ОДИН РАССКАЗ. ПРОДОЛЖЕНИЕ 2

Мих. Лимаренко

                                                                                                                                                  Светлой памяти СССР посвящается.

                                                                                              ОДИН РАССКАЗ

                                                                                              Продолжение 2

   Сад на противоположной стороне Слабогорной пользовался дурной славой. Представлял он собой абсолютно непроходимое и непроглядное, ствол к стволу, скопище неведомых деревьев – высоченных, искорёженных, сплёвшихся и сросшихся между собой колючими ветвями сверху донизу. Назвать это садом можно было с очень большой натяжкой, но другого слова жители Динамита придумать не смогли.

   Когда-то на этом месте жила бабка Горпина, и никакого сада вовсе не было. Бабка вела своё хозяйство не как все: люцерну не выращивала, кролей и гусей не держала; на всех десяти сотках земли обильно произрастали зелёные и оранжевые тыквы, а в крытом соломой хлеву хрюкали и повизгивали поросята. Бабкин стиль хоть и шёл вразрез с общественным мнением, но, всё же, никаких неприятностей и неудобств согражданам не доставлял.

   Всё началось после смерти бабки Горпины, когда в опустевший дом вселилась её внучка – Поля. Вообще-то, поначалу она хотела продать бабкин дом и вернуться обратно в свой Центроград – продолжать искать счастье. Но судьба распорядилась по-другому, и счастье своё Полина встретила именно здесь, в Динамите. Пришёл к ней торговать дом кудрявый Ким Задонец – бывший воин-пограничник, красавец-бригадир и член цехкома – да так в этом доме и остался навсегда.

   Завод организовал комсомольско-молодёжную свадьбу с оркестром и красным шампанским, и зажили Задонцы душа в душу, в мире и согласии. Один раз за всю жизнь только и поссорились, когда сын родился. Поля хотела назвать первенца Израилем, в честь своего отца, а Ким мечтал продолжить свою семейную традицию: КИМ – Коммунистический Интернационал Молодёжи, значит и у сына должно быть соответствующее имя. Верх одержал глава семьи. Наследника нарекли Славой – в честь КПСС.

   Неприятности у Задонцев начались, когда Славка перешёл в третий класс. По просьбе сына Ким подписался на журнал «Юный натуралист». Никто не мог предположить тогда, что безобидный «Юный натуралист» в сочетании с «Политическим самообразованием» может стать причиной событий трагических и душевредных.

   По фатальному стечению обстоятельств Ким прочитал в «Юном натуралисте» довольно обширную статью о Мичурине, а в «Политическом самообразовании» — крохотную заметку о мировых ценах на розовое масло. Наблюдательность бывшего пограничника соединила эти две информации в единый образ, а тренированный мозг члена цехкома тут же сделал единственно верный вывод: нужно, используя Мичуринские методы, привить чайную розу (на кладбище розовые кусты росли в огромном количестве) к дикорастущей акации. Оставалось определить экономичность предполагаемого мероприятия. Ким взял карандаш и, стараясь ничего не упустить, записал цифровые данные для расчёта:

   1. Площадь земли (за вычетом дома, хлева и соб. будки) – 900м².

   2. Сколько посадить акаций – 900 шт.

   3. Привить на каждое дерево веточек розы – 300 шт.

   4. Сколько новых побегов даст каждая прививка через три года – 8 шт.

   5. Сколько получится (с каждой веточки) розового масла – ну, пусть, 20 гр.

   6. Сколько стоит один гр. розового масла (если в рублях) – 20 руб.

   Перемножив цифры из пунктов 2, 3, 4, 5 и 6 и увидев результат, Ким побледнел. Итоговая сумма поражала своей необъятностью. Она почти совсем не пострадала даже тогда, когда Ким вычел из неё затраты на удобрения, маслодавильный пресс и доставку готовой продукции на рынок в Центроград.

   Ким вырвал листок с расчётами из тетрадки, бросил его, скомкав, в печь и долго смотрел на пламя слезящимися, безумными глазами.

   Ранней весной закипела работа. Ким выкапывал в ближайшей лесополосе молоденькие акации, переносил их на свой огород и высаживал в заранее подготовленные ямки. В каждую ямку уже были насыпаны щедрой рукой азотно-фосфорно-калийные удобрения, вперемешку с коровьими лепёшками и стимуляторами роста. Удобрениями Ким пичкал свои насаждения и в дальнейшем, регулярно и обильно, так что уже через год склады магазина опустели. Тогда Ким пошёл другим путём: он таскал с завода всё, что по внешнему виду хотя бы отдалённо напоминало селитру или суперфосфат, карбамид или аммофос, и любовно потчевал своих колючих питомцев зловонными растворами. Сад рос буквально на глазах. На третий год Ким занялся главным делом – прививкой. Процедура была сложной, трудоёмкой и небезопасной – колючки на вскормленных необычным способом акациях выросли пугающих размеров, и к окончанию работ по прививке в глазах у Задонца вместо блеска одержимости всё чаще вспыхивали искорки жестокости и первобытной суровости.

