Сэмюэль Тэйлор Кольридж

ЮБОВЬ
          (Love)

   Перевод С.Я.Маршака ( ок.1915 г.)


Восторги, страсти и мечты,
Все, что волнует нашу кровь, -
Питает ясный, чистый свет
   Твоих лампад, Любовь.

Мне часто снится наяву
Воспоминанье дней былых,
Когда лежал я на холме
       У башен вековых.

С зарей мешался блеск луны
И предо мной стояла дева, -
Моя надежда и любовь,
     Мой ангел - Женевьева.

Я пел, и слушала она,
Облокотясь у изваянья
Стального рыцаря - в лучах
     Закатного сиянья.

Так мало горя и забот
В душе у юной Женевьевы,
Но любо слушать ей мои
   Печальные напевы.

Я пел ей повесть старины.
Рассказ был мрачен и печален,
Суров и дик, как скорбный вид
Седеющих развалин.

Она внимала, глядя ниц,
В румянце нежного смущенья,

Боясь взглянуть и встретить взгляд
Любви и восхищенья.

О скорбном рыцаре гласил
Рассказ далекой старины
Как обожал он десять лет
   Принцессу той страны.

Как он страдал ...   Но мой напев
Подобен страстной был мольбе,
Как будто пел я о другом,
      А думал о себе.

Она внимала, глядя ниц,
С волненьем пламенным в крови,
Прощая пристальный мой взгляд,
     Исполненный любви.

Когда ж я пел, с каким стыдом
Был верный рыцарь прогнан  прочь,
И, обезумев, в чащах гор
    Скитался день и ночь,

Как выходя из темных нор,
Иль выбегая из дубрав,
Иль возникая в блеске дня
Среди зеленых трав, -

Как у разбойников отбил
Безумец даму в поздний час, -
Не зная сам, кого от мук
       И от позора спас.

И как, в раскаянье обвив
Колена рыцаря рукой,
Пыталась леди возвратить
         Душе его покой.

И в тихий грот его взяла
И не смыкала ночью глаз,
Пока в себя он не пришел -
   Увы, в предсмертный час,

И прошептал ... Но лишь достиг
Я скорбной повести предела,
И, дрогнув, голос мой упал
   И  арфа  онемела, -

Все то, что властно над душой,
Объяло сердце Женевьевы:
Волшебный вечер, мой рассказ,
    И скорбный вздох напева,

И дум и чувств неясный рой,
И страх, дающий жизнь надежде,
И все желанья, глубоко
        Подавленные прежде, -

Все потрясло ее до слез -
Любви, восторга, состраданья ...
И шепот с губ ее слетел -
     Чуть слышный, как дыханье.

Она звала меня - и грудь
Ее вздымалась молодая.
Поймав мой взгляд, она ко мне
  Приблизилась, рыдая.

Руками шею обвила,
Приникла робко и несмело,
И мне украдкою в лицо,
   Откинувшись, смотрела.

То страсть была - и страх, и стыд,
И было робкое стремленье
Тесней прижать младую грудь -
    И скрыть ее волненье.

Но успокоенная мной,
В своей любви призналась дева
И с той поры она - моя,
     Мой  ангел - Женевьева!


1799