.

Жюльена сажают в его машину, вытаскивают из нее. Голова у него раскалывается. Он должен сделать несколько шагов.

– Здесь, сюда… Стреляйте… Ну, стреляйте же!

Он подчиняется… Вытягивает револьвер перед собой…

– Теперь поворачивайтесь и бегите… Стойте! Вот тут пуля вас останавливает…

– Но попадания не было… Пуля едва коснулась…

Этот момент вызывает споры. Остановился ли он? Не остановился? Кто-то предполагает, что первый выстрел был сделан жертвой. Маловероятно. Что же он делал в этом месте с револьвером в руке? Теперь как будто на него бросается ее муж. Статист делает вид, что борется с Жюльеном, хватается за пуговицу плаща – все это похоже на какую-то жестокую игру. Следователь кричит:

– Ну что же вы не стреляете, Куртуа?

В полной растерянности Жюльен, как ребенок, изображает звук выстрела: «Паф! Паф!» Толпа в ярости шумит. Охранник хлопает дверцей трейлера. Жюльен кричит, падает, катается в истерике по земле. Эта нервная разрядка – его единственная самозащита.

– У него припадок эпилепсии!

– Надо чем-нибудь разжать ему зубы, чтобы он не прикусил язык.

Врач делает ему укол, и он погружается в тяжелый, не приносящий облегчения сон…

Его уводят, его приводят. Неужели это никогда не кончится?

Он боится дверей, весь сжимается, скрючивается, когда переступает порог, придерживает двери рукой, чтобы они не хлопали.

– Сегодня мы приступим к рассмотрению последнего аспекта дела. У меня есть для вас маленький сюрприз.

Опять фотография. Взглянув на нее, Жюльен чуть оживляется. На снимке прелестная девушка. Он с удовольствием рассматривает ее, робко спрашивает:

– Я ее знаю?

У него украли настоящее, дали ему чужое прошлое и уродуют будущее. Что он теперь может знать? Следователь склоняет голову и с явным удовольствием произносит:

– Вы ее убили.

Он жестом останавливает адвоката, который слабо пытается протестовать:

– Минуточку, мэтр. Куртуа, вы узнаете эту девушку? Предупреждаю, трое свидетелей видели вас с ней.

– Тогда…

Он больше не осмеливается говорить «нет». Он теперь – лишь незначительное, ничтожное меньшинство, противопоставленное целому свету, отвергнувшему его.

– Пригласите мадам Куртуа.

Женевьева! Он дрожит от волнения. Она входит, опустив глаза, опираясь на Жоржа, который бросает на Жюльена испепеляющий взгляд. Он устремляется навстречу к жене, но его удерживают.

– Жюльен, умоляю тебя, мне и так тяжело, – произносит Женевьева устало.

Она изменилась, исчезли театральные жесты. Страдание сломило ее, превратив в старую женщину, в которой он с трудом узнаёт прежнюю Женевьеву.

– Жину…

Она качает головой:

– Я простила тебя, мой бедный Жюльен, но ты натворил столько зла…

– Я ничего не сделал! Ничего, Жину…

Жорж помогает сестре сесть. Следователь просит принести для нее стакан воды, затем осторожно показывает ей фотографию.

– Я узнаю ее, – говорит Женевьева. – Это она села в машину.

– Какую машину?

– В вашу, Куртуа, – отвечает следователь.

– Жину, подумай, что ты говоришь. Клянусь тебе самым для нас святым…

– Что могло быть для тебя святого, бедный мой Жюльен? – плачет Женевьева. – Я заметила, – обращается она к следователю, – что подол ее юбки отпоролся.

Он вскакивает, прежде чем его могут удержать, выхватывает у жены фотографию. Он должен признать очевидное: действительно, подол юбки отпоролся. Это доказательство. Женевьева не лжет. Но… а он? Доказательство чего?

– Кто это? – спрашивает он нерешительно.

– Ваша подружка, с которой вы провели уик-энд!

Раздавленный, он опускается на стул, сжимая пальцами виски, слышит как сквозь сон продолжение допроса. В какой-то момент адвокат спрашивает, уверена ли Женевьева, что Жюльен находился в машине, когда туда села девушка? Да, она ясно видела через стекло его затылок…

Следователь провожает Женевьеву до дверей. У Жюльена одна забота:

– Осторожней дверь, пожалуйста…

– Куртуа! – кричит адвокат, поднимаясь с места. – Ради бога, перестаньте ломать комедию и скажите правду.

Жюльен смотрит на него и не видит. Собственная жена обвиняет его. Должно быть, это правда. Он не слушает следователя. К чему? Однако одна деталь не дает ему покоя. Эта девушка, с которой он уехал… она-то должна знать, был ли Жюльен вместе с ней, не так ли?