   От постоянных физических перегрузок в течение этих трёх лет у Кима образовалась грыжа, и пришлось лечь в больницу, где он провалялся два года, перенеся несколько операций. Затем последовала годичная реабилитация на грязях в Краснозмейском санатории для работников цехкомов. В итоге получилось, что не был дома Ким Задонец целых три года.

   Всё это время сад оставался без присмотра и, вырвавшись из-под опеки преобразователя природы, развивался по собственному усмотрению. И развился в отвратительного монстра, утыканного ядовитыми шипами и заросшего шершавыми, иссиня-чёрными листьями. Молодые побеги заполнили межствольное пространство с густотой осетинской щетины, а в росте и в колючести намного превзошли материнские деревья. С ублюдочных коричневых цветов постоянно сочилась и капала на землю какая-то тягучая, воняющая креозотом слизь, а в самой середине непроглядной чащобы что-то чавкало и, казалось, ворочалось. На сад всё это было похоже так же, как зелёный дикий кабан с головой слона и жалом скорпиона на голубиное яйцо.

   Когда Ким, исшрамленный и перетянутый бандажами, как революционный матрос пулемётными лентами, переступил после долгой разлуки родимый порог и увидел плоды своих стараний – с ним случился первый инфаркт.

   А когда Ким, очнувшись, открыл глаза и посмотрел на сад ещё раз – с ним случился второй инфаркт.

   Вызывали «скорую», но в этот раз Полина мужа в больницу не отдала, а лечила самостоятельно. Мастерица на все руки, она выходила своего ненаглядного, умело сочетая горчичники, банки, настойки шалфея и календулы с валидолом и прямым массажем сердца. Через неделю Ким уже выходил на свежий воздух и задумчиво сидел на скамейке у ворот, опершись на палочку. На сад он больше не смотрел – и врачи запретили, и Полина не советовала.

   Самое неприятное случилось в начале июля, за неделю до семейного совета у Жлобов. Среди ночи в саду что-то завыло. Завыло так жутко и грандиозно, что сука Короста, сторожившая сад, сорвалась с цепи и разбилась насмерть, налетев в темноте на фонарный столб, а утренняя смена на заводе задержалась на два часа – люди боялись выйти из дому.

   Кима вызывали в заводоуправление, «на ковёр» к начальству. Беседа в парткоме длилась более двух часов. О чём говорили – узнать никому не удалось, но выбежал оттуда Задонец весь мокрый и взъерошенный, с топором в руках.

   С этим топором он набросился на свой сад, разя колючих уродцев направо и налево, и выкрикивая при каждом взмахе: «Твою Мичурина мать!». Но деревья оказались топороустойчивыми, и неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Полина не увела обессилевшего и истерзанного шипами мужа в дом.

   Выполз он на свет божий только в субботу и теперь, сидя на скамейке, бессмысленно созерцал как Самсон и Пётр ломают забор…

   Забор соседи свалили быстро и довольно удачно – один край сразу же лёг на заблаговременно подставленные клетки с Зуёвскими кролями. Под другую сторону будущего стола Самсон, под аккомпанемент рекомендаций родственников, подставил все пять своих клеток.

   Родственники Самсона приехали ещё вчера и теперь слонялись по двору, не зная чем заняться. Путались под ногами, мешали советами, задавали ненужные вопросы, назойливо требуя к себе внимания.

   Чем занять не в меру энергичных с похмелья гостей придумал Пётр. Он поручил им заняться собакой: отвязать Рэкса от будки и привязать в дальнем углу огорода, объяснив:

   – А то ж он всю свадьбу перекусает. Шизофреник чёртов!

   Возня с незнакомым и нервным псом отвлекла гостей на несколько часов, и хозяева могли спокойно заниматься своими делами.

   Вообще-то, приехавшие были не близкими родственниками Самусивов, и в гости их никто не приглашал. Самсон уточнял этот вопрос с Изабеллой и, на всякий случай, с Петром, но безрезультатно. Выяснили только более-менее определённо, что Юлий Пидул – так назвался гость, лобызая Самсона и называя его при этом «дяхан», – племянник Самсона, а пьяная женщина, приехавшая вместе с ним, – жена его соседа или сослуживца.

   У Самсона ни братьев, ни сестёр не было – и племянником этот самый Пидул быть не мог. Но приехал он из села Чужаки, где, по словам Юлия, была родина двоюродной бабки Самсона, и какая-то степень родства, возможно, если разобраться, всё же была. Все сомнения развеялись, когда Юлий провозгласил:

   – Дяхан! Я не хочу, чтобы ты думал, что не все слова, сказанные мной, соответствуют тому, что я сказал, – и выставил на стол трёхлитровую банку самогона.

   Когда стемнело, и Изабелла загнала Кольку в дом спать – утерянные когда-то родственные связи были уже полностью восстановлены.

   – Колька! Вот – Юлик. Твой дядя. Пидар! – представил Самсон гостя сыну.

   На что пьяная женщина хрипло захохотала, Изабелла сплюнула, а Пидул уточнил:

   – Село Чужаки, колхоз «Искра». Наливай.

   – А это – тётя? – с большим сомнением спросил Колька, уставившись на пьяную женщину.

   – Тётя, тётя, – подтвердил Юлий. – Тётя-Мотя. А ты пионэр?

   – Пионер.

   – Молодец! Я тоже пионэр, – радостно заржал «дядя». – Юннат-тимуровец!

   Сидящие за столом зашлись смехом.

   – А я, когда вырасту, как вы, – буду коммунистом, – заявил Колька. – И буду лес рубить для паровоза.

   «Дядя» поперхнулся самогоном и посерьёзнел:

   – Лес рубить? Эт-то хорошо. Но – нормы выработки, Коля! Ёшь твою налево! – Юлий обхватил голову руками и закачался всем туловищем, рискуя свалиться на пол. Потом брякнул руки на стол и, мгновенно забыв о Кольке, перескочил на другое, обращаясь уже к Самсону:

   – Я ж ничего не вижу, говорю. Слепой, говорю, как музыкант. Понял? А он? Не знаешь? она знает, – Пидул мотнул головой в сторону «тёти-Моти» и икнул. – Говорит, будешь ночным сторожем. Понял? Ноч-ным. Всё равно, говорит, темно. А яма! Не поверишь!

   – Поверю! – Самсон решительно хлопнул по столу ладонью.

   – Ладно. Наливай.

   Все выпили.

   – Да, – продолжал Юлий. – В ширину – во! В длину – вообще! Даже больше. Глубина-а! И днём дна не видать. А я ж ночью. Ну, и это дело… Охраняй, говорит… Ты представляешь?! А берданка – казённая. Ты понял? Вдре-без-ги! Вдребезги, говорю. И нога. Два месяца – гипс. Но всё путём. Уже зажило. Глянь!

   Новоявленный племянник водрузил на стол ногу в дырявом носке и, чудом не опрокидываясь вместе со стулом, подтащил вверх штанину, оголив волосатую ногу. На ноге синела корявая наколка: «Они устали», а чуть повыше: «Левая».

   – А, нет! На другой, –  Юлий решительно начал менять ноги местами.

   Эта процедура особого ущерба застолью не нанесла, поскольку «тётя-Мотя» успела схватить банку с самогоном со стола и прижать к груди.

   На шум выскочил уже было уснувший Колька и ошарашено воззрился на дядю Юлика из колхоза «Искра». Верхняя часть лежащего на полу дяди была накрыта скатертью в мокрых разводах, а нижняя – перевёрнутым ножками вверх столом.

   Не дослушав до конца мнение Изабеллы по поводу происходящего, вся компания на цыпочках, сваливая оставшиеся стулья, двинулась к выходу. Допивали уже во дворе, разложив нехитрую снедь на кроличьей клетке. Под этой же клеткой гости сегодня и проснулись.

   Домики ушастых грызунов заметно потеряли в живом весе со вчерашнего дня, и в воздухе витал аромат жареного мяса, а кроличьи шкурки, облепленные мухами и гусиным пухом, покачивались на гвозде под крышей сарая. Гусей, павших за честь свадебного стола, хозяйки к этому часу уже ощипали и теперь фаршировали яблоками.

   Младшие дети ещё спали, когда вернулся с ночной смены Владимир. Он вошёл во двор, сгибаясь под тяжестью громадного рулона брезента, и плюхнул ношу на землю. Работавшие оглянулись на звук и подошли к Владимиру.

   Пётр, деловито пощупав брезент пальцами, поинтересовался:

   – На навес хватит?

   – Сто квадратов, – Владимир хлопнул по рулону ладонью, подняв облако пыли. – Лёнька встал уже?

   – Ага, – Пётр мотнул головой в сторону открытой двери. – Оформление малюет. Тоже ж надо.

   – Надо, – согласился Владимир. – А я с шофером договорился. В десять должен быть. Что это там Рэкс разрывается? Взбесился, что ли?

   – А-а, – Пётр неопределённо махнул рукой.

   – Шофер на ЗИМе? – вклинился в разговор Самсон.

   – А как же! – Владимир довольно хохотнул. – Гулять – так гулять!

   Информация была из приятных, и соседи с новой энергией принялись за работу…

                                                                                      Продолжение следует

Похожие статьи:

Авторская проза → ОДИН РАССКАЗ. ПРОДОЛЖЕНИЕ 4

Авторская проза → ОДИН РАССКАЗ. НАЧАЛО

Авторская проза → ОДИН РАССКАЗ. ПРОДОЛЖЕНИЕ 5

Авторская проза → ОДИН РАССКАЗ. ПРОДОЛЖЕНИЕ 1

Авторская проза → ОДИН РАССКАЗ. ПРОДОЛЖЕНИЕ 3