– Дверь! – кричит он, просветлев. – Дверь открыта!

В нем возрождается надежда. Нельзя же играть фактами до бесконечности.

– Господин следователь, пригласите эту девушку. Когда она меня увидит, она вам скажет, что это не я!

Адвокат громко чмокает, следователь постукивает рукой по столу. Вначале звук тихий, но постепенно становится невыносимо громким. Жюльен делает над собой нечеловеческое усилие, чтобы не поддаться панике. Следователь считает, что Жюльен – крепкий орешек.

– Охотно допускаю, что вы не могли этого знать, но ведь я сам вам только что сказал, что вы ее убили.

– Убил? Она умерла?

Его это не удивляет. Он заранее готов услышать что угодно; ведь он единственный знает истину.

– Убили не своими руками, согласен. Мне пока неизвестно, где и как вы познакомились с Терезой Вилуа. Во всяком случае, вы ее соблазнили. Вы были в отчаянном положении. Ваша касса опустела. Вы задолжали шурину и другим, получив от них деньги обманом… Однако вы не отказываетесь от свидания с Терезой Вилуа. В Марли, увидев туристов, вы окончательно решили одним ударом убить двух зайцев.

– Господин следователь, – вмешивается адвокат, – вывод несколько поспешный.

– Вы полагаете, мэтр? Хозяева гостиниц часто имеют прискорбную привычку подслушивать у дверей. Вам, как и мне, известно содержание разговора между любовниками, подслушанного Матильдой Фрэньу. Ваш подзащитный детально разбирал возможности обмена валюты на черном рынке. Он рассчитывал, что найдет у Карасси двести-триста тысяч франков.

– Разве этой суммы было достаточно?

О чем они говорят?

– Да, мэтр. Несчастная Тереза была беременна. От Куртуа. И он это знал. Она призналась ему как раз в Марли. Не имея денег, опасаясь скандала, Куртуа ударился в панику. Ему нужны деньги, которых по крайней мере хватило бы его любовнице на аборт. Вот мотив преступления.

У Жюльена невольно возникает интерес к этой истории, его истории. Он прислушивается.

– К несчастью, Тереза воспитана в старых традициях. Она любит Альфреда, с которым у нее связь и за которого она собирается выйти замуж. Вернувшись домой после этого трагического уик-энда, она рассказывает обо всем своему возлюбленному, и несчастные молодые люди лишают себя жизни.

– Из-за меня… – скорее утверждает, чем вопрошает Жюльен.

– Именно так.

Следователь достает часы. Жюльен боязливо притрагивается к ним. Это настоящие часы. Он читает надпись на крышке: «Педро от его Жермены».

– Эти часы принадлежали убитому вами человеку. Вы украли их и подарили Терезе Вилуа, чтобы отблагодарить ее за расположение к вам. Перед смертью она выбросила их в окно, чтобы не сохранилось ничего от вашей позорной связи.

Следователь вздыхает и обращается к адвокату:

– Еще одна драма, когда нищета вынуждает девушку продавать себя… Но эта драма позволила нам установить истину от начала до конца.

Жюльен кивает неожиданно для самого себя. Неужели только что за ним захлопнулась последняя дверь?

Его мозг продолжает подспудно работать. Он пытается как бы установить шкалу гнусности, низости: убийство Боргри ни за что не сравнится с этими жуткими преступлениями.

– Я скажу вам правду… – начинает он.

Ему странно слышать свой голос. Секретарь готов записывать. Адвокат сидит с открытым ртом. Следователь поудобней устраивается в кресле, у него ироническое выражение лица – он заранее не верит ни единому слову.

– Я провел весь уик-энд в лифте в здании «Ума-Стандард».

Рука секретаря застывает. Адвокат закрывает рот, а следователь меняет позу.

– Вы смеетесь над нами, Куртуа?

Это уж слишком. Жюльен встает и кричит, воздев руки к небу:

– Я убил Боргри! Слышите? Это я его убил! Из-за этого я весь уик-энд просидел в лифте!

Он не может дольше сдерживаться, выкладывает множество противоречивых деталей.

– Замолчите! Я приказываю вам замолчать!

– Нет! Дайте мне сказать! Я не могу так больше!

Присутствующие раздосадованно переглядываются. Его уводят.

В камере записывают его показания. Потом он ждет.

Он чувствует себя почти что счастливым, такое облегчение принесла ему исповедь. Он снова стал таким же человеком, как и другие, вернулся в свою собственную жизнь.

На следующий день он входит к следователю с высоко поднятой головой.

– Куртуа, – говорит следователь, – вы ссылаетесь на это преступление, чтобы доказать свою невиновность в другом. Вероятно, это плод вашего воображения, подстегнутого чтением газет. Или же вы руководствовались стремлением нести ответственность за менее гнусное убийство, чем то, которое вы совершили. – Следователь с довольным видом прогуливается по кабинету, заткнув большие пальцы за пройму жилета. Жюльен пока не улавливает смысла сказанного им. – Однако правосудие готово прислушаться к вашим словам, если вы представите хоть малейшее доказательство в подтверждение вашего признания.

– Доказательств нет, господин следователь. Я уничтожил все улики, так как не думал, что меня обвинят…

Следователь не дает ему договорить и обращается к адвокату:

– Ну, теперь вы убедились, мэтр?

– Но ведь я признался! – Жюльен изумлен.

– Выслушайте моего подзащитного до конца… – колеблется адвокат.

– Как вам угодно! – раздраженно соглашается следователь. – Но все улики, которыми мы располагаем, говорят о том, что преступление в Марли совершил Куртуа!

Он сердится и с шумом задвигает ящик письменного стола. Жюльен прикрывает уши руками, произносит умоляюще:

– Только не двери! Что хотите, только не двери!

Следователь жестом обрывает его.

– Не начинайте опять симулировать, прошу вас. Психиатры признали вас на сто процентов вменяемым. Отдаю вам должное за выдумку с лифтом. Технически это возможно. Мы проверяли. К сожалению, практически это маловероятно, особенно учитывая свидетельские показания…

Адвокат наклоняется к Жюльену и мягко произносит:

– Этот Боргри, которого вы якобы убили, Куртуа, покончил с собой. Я внимательно изучил дело. Если бы вы могли мне помочь хоть за что-нибудь зацепиться!

Жюльен тщетно пытается собраться с мыслями.

– Господин следователь, – вновь заговаривает адвокат, – не следует, однако, забывать, что неоспоримое доказательство самоубийства Боргри, обычное в таких случаях письмо – «решив уйти из жизни» и так далее, – отсутствует.

– Согласен, – спокойно отвечает следователь.

Адвокат поворачивается к Жюльену, испустив удовлетворенный возглас. Жюльену такой поворот дела тоже нравится. Сумасшедший поезд возвращается на свои рельсы. Это положительный момент…

– Согласен, однако при одном условии. Пусть Куртуа откажется от выдумки с лифтом. В таком случае я охотно допускаю, что Куртуа убил Боргри, инсценировав самоубийство… Так было дело, Куртуа?

Жюльен несколько раз кивает. Следователь улыбается.

– Но, не удовлетворив свой кровожадный инстинкт, он отправляется в Марли. Если вы этого хотите, я с удовольствием добавлю к делу и убийство подпольного банкира!

– Но лифт, господин следователь, – в голосе Куртуа слышны слезы.

– Смешно! Все это игра воображения. Вскрытие установило, что Боргри умер между половиной шестого и половиной седьмого вечера. Ваша секретарша, Куртуа, категорически утверждает, что в это время вы не покидали свой кабинет.

– Погодите… Погодите… Мне надо подумать.

– Вот-вот, – кивает следователь, – подумайте. Может быть, в следующий раз вы найдете что-нибудь поумнее. – Он встает. – Но следующего раза не будет. – Его рука рубит воздух, как нож гильотины, подчеркивая слова «не будет».

Жюльена Куртуа охватывает то странное спокойствие, которое испытывает человек, смирившийся наконец с неизбежной катастрофой. Абсолютно все двери захлопнулись. Бояться больше нечего. Молча, не торопясь, он подходит к двери кабинета, открывает ее и с силой захлопывает, чтобы доказать самому себе, что он больше не боится. Но все же, не сдержавшись, вздрагивает.

– Господин следователь, – говорит он невыразительным голосом, – все кончено. Ничего не осталось. Я сам уже не знаю, кто из нас прав, вы или я. Важно одно – для меня завтра больше не существует. Некоторым образом даже чувствуешь себя спокойней. Знаете, как в делах, когда расплачиваешься наличными. Понимаете… Надеешься, надеешься… и… – Он грустно улыбается. – Надежда – это жизнь в кредит. Отчаяние – расплата наличными.

Похожие статьи:

Проза → ДЖЕЙМС КЕЙН. ПОЧТАЛЬОН ВСЕГДА ЗВОНИТ ДВАЖДЫ. Детектив

Проза → УИЛЬЯМ ФОЛКНЕР. ОСКВЕРНИТЕЛЬ ПРАХА. Необычный детектив

Проза → ДЖЕЙМС ХЕДЛИ ЧЕЙЗ. ВЕСЬ МИР В КАРМАНЕ. Детектив

Проза → ВИКТОР АСТАФЬЕВ. ПЕЧАЛЬНЫЙ ДЕТЕКТИВ. Роман

Проза → БРАТЬЯ ВАЙНЕРЫ. ГОНКИ ПО ВЕРТИКАЛИ. Детектив (начало)